Самый завидный подонок

— Просто сделай это дерьмо, — сказала она. — Будет весело, — сказала она.

Расположив Карли так, чтобы она продавала свои аксессуары для собак, я надела шарф.

В тот день я говорила все, что только приходило мне в голову. Многие домашние животные жаловались на свое питание. Большинство хотели, чтобы их владельцы играли с ними чаще. Иногда, если спутник животного казался грустным, питомец выражал ему сочувствие и любовь. Думаю, кем бы ты не был, твой питомец заботится о тебе.

Иногда я говорила им, насколько их животное наслаждается тем, что с ним разговаривают или когда ему поют, потому что не все же разговаривают со своим питомцем или поют ему, так ведь?

А потом вместе со своей крошечной энергичной собачкой ко мне подошла, ломая дорожное покрытие своей тростью, возмущающаяся Бернадетта.

Она бросила две пятидолларовые купюры и потребовала узнать, что хочет сказать ей Смакерс. Честно говоря, я не могла понять, хочет ли она разоблачить меня или ей действительно интересно.

Поэтому я посадила маленькую собачку на колени, почесала ее за пушистыми ушками и начала говорить. За целый день я поняла, как правильно имитировать слова домашнего животного: чем лестнее, тем больше люди ведутся на это.

— Смакерс очень любит вас, — сказала я ей. — Он знает, что вы думаете, будто слишком медлительны для него, но он все понимает. Он любит вас. А больше всего он любит слушать, как вы поете для него. Возможно, вы и не можете бегать с ним, но он хочет, чтобы вызнали — он обожает ваше пение. Он считает, что вы прекрасны, когда поете.

Когда я подняла голову, ее глаза сияли. Она действительно поверила мне. Но я не ощущала себя мошенницей до тех пор, пока она не попросила мою визитку. Тогда я сказала ей, что просто веселюсь.

Она не поверила, что у меня нет визитной карточки. Будто я утаила ее от нее.

Я сказала ей, что если она будет достаточно внимательно наблюдать за Смакерсом, то тоже сможет делать такое.

Она огрызнулась, пробормотав что-то о том, что не все из нас могут болтать с домашними животными, а затем продолжила пытаться получить контактную информацию обо мне от других людей, которые так же отказались предоставить её, после чего были оскорблены ею.

Она наконец-то ушла, и я думала, что свободна, но в Нью-Йорке существует какая-то карма, втягивающая случайных людей в жизни друг друга. Вы можете быть уверены, что человек, с которым вы не хотели бы столкнуться в городе миллионов, точно появится в том месте, где вы работаете или обычно ходите по магазинам, или, как в случае меня и Бернадетт, присядете на скамейку по пути из школы Карли.

Я листаю свой Инстаграм и вижу, как Смакерс стоит на краю кровати, будто хочет спрыгнуть. Я подхожу и энергично чешу ему за ушком, и он, кружась, присаживается на кровать.

В последний раз, когда я приходила сюда, здесь был священник, предлагавший сказать несколько слов, а Бернадетт обозвала его канализационной крысой, пока гнала его из комнаты. Канализационная крыса — одно из ее любимых оскорблений для соседей, почтальонов, клерков и постоянно изменяющегося списка горничных, которые работают на нее. Но никогда не употребляемое в сторону Смакерса.

Я стою у постели, плохо чувствуя себя из-за нее.

— Смакерсу хочется, чтобы ты не боялась, — говорю я. — Смакерс говорит, что ты не одна, и все будет хорошо.

Ее сухие губы шевелятся. Если бы я могла как-то помочь ей: чтобы каким-то образом она не боялась, но это совершенно неизбежно в ее ситуации. Это не зависит от вашей религии. Неизвестность всегда пугает, а смерть — это конечная величина неизвестности.

И как раз в этот момент в палату незаметно входит медсестра. Она замечает Смакерса, прежде чем я успеваю накрыть его простыней, как обычно делала это.

— Здесь нельзя находиться собакам!

