Когда наступает рассвет

4

В горнице Гыч Опоня Латкин и Керенская беседовали вполголоса у чуть шумевшего самовара.

Латкин держался почтительно. Шутка сказать: рядом сидела супруга того, кто еще недавно был главой правительства России.

Не спеша, глуховатым голосом Латкин обрисовал общую обстановку в городе и уезде, сказал и о том, что после покушения на Ленина большевики повсюду усилили бдительность. Поэтому будет разумным пока не начинать активных действий. Затем он рассказал о своем плане: установить связи с союзниками, получить оружие. Тогда можно перейти к активным действиям в районе Вычегды, а оттуда начать свержение большевиков по всему краю.

— Между прочим, — продолжал Латкин, — у нас есть время подумать о деталях будущего благоустройства жизни на севере. Я бы хотел, уважаемая Ольга Львовна, просить у вас протекции или рекомендации в связи с моей поездкой в Архангельск. Вы известная личность, вас знают повсюду. Пусть будет всего несколько слов. Но они окажут мне услугу, облегчат мою миссию. Эти соображения и заставили меня побеспокоить вас, уважаемая Ольга Львовна…

Керенская долго размешивала чай.

— Степан Осипович! — начала она, немножко рисуясь. — Вы, конечно, знаете: я живу здесь, можно сказать, на положении полнейшего остракизма. — Керенская почти весело рассмеялась. — Словно князь Меншиков в изгнании. Помните картину Сурикова «Меншиков в Березове»?

— О да! — с деланной улыбкой отозвался Латкин.

Керенская вздохнула, лицо ее приняло страдальческое выражение. Ей, по-видимому, нравилась роль гонимой. Она кротко улыбнулась.

— Теперь я только мать и дала обещание не заниматься политикой. Скажу прямо: я не хочу участвовать ни в каких заговорах.

— Но, уважаемая Ольга Львовна, я прошу оказать самую незначительную помощь. — Пальцы Латкина выбивали нервную дробь по коробке спичек, которую он вертел в руках, не решаясь попросить разрешения закурить.

— Я не могу рисковать в моем положении. У меня дважды были с обыском и в любой момент могут снова нагрянуть. Следят за каждым моим шагом. Поймите, у меня дети, я мать…

— Даю слово, Ольга Львовна, этот наш разговор останется между нами. — Латкин по-актерски прижал руку к сердцу. — Сегодня ночью меня уже здесь не будет!

Керенская посмотрела на дверь, прислушалась. Кругом было тихо.

— Я вам верю, — наконец проговорила Керенская. Голос ее стал строже. — Слушайте же. Буду краткой. В Мурманск прибыли крейсера — два английских и американский. Высажен большой десант союзных войск. Мурманск в наших руках. В Архангельске американские, английские и французские войска. Главнокомандующим союзными войсками на севере России назначен английский генерал. Готовится большое наступление на Москву. Посольский корпус из Вологды перебрался в Архангельск. Такова в общих чертах обстановка… Приедете в Архангельск — узнаете больше. А что касается рекомендаций… Будет лучше и для вас и для меня, если я вам их не дам. Береженого бог бережет… — Керенская улыбнулась. — Я дала слово не вмешиваться в политику и намерена держаться этого правила. Ломаю голову над тем, как вырваться в Архангельск. Не знаю, как вы доберетесь, но мне это сделать чрезвычайно трудно! У меня трое детей, за каждым моим шагом следят…

— Значит… не будет рекомендательного письма? — сдвинув брови, спросил Латкин. — Жаль, очень жаль. Я так надеялся, Ольга Львовна!..

— Я, конечно, сожалею, но… — Керенская кокетливо пожала плечами, поднесла к глазам часики, висевшие у нее на груди на золотой цепочке, и, накинув на голову теплый оренбургский платок, поднялась со стула. — Извините, господин Латкин, меня ждут дети.

Латкин понял: от этой самоуверенной женщины ничего не добиться. Обругав ее про себя, он встал и сухо поклонился.

— Не смею вас больше беспокоить.

— Постойте… — Керенская поднесла руку к виску, отставив мизинец. Она вынула из рукава блузки надушенный кружевной батистовый платочек и подала его Латкину. — Возьмите! Он с моим вензелем… В Архангельске разыщите князя Гарина. Новгородский проспект, тридцать восемь. Покажите ему, скажите: от моего имени. Он свяжет вас с нужными лицами.

— Благодарю вас! — поклонился Латкин, пряча платок.

— До встречи в Архангельске, а еще лучше — в Петрограде!

— Искренне благодарю за добрые пожелания спокойной ночи, Ольга Львовна!

