Глория

Глава двадцать седьмая

Он не стал параноиком, но стал более осторожным.

Бенджамин по-прежнему общался с Лукасом на работе, но, к счастью, они работали в разных отделах и сталкивались друг с другом только на совещаниях, где никто из них не вспоминал о том, что произошло на вечеринке. Теперь, отправляясь куда-то один, даже если это был всего лишь продуктовый магазин, он старался позвонить Глории. Он обязательно сообщал куда идет, звонил или писал смс, когда добирался туда, и снова звонил ей, когда собирался вернуться. Он запирал двери дома, когда был дома, даже в середине дня, чего раньше никогда не делал, и старался избегать подозрительных мест и людей, которые выглядели так, как будто от них могут быть неприятности. Ничего нельзя было поделать с божьими происками — в него могла ударить молния или его могло смыть наводнением, — но Бенджамин принимал все возможные меры предосторожности, чтобы держаться подальше от ситуаций, которые могли стать опасными. Или смертельными.

А вот Глория становилась параноиком. Будучи по природе более тревожной, чем Бенджамин, она видела опасность за каждым углом, боялась, что каждый раз, когда они расстаются, она видит его в последний раз. И самое страшное, что она не видела способа избежать этого события. Она была обречена провести остаток своей жизни в состоянии постоянного волнения. Или до конца его жизни. Потому что единственным возможным концом всего этого, который она могла себе представить, была его смерть.

Тот факт, что больше ничего не происходило, что в течение нескольких дней, а затем и недель все было приятно, хорошо и ровно, только затягивал напряжение и заставлял ее чувствовать себя все более тревожно.

Затем, однажды воскресным утром, она проснулась с сыном и дочерью.

Глория вставала раньше Бенджамина, чтобы приготовить детям завтрак, полностью осознавая, что каждое утро готовит им завтрак, хотя, ложась спать накануне, она знала, что у нее не было детей. Знание обеих реальностей сосуществовало в ее голове одновременно, но Бенджамин, проснувшись, поверил, что у них всегда были дети. Она знала это, потому что спросила его об этом, когда Брэдли и Рут были в другой комнате и смотрели мультфильмы, а он даже не понял ее вопроса. Все утро он смотрел на нее с сомнением, и она с ужасом подумала, не изменилось ли все за ночь настолько, что он перестал осознавать грозящую ему опасность.

Видимо, нет, потому что позже, когда дети играли на заднем дворе, он сказал ей, что завтра утром ему придется встретиться с Лукасом один на один по поводу проекта, который потребует обновления их серверов.

— Я думаю, стоит ли мне поднимать эту тему, — сказал он. — Это первый раз, когда мы останемся вдвоем после вечеринки, и я думаю о том, чтобы встретиться с ним и спросить: "Какого черта?". А может, просто надрать ему задницу.

— Нет! — сказала Глория.

Бенджамин криво улыбнулся.

— Ты думаешь, я не смогу ему навалять?

— Не в этом дело. Это может быть опасно. Я серьезно.

— Не волнуйся, — заверил он ее, и по его голосу она поняла, что он знает, что это не смешно.

— Ты должен встретиться с ним наедине?

— Я мог бы взять Инессу с собой.

— Сделай это.

— На случай, если мне понадобится свидетель?

— Среди прочих причин. Но в идеале не видеться с ним.

— Но я хотел бы с ним встретиться!

Она понимала этот порыв, но она также понимала, что это крайне опасно. Что бы ни пришло за Бенджамином, оно не шутило, и было бы глупо недооценивать его или предоставить ему возможность легко расправиться с ним.

— Ты на работе, — сказала Глория, — и ты обсуждаешь проект. Просто... будь профессионалом. Не привносите в это ничего личного. Так ты будешь в безопасности.

— О, они не уволят и даже не сделают мне выговор за... — До него вдруг дошло. — О.

Она кивнула.

— В такой безопасности.

— Наверное, ты права.

— Я права. У тебя есть не только ты, чтобы думать о себе. У тебя есть я. И ты не умрешь просто так. Только не в мою смену.

— Звучит убедительно.

— Это из какого-то фильма.

— А еще у меня есть дети, — добавил он.

— И дети, — согласилась она.

А про себя задумалась. А что если они присланы чтобы убить Бенджамина? Даже сейчас, когда она думала о них, они все равно не казались достаточно важными, чтобы так повлиять на него.

Они не казались настоящими.

Это было правдой. Конечно, они были, но в другом смысле они не были, по крайней мере, для нее, и хотя было ясно, что Бенджамин считает иначе, Глория не могла найти в себе родительские инстинкты, которыми она должна была обладать.

Рут как-то незаметно вошла в дом, и Глория удивилась, услышав позади себя голос маленькой девочки.

— Мамочка?

Глория обернулась.

— Да, милая?

— Я хочу пить.

Глория улыбнулась своей дочери.

— Конечно. Что бы ты хотела?

В течение следующей недели она не стала ближе к своим детям. Более того, чем больше времени они проводили вместе, она чувствовала себя все более отдаленной от них. Хотя она была с ними каждый день с момента их рождения, родила их, сначала Брэдли, а через год Рут, она в то же время знала о жизни без них, и именно эти воспоминания были более эмоционально правдивыми.

