Уход на второй круг

— В нашей семье со всеми надо быть начеку, — рассмеялась сестра.

— Туше! — захохотал он в ответ. — Чего? Не расколешься?

— О чем, хоспади!

— О женихе, балда!

— А-а-а-а… — протянула задумчиво она.

— Ну и чё ты хочешь узнать такого, что не рассказали родители?

— Им не скажешь, а мне можно, — голос зазвучал совсем иначе. Тихо, взволнованно: — Это серьезно или чтоб отвязались?

— Ты считаешь, что я третий месяц вешаю родителям лапшу на уши? — выпалила Ксения.

— Мой рекорд — полгода. Потом типа расстались.

— Я же не виновата, что ты семейный клоун.

— В семье такой нужен!

— Ну кто ж против! Но вот был бы вчера — сам бы все увидел, — и она показала трубке язык, совсем как в детстве.

— Черт, Ксюш! — настроение же в трубке, кажется, скатывалось ниже плинтуса. — Если у тебя все хорошо, то я рад… просто… я ж тебя знаю… и Вано… черт! Я к тому, что тормоза-то отпусти, если вдруг…

— Э-э-эй! Ты чего? — она села, словно это могло приблизить ее к брату. — Все нормально, правда. У всех все нормально.

— Я тоже по нему скучаю, — выдохнул Денис. — Но если у тебя с этим твоим… все хорошо… Ксюш, я очень хочу, чтобы было хорошо! И когда вернусь, познакомиться… тоже хочу. Может, буду как мать… в восторге.

— Ты в Египте решил ориентацию сменить?

— Ну тебя! Дура! Я ей о высоком, а она…

Ксения помолчала. А когда заговорила, голос звучал негромко и очень спокойно.

— Знаешь, Динь, у меня и без того много высокого. Каждый рейс.

— Понял, больше не лезу.

— Да ладно! Возвращайся быстрее. Чего тебя вообще туда понесло?

— То есть допустить, что я отрываюсь, — ваще никак?

— Ладно, ладно… Поняла. Больше не лезу, — улыбнулась Ксения.

— Ксюх, я тебя люблю.

— Вот попробовал бы ты меня не любить!

— Надеюсь, ты видишь, как я показываю тебе язык.

— Пока-пока, чудовище заморское! — проворковала она и отключилась.

Кинула телефон рядом и, снова забравшись под одеяло, принялась ряд за рядом распускать нить своего разговора с братом.

Как он сказал? «Если у тебя хорошо…»

Она не может отказаться от человека, который делает ее слабой. Это хорошо?

Не может, потому что не хочет.

Привыкла — к его присутствию, особенному юмору, абсолютной уверенности, что он рядом. Забросила учебу — редкие попытки открывать учебники не в счет. Не помнила, когда последний раз была в бассейне. Даже Фриз, не предпринявший никаких действий после потасовки на парковке у терминала, не удивил. Она просто продолжала делать свою работу без обязательного еще недавно анализа каждого своего и чужого действия. Возвращаться домой и вглядываться в его окна.

«Это серьезно?..»

Нет! И у Глеба тоже нет! Иначе зачем бы ему приходить после того, как она сказала о себе? Об Иване. Он принял условия — твердила она, глядя в потолок. Мы взрослые люди — повторяла, как заговор, уткнувшись в подушку.

И чувствовала свой позабытый сон. Рука, большая, тяжелая, совсем не такая, как у Глеба, проводит по волосам, гладит по голове, накручивает на палец локон. И голос — голос Ивана — серьезный, основательный, тихий.

Я люблю тебя.

Я всегда буду любить тебя.

Слышишь?

Ксения громко всхлипнула и проснулась. Посмотрела на трубку, лежащую рядом. Протяни руку, выбери номер. Вечером, поднимаясь к себе, она была уверена, что утром позвонит Глебу и позовет его на завтрак. Просто завтрак. На халяву — улыбалась она, открывая дверь.

Забылась, заигралась, занесло.

«Тормоза отпусти…»

Успеть бы затормозить! Завтраки не входят в ее распорядок.

[1] «Люблю», В. Маяковский