Операция "Молодожёны" или Задачка о чёрном квадрате

Часть первая. Большая война. -1-

«А утро к нам сбегает с горки,
Хороший день приносит вновь.
Привет тебе, мой город Горький,
Моя судьба, моя любовь!»

Популярная советская песня 1970-х.

Стихи Юрия Визбора.

«Контрразведка - это не загадочные красотки, рестораны, джаз и всезнающие фраера, как показывают в фильмах и романах. Военная контрразведка - это огромная тяжелая работа...»

Владимир Богомолов. «В августе сорок четвертого...» («Момент истины»)

***

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО.

«В течение ночи на 10 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

На одном из участков Западного фронта наши бойцы, сломив сопротивление противника, заняли 7 населенных пунктов. Немцы понесли большие потери в людях. Отряд наших лыжников перерезал дорогу между двумя важными населенными пунктами, занятыми противником.

Группа немцев напала на пункт связи одной из наших частей. Советские связисты во главе со старшим лейтенантом Федотовым отбили нападение немцев. Потеряв 8 человек убитыми, гитлеровцы отступили. Преследуя врага, связисты захватили ручной пулемет и 4 лошадей.

Теперь стало известно о героическом подвиге, который совершил 62-летний колхозник Иванов Иван Петрович в дни, когда немецкие бандиты захватили село Лишняги, Серебряно-Прудского района, Тульской области. Гитлеровцы предложили тов. Иванову проводить их в соседнее село Подхожее. Колхозник Иванов отказался выполнить приказ. Избив старика, немцы силой заставили его показывать дорогу. Тогда Иванов завел немцев в глухой лес. 30 немецких автомашин, груженых оружием, завязли в глубоком овраге. Взбешенные гитлеровцы расстреляли славного патриота. Однако сами немцы из леса выйти не могли. Большинство немецких солдат и офицеров заблудилось в лесу и замерзло».

1.

- Прилетим, сразу же уйдем к своим! - сказал Ромашов перед самой погрузкой в самолет.

Лидия, услышав это, встрепенулась, подняла на него черные, испуганные глаза. Встретилась взглядом с испытующим и тоже испуганным взглядом Ромашова. В первое мгновение она подумала, что он ее проверяет, провоцирует, но потом поняла, что нет, только ищет поддержки. Его губы выжидательно дрожали, то срываясь в нервную улыбку, то сжимаясь в нитку. Она молча кивнула и сильно сцепила зубы, так что ее острые, белые, словно алебастровые, скулы стали еще бледнее и острее.

Ромашов облегченно выдохнул. Круглое чистое лицо его просветлело, зарумянилось.

Перед взлетом он начал молиться — как умел. Знал только «Отче наш», ее и шептал.

- Ты верующий? - спросила Лидия вполголоса. Ромашов не расслышал из-за шума моторов, но понял вопрос по интонации.

- Теперь, кажется, да, - ответил он, пряча голубые глаза за веками. - Я летать боюсь... Да и вообще страшно. Как там будет... у наших...

- Даст бог — выплывем.

Лидия, таясь от немецкого офицера, осенила себя крестным знаменем и посмотрела в иллюминатор. Лететь предстояло долго.

Их выбросили с парашютами ночью в нескольких километрах от города Арзамаса в небольшом придорожном леске. Погода стояла удачная — тучно, хмуро, но безветренно и без осадков.

Лидия приземлилась первая. Она и прыгала первая — не любила ждать, везде только вперед. «Вот и допрыгалась» - зло ругалась она про себя, в очередной раз припоминая то, как попала в плен. Собрала парашют, спрятала его в подлеске, забросала пышным мартовским снегом, но сильно хитрить не стала — все равно сдаваться, так какая разница? Двинулась туда, где по ее прикидкам должен был приземлиться Ромашов.

С Василием Ромашовым она познакомилась два месяца назад в немецкой диверсионной школе. Он был одним из шестнадцати таких же как она — плененных и давших согласие сотрудничать красноармейцев, курсантов-диверсантов. До плена служил в пехоте.