Я растерянно говорю, делая удивленное лицо:

— Другие медсестры ничего не говорили о собаке…

Так как они не видели собаку.

— Вам следует увести животное.

— Убирайтесь, — хрипит Бернадетт.

— Мне жаль, — говорит медсестра. — Животные не допускаются.

Я прошу.

— Пожалуйста, — говорю я себе под нос. — Собака — это все, что у нее есть. Позвольте оставить ее ей.

— Правила больницы.

Я оглядываюсь назад на Бернадетт, которая нервно сжимает мех Смакерса, что он не слишком долго терпит. Я поворачиваюсь и кладу в защитном жесте свою руку на руку Бернадетты, чтобы прекратить то, что она делает.

— Еще пару минут, — говорю я. — Если бы это была служебная собака, вы бы впустили ее сюда. Вы не можете притвориться, что это служебная собака? Я имею в виду, она ведь одна.

— Вам придется унести животное.

— Еще несколько минут, — говорю я.

— Я вызываю охрану.

Она разворачивается и уходит. Охрану.

Я обращаюсь к Бернадетт.

— Животное, — говорю я. — Пожалуйста.

Она обращает внимание только на Смакерса. Ее дыхание неустойчивое. Она расстроена.

Охрана выбросит нас, и я, вероятно, не смогу провести Смакерса сюда снова. Значит, это последний раз, когда Бернадетт видит Смакерса, и, скорее всего, она это осознает.

Я ощущаю подавленность и беспомощность, но и то, что сейчас происходит что-то очень важное. Будто имитировать шепот животных — действительно важная работа.

Тогда я придумываю историю.

— Смакерс хочет кое-что сказать вам, Бернадетт, — говорю я. — Он хочет сказать вам то, чего он никогда не говорил вам раньше.

Она шевелит губами. Ничего не выходит, но я знаю, что она хочет сказать мне.

Расскажи мне.

Это то, что она всегда говорит мне, когда я заявляю, что у Смакерса какое-то важное сообщение для нее.

Всякий раз, когда я передаю мысли Смакерса, я использую «любопытное слушающее лицо», а также немного изменяю свой голос. «Я ненавижу, когда моя миска с водой очень сухая, Бернадетт. Иногда мне очень хочется пить!» Или: «Ты не должна больше приглашать этого очень скудного мастера, Бернадетт, если хоть кого-нибудь, кому ты доверяешь, нет рядом. Мне это очень не нравится. Еда в холодильнике очень пахнет. Может, она очень старая».

Смакерс слишком часто использует слово «очень».

В дополнение к бытовым вопросам, Смакерс является хорошим способом для поднятия морального духа и поощрения. «Твои рубашки с цветами очень красивые. Пожалуйста, раскрой шторы, Бернадетт, я люблю наблюдать за птицами. Я очень счастлив, когда ты поешь».

По-моему, пение Бернадетт было главной страстью Смакерса. И, как оказалось, судя по тем песням, которые я слышала за три года, проведенные с ней, Бернадетт была на самом деле хорошей певицей.

— Это очень важно. Ты слушаешь? Смакерс хочет, чтобы ты знала, что у него есть брат. Близнец.

Бернадетт, кажется, слушает.

— Смакерсу горько вспоминать, но он тебе расскажет. Брат-близнец Смакерса умер еще щенком. Его звали Ликки Ликардо.

Губы Бернадетт расплываются в улыбке.

Ей понравилось имя?

— Какой придурок назвал его так? — квакает она.

А, ясно.

— Ммм… это не важно. Ликки Ликардо живет в другом мире. Он выглядит так же, как Смакерс. Смакерс рассказал про вас Ликки. Ликки очень сильно нужен друг, и он ждет вас в другом мире. В светлом мире. Он абсолютно такой же, как Смакерс. Вы точно спутаете его со Смакерсом. И вы сами будете знать, что он говорит. Я вам не понадоблюсь.

Когда-то я читала об этом в книге о древних племенах, где, если умирал король, его королева, слуги и домашние животные убивались и хоронились вместе с ним, чтобы сопровождать его в загробную жизнь.

