Кощеевич и война

* * *

По дороге домой Лис умирал несколько раз. Падал в холодный сугроб — на время даже становилось тепло. Потом приходил в себя от обжигающего холода, вставал, отряхивался и продолжал идти.

— Помочь тебе? — спрашивала Марена. — Могу направить поисковые отряды по твоему следу.

Но он только мотал головой и твердил:

— Я сам.

Порой его одолевали видения, и Лис слышал голос матери:

— В том, что случилось, нет твоей вины, родной.

Разумом он понимал: вряд ли Василиса говорит с ним на самом деле. Разве можно докричаться из Сонного царства? А Смерть, в чьей реальности Лис тоже сомневался, спорила:

— Нет, это твоя вина! Надо было думать головой.

— Надо верить своему сердцу! — перебивала Василиса.

— Нет, только разум тебе поможет.

И Лис чувствовал, что близок к помешательству. Порой его одолевали приступы гнева, он разбивал кулаки о стволы деревьев и кричал на вьющихся над головой птиц:

— Ух, гады! Погодите, всех вас переловлю!

В очередной раз упав в сугроб, он, словно в горячечном бреду, услышал голос Мая. Прежний, без раздражающего карканья.

— Так и будешь ходить кругами и считать ворон? На тебя, между прочим, вся Навь надеется.

— Но я потерялся и не могу найти верный путь, — виновато развёл он руками.

Но Май в его голове лишь презрительно фыркнул:

— Ты вообще чародей или кто? Потерялся он! Так найдись. Чего ты вообще хочешь, Лис?

А Лис и сам не знал, чего хочет. Поэтому просто пожал плечами:

— Ну… чтобы не было больно.

— И поэтому сам себе вредишь? Очень последовательно.

Ирония Мая была такой же холодной, как снежная мгла вокруг.

— Так болит внутри, а не снаружи. Все, кто был мне нужен, меня покинули. Я проиграл. Ради чего теперь бороться?

— Любая боль однажды пройдёт. Всё проходит. — А это уже сказала Марена.

Она сидела рядом с Лисом, и чёрные развевающиеся на ветру одежды делали и её похожей на ворону.

Лис хотел сказать, что устал от предательств и потерь. И что теперь он, пожалуй, понял, как именно Смерть может приносить облегчение — только ему даже этого было не дано. Что поделать: теперь в его бесцветном мире даже снег пах отчаянием…

— Я тебя люблю, сынок, — вдруг ласково и тепло сказала Василиса. — И буду любить всегда — что бы ни случилось.

Как давно Лис не слышал этих слов… На глаза навернулись слёзы. Потрескавшимися от холода губами он прошептал:

— Мам, я хочу домой…

И метель стихла, словно её и не бывало. Туман рассеялся, запахло дымом костров. Лис стоял всего в сотне шагов от лагеря, не понимая, как здесь очутился. Но даже если это и было чьё-то колдовство, то определённо не злое.