Проводив женщину до крыльца, Латкин вернулся в комнату, повертел в руках дамский носовой платок, бережно засунул его в карман. Осторожно, словно рысь, он подошел к окну, прислушался. На улице было спокойно.

«Кажется, все обошлось благополучно!» — вздохнул он. Вдруг ему бросился в глаза отогнутый угол одеяла, которым было занавешено окно. Он торопливо прикрыл щель и лишь после этого негромко постучал в дверь соседней комнаты. В сером френче без погон вышел Ладанов, зять Гыч Опоня.

— Вы кончили, Степан Осипович? — вполголоса обратился он.

Латкин искоса бросил взгляд на открытую настежь дверь, словно там еще могла быть эта самонадеянная женщина, оставившая после себя запах дорогих духов.

— Свидание кончилось, да толку мало, — сказал Латкин. — Можно сказать, напрасно тащился сюда. Ожидал большего. Особа пуганая. Ну, да ладно, бог с ней… Мне пора уходить.

— Разве не останетесь ночевать? — с деланным огорчением спросил Ладанов. А в глазах его застыло напряженное ожидание: когда же наконец уйдет опасный гость?

Латкин продолжал стоять в нерешительности. Соблазняла перспектива провести ночь под крышей, выспаться. В окна застучали капли дождя, донесся тревожный шум деревьев. Конечно, было бы хорошо забраться под теплое одеяло, потянуться и, сладко зевнув, закрыть глаза, забыться…

— Нет! — отрезал он. — Лучше мне уйти немедленно.

— Куда?

— Решил пробираться в Архангельск.

— Трудно. Повсюду патрули на дорогах, — сочувственно предупредил Ладанов.

— Дороги — не единственный путь. До Айкино можно на лодке, а дальше — на Удору, волчьими тропами. Добраться бы до Лешуконского тракта, а там до Архангельска рукой подать…

Латкин подошел к столу, поманил к себе Ладанова:

— Алексей Архипович! Можно на тебя положиться?

— Почему же нет, Степан Осипович?

— Знаешь Прокушева? В военкомате работает…

— Капитана Прокушева? Мы с ним в одном запасном полку околачивались. Купеческий сынок…

— Не об этом разговор, — с досадой отмахнулся Латкин. — Передайте Прокушеву, что я ушел из этих мест. Пусть работает на прежнем месте, старается. Важно зарекомендовать себя сторонником новой власти. Чем больше ему будут доверять, тем лучше для нас.

— Понятно, — кивнул Ладанов. Его продолговатое лицо еще больше вытянулось, покрылось красными пятнами.

— Пусть ждет меня. Я скоро вернусь. Обязательно вернусь! — как бы угрожая кому-то, повторил Латкин. В его глазах сверкнули недобрые искорки. — Тогда я отблагодарю и вас с папашей за все оказанные услуги. Передай привет Потопову и всем нашим.

— Желаю удачи, Степан Осипович!

Ладанов вышел вслед за гостем из горницы.

В темных сенях навстречу им бросился встревоженный Гыч Опонь. Осипшим от страха голосом он зашептал:

— Кто-то идет сюда! Вот крест святой! Слышал шаги на улице!.. В те двери лучше не выходите. Через сарай…

Ладанов, схватив Латкина за руку, вывел на улицу.

По бревенчатому настилу-взвозу скользнула черная тень человека, мелькнула на фоне новой двери амбара и скрылась за баней. В ту же минуту послышались возбужденные голоса:

— Хозяин, открывай!

В сени ввалились несколько человек во главе с Макаром. Среди них были Домна и Клава.

— Кого вам? В доме чужих нет. — Гыч Опонь перекрестился.

— Почему самовар в горнице? Кого угощал?

— Приходила Керенская посидеть. Чаевничали. Разве нельзя?

— Еще кто был? — строго спросил Макар.

— Никого больше! Вот крест святой!

— Я своими глазами видела, — сказала Домна. — Хитришь, хозяин. Вот на этом стуле он сидел…

— Кто сидел? — возмутился Ладанов.

— Кого Чека разыскивает — Латкин.

— Боже милостливый! — развел руками Гыч Опонь. — Как он мог попасть сюда?

— А кто сидел на этом стуле?

— Я беседовал с Керенской! Обозналась, девушка! — сказал Ладанов.

— Неправду говорят. Надо искать. Он должен быть здесь, — твердо заявила Домна.

— В дверь он не вышел. Я караулила. А женщина, верно, ушла.

— Все осмотреть! — приказал Макар.

Осмотрели дом, сарай. Домна и Клава не поленились пройти с фонарем в хлев. Заглянули в конюшню, в баню, обошли вокруг дома. Латкина не было.

Прочесывать окрестные места ночью было бессмысленно— в стоге сена искать иголку!

В осином гнезде