Глория

Глава двадцать третья

Бенджамин.

Глорию охватила почти невыносимая радость, когда она взглянула на его лицо. Казалось, она не видела его много лет, хотя она знала, что прошло менее получаса с тех пор, как он пошел в магазин за закусками для вечеринки. Обняв его за шею, она поцеловала его, поцеловала с открытым ртом, как новобрачные, а не так, как принято у них.

— Привет, — сказал он, смеясь. — Что это значит? Я теперь всегда буду ходить за чипсами.

Она обожала его смех.

— Ничего. Я просто хотел показать, как сильно я тебя люблю.

— Ты ведешь себя странно, — сказал он. — Ты же знаешь об этом?

В дверь позвонили — начали прибывать первые гости, и Бенджамин вышел поприветствовать их. Это были Лукас и Джин, несущие бутылку дешевого вина, которая так и осталась непочатой, хотя оба уже были слегка навеселе, а за ними быстро последовали Пол и Мика, чьим вкладом в угощение была одна маленькая банка арахиса "Плантерс". Слава Богу, Бенджамин пошел за дополнительной закуской.

К счастью, остальные гости принесли полноценные блюда, которые им были заказаны, и как только все пришли, Глория поставила всю еду и напитки на стол в столовой.

— Угощайтесь, — сказала она всем и радостно развела руки, демонстрируя добродушие.

Она смотрела, как их друзья накладывают на бумажные тарелки чипсы, тамалес и макароны с сыром. Этот мир был для нее новым. Казалось, что она прожила здесь всю жизнь, что она знает этих людей много лет, что этот дом был ее семьей с самого детства, но Глория понимала, что это не так. У нее была полупамять о других домах, других людях, братьях и сестрах, сыновьях и дочерях, родителях, бабушках и дедушках. Некоторые впечатления были не очень приятными, но другие были приятными, и в ее сознании все смешалось в одну хаотичную мешанину. Только Бенджамин оставался ясным, и, глядя на него, она поняла, что именно из-за него она здесь.

Ей нужно спасти его.

В этой жизни Глория думала, что у них с Бенджамином были тяжелые времена — он изменил ей? Изменяла ли она ему? — Но что-то подсказывало ей, что это обманчивое воспоминание. Она должна была думать, что они были в разрыве, хотя это не обязательно было правдой. Почему так произошло, она понятия не имела, но тот факт, что она могла видеть этого человека на сквозь, давал Глории надежду.

Бенджамин прошел мимо с напитком в руке, коснувшись ее плеча, молчаливой скороговоркой напомнив, что она должна общаться с гостями, чтобы убедиться, что все хорошо проводят время. Он направился к шумной компании мужчин, тусовавшихся на кухне, и Глория пошла в противоположном направлении, в гостиную к дамам.

Жан, который переживал какую-то фазу нью-эйджизма, говорил с Микой о конвергенции.

— Например, два первых в мире парка развлечений — Буэна-Парк и Диснейленд — были построены здесь, в округе Орандж, двумя людьми по имени Уолтер. Разве это не удивительно? Вот почему я не верю в совпадения, почему я считаю, что судьба, Бог, Вселенная, как бы вы это ни называли, собираются вместе в определенных местах в определенные моменты времени, чтобы сделать так, чтобы произошло то, что должно произойти.

Глория тоже не верила в совпадения. Но она не хотела говорить об этом с Жаном. Заметив, что его подслушивают, Жан вежливо улыбнулся, тогда обе женщины переглянулись, и Глория с улыбкой пошла дальше.

Рядом с пианино группа из трех мужчин слушала, как напыщенный друг Бенджамина Рон вещал свою речь:

— Я посмотрел "Лоуренса Аравийского" режиссера Дэвида Линча, когда мне было десять лет, и я думаю, что это идеальный возраст. Я ничего не знал о геополитике, понятия не имел, где находится Аравия или что-либо о Ближнем Востоке. Все это было для меня экзотикой, как чужая планета. Даже британская культура в начале, которая должна была удерживать меня на земле, была экзотической, и это лучший способ увидеть такой фильм — без привязки, без предубеждений, без лишних рассуждений.

Никаких привязанностей, никаких предубеждений. Именно так она себя и чувствовала, и тот факт, что каждый встречный разговор, казалось, имел отношение к ней, конкретные связи с ее жизнью, заставил Глорию задуматься, не является ли вся эта вечеринка искусственной конструкцией, созданной для ее блага.

Но кем?

Разговор справа от нее между незнакомыми Глории мужчиной и женщиной привлек ее внимание.

— В обеденный перерыв я пошла в антикварный кружок в Орандже, — рассказывала женщина, — и знаете, что они продавали в одном из магазинов?

— Что?

— Корзину для какашек Боба Хоупа[7].

Мужчина рассмеялся.

— Что это за "корзина для какашек"? Горшок?

— Я не знаю, но так было написано на табличке. Я предполагаю, что это было что-то, чем он пользовался, когда был стар, может быть, у него было недержание...

— Вы действительно думаете этот... сосуд, вместилище, что оно принадлежало Бобу Хоупу? Он жил в Палм-Спрингс. Как его горшок мог оказаться в Орандже? — Мужчина покачал головой. — По-моему, это похоже на аферу. Как он выглядел?

— Это было обычное пластиковое ведро. Не думаю, что оно было таким уж старым. Похожие можно найти в любой деревне.

— И они выдавали его за "корзину для какашек Боба Хоупа"? — Он не мог перестать смеяться. — Чертовы гении!

Наконец-то разговор, который не имел никакого значения и вообще не имел к ней отношения. Глория вздохнула с облегчением. Возможно, ни один из разговоров не имел к ней никакого отношения, и ей только показалось, что между ними есть связь. Это было возможно. Более чем возможно. Она ориентировалась в мире, который был одновременно новым и старым, знакомым и незнакомым. Непременно должны были быть моменты диссоциации.