Девушек из шестнадцати человек было лишь двое — Лидия и еще одна неприятная девица с щербатым ртом. С Ромашовым единственным Лида сошлась более-менее близко. Он мало разговаривал, много читал (в школе обустроили неплохую библиотеку, правда все книги были на немецком), интересно рассказывал, если попросить, и не лез в душу. А еще был застенчив и кроток как ягненок, Лидию даже порой тянуло его пожалеть. Это сближение заметил капитан Отто фон Бонке и соединил их в группу. Главное в дуэте, говорил он, чтобы один понимал другого с полуслова... Они и понимали.

Никакого плана по сдаче своим у них не было, они даже не разговаривали на эту тему, но где-то в глубине души Лидия знала, что работать на немецкую разведку не станет. Ее не раз подмывало спросить Ромашова относительно его намерений, но она не решалась. Побоялась, конечно. Когда он сам сказал «уйдем к своим», у нее отлегло от сердца.

Ромашов нашелся метрах в трехстах. Сидел на пеньке, с шальными глазами, бледный, опустошенный после полета и прыжка, давшихся ему, по всей видимости, непросто, и разминал правую ступню.

- Повредил?

- Не знаю... Как будто хрустнуло что-то... И побаливает.

- Идти можешь?

- Попробую.

Вместе они прошли еще метров двести. Аккурат на середине полянки, укрытые сдувшимся куполом парашюта, лежали ящики с их вещами и лыжами. Лидия первым делом проверила сохранность рации, потом помогла Ромашову стащить защитный комбинезон и переодеться в гражданскую одежду. Переоделась сама. Теперь они ничем не отличались от обыкновенных жителей любого советского города — теплые фуфайки, рукавицы, валенки с галошами. Лида обвязала голову серым пуховым платком, переложила в ранец рацию, деньги и поддельные документы.

Ромашов тем временем изучал карту. Он светил фонариком на компас и пытался понять где они находятся.

- Ближайшая дорога вот. Значит идем сюда, километра полтора... Потом до Арзамаса... Город большой, там должно быть отделение НКВД. Сдадимся — и дело с концом.

- Нас расстреляют. За пособничество врагу. За измену.

Ромашов рассеянно пощелкал фонариком.

- Не должны. Мы же сами сдались. Мы никому не успели навредить. Мы расскажем все, что знаем. Не должны.

Лидия покачала головой, но спорить не стала.

- Я не хочу умирать, - голос Ромашова прозвучал сипло. - Тем более не сейчас, когда столько всего позади...

- Я тоже не хочу. Но и крысятничать по тылам тоже не собираюсь. Будь что будет.

- Да, будь что будет.

...По неопытности немного заплутали, но в конечном итоге все-таки вышли к дороге, пусть и не совсем там, где рассчитывали изначально. Зато почти сразу повезло: в сторону города худая пегая кляча тянула телегу. Правил повозкой седобородый скрюченный старичок. Он вез в больницу молодую беременную женщину. Она лежала, укутанная для тепла сеном и время от времени стонала.

Завидев двоих ночных путников, едва успевших скинуть в сугроб у дороги лыжи, дед сначала было испугался и хлестнул лошаденку по крупу вожжами, но рассмотрел, что Ромашов хромает, и остановился.

- Чьих будете?

- Не местные, - ответила Лидия. - До города нам надо, дедушка. Не подвезете?

- С ногой-то чего?

- Подвернул, кажется. Прыгнул неудачно, - улыбнулся Ромашов.

На деда его улыбка произвела благоприятное впечатление. Он крякнул и оголил редкие, через один, зубы. Последнюю фразу он понял по-своему.

- Напрыгаешься по нашим кочкам, не только ногу вывернешь, но и шею. Садись, робяты, подвезу. Могу прям до больницы. Соседку вона везу... Рожать, ишь, приспичило, а хельдшерица ее в город отправила, мол, не родит сама, рабеночек как-то не так лежит... Вот и везу.