Этот Ликки Ликардо что-то типа того же, но в менее сумасшедшем проявлении. Он будет тем домашним животным, которое будет сопровождать ее в загробную жизнь, в то время как настоящее животное с его заклинателем останутся на Манхэттене.

На самом деле, дыхание Бернадетт становится спокойнее.

— Так вот. Я позабочусь о Смакерсе, как я и обещала, но Смакерс должен получить кое-какое обещание от вас. Вы слушаете?

Она шевелит губами. Расскажи мне.

— Смакерсу очень нужно знать, будете ли вы заботиться о его брате. Ликки точно такой же, как Смакерс, Бернадетт. Он не может дождаться, когда вы встретитесь с ним.

Судя по тому, как ее рука гладит Смакерса по шее, думаю, ей это нравится.

Я продолжаю:

— Смакерс говорит, что вы очень сильно полюбите Ликки. О, вау! А еще Смакерс говорит, что Ликки виляет хвостиком прямо сейчас, он не может дождаться вас. Он виляет хвостиком точь-в-точь, как Смакерс, когда видит вас.

Лицо Бернадетт определенно смягчается. Я поступаю неправильно? Я не знаю. Но опять же, я прошла слишком долгий путь вниз по дороге неправильных вещей.

— У Смакерса есть еще кое-что важное, что он хочет сказать вам. Инструкция! Он говорит, что вы должны спеть, сидя на радуге, как только доберетесь до другого мира. Смакерс говорит идти на свет, и тогда вы увидите Ликки Ликардо, виляющего хвостиком. А затем вы должны будете немедленно спеть на радуге.

— Какого черта здесь происходит?

Я замираю, как кролик в свете фар, или, скорее, как какая-то девственная жертва под яростным взглядом мужчины в идеально сидящем на нем костюме. Самый могущественный и влиятельный принц стоит в дверном проеме в данный момент, хотя слово «стоит» не совсем подходит для него. Он владеет им. Доминирует над ним. Властвует над всем миром, как Бог.

Его коричневые волосы невероятно блестят, отдавая золотом в тех местах, куда падает свет. В нем есть что-то очаровательное, но это что-то больше похоже на демоническое очарование. Его глаза кобальтово-синего цвета. Ледяные кинжалы, нацеленные на убийство.

Мое убийство.

Как давно он там стоит?

— Какого черта..?

Бернадетт вновь начинает цепляться за Смакерса.

— Тс-с, — шепчу я, прикладывая палец к губам.

Он выпрямляется, будто «Тс-с» — какая-то странная команда для его ушей, а я полагаю, что это так. Этот парень не тот, кому ты сможешь указывать, что делать.

— Что за херню ты вдалбливаешь в голову моей матери?

Матери? Это заставляет меня напрячься. Это ее сын?

— Ну… — я скрещиваю руки, — о том времени, которое вы провели с ней.

Он ругается и властно шагает по комнате.

Он напоминает мне о мстительном Боге с одной из тех древних картин, которые висят в опере. Настроение: уничтожить землю. Но этот Бог носит костюм вместо струящихся одеяний. Мстительный Бог 2.0: страшно-горячая Уолл-Стритская версия, рожденная, чтобы жестко убивать в зале заседаний.

Кажется невозможным, что этот мужчина когда-то был потерянным маленьким мальчиком с фото на камине Бернадетт.

Он ставит одноразовую чашку на стол рядом с небольшой горкой пустых стаканчиков, держа перекинутое через руку мужское кашемировое пальто.

Значит, он был здесь. Какое-то время.

Он поворачивается ко мне.

— Смакерс говорит идти на свет? Он говорит петь на радуге? Брат по имени Ликки Ликардо из другого мира? Объясните-ка все это.

Думаю, я определённо не смогу этого сделать.

Я обращаюсь к Бернадетт, может быть, она хотела бы объяснить это, но ее глаза закрыты. Она притворяется спящей? Это было бы в стиле Бернадетт.