Однако она была уверена в своей цели. Ей нужно было защитить своего мужа. Кто-то, где-то и когда-то должен был преследовать Бенджамина и попытаться убить его, и хотя она не думала, что это кто-то из их гостей, угроза могла исходить от любого. И ее работа заключалась в том, чтобы быть бдительной и следить за тем, чтобы ее мужа не убили. Снова.

Таким, каким он был раньше он уже не будет.

Что заставило ее так думать? Глория не была уверена, но она верила в это до конца. Его убили, и она была там, и хотя она не помнила ничего конкретного, эмоциональное воспоминание о его потере навсегда осталось в ее памяти.

Внезапно она больше не хотела быть на этой вечеринке. Она почувствовала клаустрофобию, и мысль о том, что следующие несколько часов ей придется вести пустую болтовню с этими людьми, которых она знала/не знала, наполнила ее ужасом. Отстранившись от пары, которая только что подошла поговорить с ней — Тиш и Хосе Рамирес, — Глория прошла в главную ванную комнату и заперлась там. Их спальня и ванная были недоступны для гостей, поэтому, пока она оставалась там, ее не беспокоили.

Сев на закрытую крышку унитаза, она опустила руки вдоль тела, глубоко дыша. Вечеринка только начиналась, и она не могла прятаться здесь вечно, но, по крайней мере на данный момент, было приятно оказаться вне водоворота событий. Перед глазами промелькнули комнаты в предыдущих ее домах: хорошо обставленная кухня в стиле яппи с островом в центре, маленькая узкая ванная комната, детская спальня с двумя кроватями для мальчиков. Она узнала и вспомнила их все, хотя и не была уверена, что все они принадлежали одному дому и одному миру.

Глория смотрела в потолок. Ей следовало взять с собой книгу, журнал или телефон. Как бы то ни было, она начала беспокоиться о том что ее потеряли, и когда она посмотрела на часы, ожидая, что прошло не менее сорока пяти минут, то с удивлением обнаружила, что прошло только десять минут. Терпеть незваных гостей уже не казалось таким обременительным, и Глория проверила свое лицо в зеркале, уложила волосы и вернулась на вечеринку, где ей, в конце концов, очень понравилось. К тому времени, когда ушли последние гости — Лукас и Жан, как оказалось, — странное чувство неловкости, казалось, прошло.

Было приятно, что Бенджамин был предоставлен сам себе, и хотя сначала он был немного отстраненным...

Изменял ли он ей? Изменяла ли она ему?

...он быстро раскрепостился, и вскоре они уже были спокойны друг с другом, смеялись и шутили, как раньше, когда убирали беспорядок после вечеринки, оставленный их друзьями.

— Ты не заметил ничего странного сегодня вечером? — спросил Бенджамин, отнеся мусорный мешок, наполненный пустыми бумажными тарелочками и стаканчиками, в гараж.

— Например?

— Никто не говорил о своих детях. Обычно все говорят о своих детях. Но здесь все как будто заранее решили даже не поднимать эту тему.

— Ха, — сказала Глория. — Точно.

— Не только это странно, но и не было никаких настоящих личных разговоров. Ты заметила? Я заметил это примерно после первого часа. То есть, это была вечеринка, а не терапевтический сеанс, и я не ожидал, что все станут Моррисом Альбертом[8], но это было странно, понимаешь? Как будто это была фальшивая вечеринка, и люди просто играли роли, которые они должны были играть, вместо того, чтобы быть теми, кто они есть на самом деле. Не то чтобы мне не было весело, — быстро добавил он. — Я не это имел в виду. Это была отличная вечеринка. Это было просто... странная встреча. Не живая, совсем.

Что было странно, поймала себя Глория, так это упоминание Морриса Альберта. Бенджамин родился в 1982 году. В начале 1970-х годов Альберт был легко слушаемым "чудом на один хит" с песней "Feelings". Откуда ее муж вообще мог знать об этом? Он никогда не был большим ценителем музыки. Почему он упомянул об этом вскользь в таком непринужденном разговоре? Почему он решил, что она знает, кто такой Моррис Альберт?

А кстати, почему она знала, кто такой Моррис Альберт?

Глория родилась в 1984 году.

Она снова почувствовала себя не в своей тарелке. Может быть, вечеринка была фальшивой. Может быть, все это было подделкой. Может быть...

— Глория?

Она посмотрела на него грустными глазами.

— Да?

Он казался растерянным.

— Ты задумалась? Я имею в виду... что если они просто были вежливы, понимаешь? Мы пытались, и я знаю, что мы не афишировали это, но ты, наверное, рассказала своим друзьям, а я, возможно, упомянул об этом Полу... Может быть, они просто не хотели, не знаю, ранить наши чувства или заставить нас чувствовать себя плохо, или втираться в доверие, или что-то еще...

Пытались ли они завести ребенка?

Глория поняла, что попытки были, и пока они не добились успеха, и это положение дел тяготило Бенджамина. Ее захлестнула волна сочувствия и сострадания, чувство эмоциональной защиты по отношению к мужу, и она, запихнув использованные салфетки, которые собирала, в мусорное ведро у себя под боком, обняла его так крепко, как только могла. Твердость его тела была теплой и успокаивающей, и ее снова охватила почти всепоглощающая любовь к нему. Она потянулась к нему между ног, обхватила его и с удовлетворением почувствовала возбуждение.

— Почему бы нам не завести детей?

— Сейчас? — Он оглядел все еще грязную кухню и раковину полную посуды.

— Сейчас, — сказала она и потянула его вниз на грязный пол. — Прямо сейчас!

****