- Нет, нам до больницы не надо, дедушка, - сказала Лидия, устраиваясь на боку телеги. - Просто до города.

- Довезем. Втроем-то все не скучно. С энтой-то не поговоришь, тока ноет. Меня дядей Митей звать, а вас?

- Маша, - ответила Лидия.

- Петр.

- Хороша у тебя жёнка, Петр! - подмигнул Ромашову дед и заговорщически ткнул его локтем в бок. - Глазищами-то, ишь, из-под платка светит: зырк-зырк!

- Хороша...

Лидия против воли улыбнулась, а когда Ромашов кинул на нее беглый взгляд почувствовала, что еще и покраснела. Отвернулась, сама на себя сердитая, но в сумерках и так не было видно ее зардевшегося лица.

- Дядь Мить, помираю... - протяжно крикнула роженица.

Дед встрепенулся и взмахнул вожжами:

- Щас, милая, терпи... Поехали, благословясь... Нннооо, пошла, курва-скелетина, ети тебя за ногу...

В город въехали рано утром. Навстречу стали попадаться редкие полуторки с сонными водителями, хмурые прохожие, в основном женщины. На какой-то площади распрощались с разговорчивым дедом — за полтора часа он поведал историю своей семьи до седьмого колена и все деревенские сплетни.

Когда телега скрылась из вида, Ромашов сказал вслед:

- Болтун-находка для шпиона. Вот а были бы мы настоящими шпионами? Открытость всегда нашему человеку боком выходит...

- Не будем говорить про него?

- Думаю, не стоит.

Мимо спешил интеллигентного вида мужчина в шляпе и дорогом пальто.

- Товарищ, вы не подскажете как пройти к отделу НКВД? - обратилась к нему Лидия.

- Через две улицы. Отсюда направо, потом налево... - нехотя ответил мужчина и, окинув их подозрительным взглядом, поспешил восвояси. Споткнулся о бордюр и едва шляпу не потерял.

- Наверное, сталкивался уже с чекистами. Пугливый... - попытался пошутить Ромашов, но вышло не смешно. Лидия передернула плечами, словно от холода.

Их обоих начинало потряхивать от волнения.

У самого входа в здание НКВД Лидия, всю дорогу шедшая впереди, вдруг заробела. Встала как вкопанная, замерла.

- Вася... Я не могу. Ноги не идут.

Ромашов взял ее озябшую ладонь в свою, большую и теплую.

- Чему быть, того не миновать, - тихо улыбнулся он и потянул Лидию за собой, как телка на веревочке.

Заспанный дежурный офицер не сразу сообразил чего от него хотят двое колхозников, ввалившиеся в кабинет ни свет ни заря.

- Мы — немецкие диверсанты, - терпеливо и очень спокойно втолковывал ему Ромашов. - Пришли сдаться. Явка с повинной, понимаете?

- Шуточки у вас, конечно, товарищ, с утра пораньше.

- Это не шуточки. Лида, покажи рацию.

Лидия сняла с плеч Ромашова ранец, грохнула им об стол.

У дежурного офицера, когда он увидел новенький немецкий аппарат связи, глаза в прямом смысле слова полезли на лоб, причем вместе с ушами — аж фуражка приподнялась.

Он судорожно закашлялся, потом снял трубку телефонного аппарата и набрал внутренний номер. Пока шли гудки он не сводил взгляда с колхозников-диверсантов. Вторая рука его лежала на расстегнутой кобуре.

Наконец, мембрана щелкнула.

- Алло, товарищ подполковник, это Спильнюк. Как хорошо, что вы еще на месте... Тут у меня... у нас... у вас... Есть, не мямлить! Есть доложить внятно! Докладываю! Явились немецкие шпионы! С рацией и повинной...

- Вот и все, — одними губами проговорил Ромашов Лидии.