Они были хорошими детьми. Так считали их учителя, так считала женщина, руководившая их детским садом, так считали родители их друзей, так считали соседи, но Глории казалось, что она уловила в поведении Брэдли коварство, тонкую, но заметную тенденцию почти незаметно подрывать авторитет родителей. Когда Бенджамин говорил ему, что пора спать, Брэдли мог сделать вид, что не услышал его, или притвориться непонимающим, делая вид, будто неправильно расслышал слово и не понял наставления. Когда Глория говорила ему что-то сделать, он делал это, но она ловила его на том, что он закатывает глаза — на Рут, если она была рядом, или вообще ни на кого, если он был один. Он не был совсем уж бунтарем. На самом деле, его поведение едва ли можно было назвать озорным. Но он был не совсем вежливым мальчиком, каким притворялся, и Глория это заметила.

И это беспокоило ее.

Это обеспокоило ее еще больше, когда она поняла, что большинство его мелких актов неповиновения были направлены на его отца. Доверчивая душа, каким он был, Бенджамин казался совершенно невежественным. Он так любил обоих детей, что Глория сомневалась, что он заметит какой-либо недостаток у кого-либо из них. Но вскоре в субботу она поливала фикус в гостиной, как вдруг из кухни раздался грохот, и Бенджамин вскрикнул от боли. Сразу же охваченная чувством панического ужаса, Глория бросилась через гостиную на кухню, где увидела своего мужа, лежащего на полу, истекающего кровью среди нагромождения ножей и разбитых тарелок.

— О, Боже! — крикнула она, бросаясь вперед.

Он уже пытался сесть, но на ладони правой руки был длинный порез, и давление на него, когда он пытался оттолкнуться от пола, вызвало у него мучительный крик. Ее ноги скользили по полу — он был покрыт чем-то скользким, — но она выпрямилась, упершись рукой в стойку. Схватив его за руку, она помогла ему встать на ноги, включила холодную воду в раковине и подставила его рану под струю.

— Держи руки там, — сказала она ему. — Я принесу пакет со льдом из морозилки.

Пакета со льдом не было, но был пакет с замороженной овощной сместью, и она вынула его руку из воды и прижала пакет к ней, чтобы остановить кровотечение.

У него были и другие порезы, на той же руке, на другой руке, даже на щеке и подбородке, но они были незначительными по сравнению с раной на ладони, и она надеялась, что ему не придется обращаться в скорую помощь и накладывать швы.

Глория опустила взгляд на пол, приложила руку к скользкой плитке и понюхала пальцы. Оливковое масло. Среди беспорядка она не увидела разбитой бутылки и удивилась, как оливковое масло попало на пол. Кто мог положить ножи на стойку, если уж на то пошло? Тарелки стояли возле раковины, потому что она поставила их туда после завтрака, намереваясь сполоснуть их перед тем, как поставить в посудомоечную машину. Бенджамин, вероятно, вошел, поскользнулся на маслянистой плитке, схватился за стойку и, падая, сбил тарелки на пол. Но ножи? Она насчитала пять штук, всю свою коллекцию. Как они туда попали?

Уголком глаза она заметила Брэдли, стоящего рядом с холодильником. Повернувшись, она увидела, что он спокойно наблюдает за происходящим с полным отсутствием эмоций на лице. Он мог бы быть в шоке, но Глория знала, что это не так. В его нарочито спокойном лице читалась лукавая усмешка, указывающая на то, что, возможно, он знает, как это произошло, и она почувствовала, как по позвоночнику пробежала холодная дрожь, отчего персиковые волосы по всему телу зашевелились.

— Думаю, все в порядке, — сказал Бенджамин, снимая замороженный пакет с раны и возвращая Глорию в реальность. — Рана все еще кровоточит, но не так сильно. Я не думаю, что она настолько глубокая.

— Держи дальше, — сказала ему Глория. — И прижми пакет. Я принесу неоспорин.

Брэдли уже вышел из кухни. Она увидела его в его комнате, когда проносилась мимо, собираясь забрать из ванной пластыри и тюбик неоспорина. Он забирался на свою кровать, и ей показалось, что она услышала его смех.

После этого она начала наблюдать за Брэдли. О, она готовила ему еду, читала сказки на ночь и делала все то, что должна делать мать, но в то же время она внимательно следила за ним, пытаясь понять, не проявляет ли он какого-нибудь... подозрительного поведения. Она ненавидела себя за подобные мысли и чаще всего подозревала, что слишком остро реагирует на происходящее, ошибочно придает значение случайным наблюдениям или даже просто сходит с ума. За все время своего пристального наблюдения она не уловила в действиях Брэдли ничего необычного, ничего даже отдаленно необычного — но всегда оставался шанс, что он может сделать что-то злое.

Поэтому она продолжала тайное наблюдение. Она ничего не могла с собой поделать. Она должна исключить любую возможность и угрозу смерти Бенджамина.

Хотя Глория и Бенджамин должны были по очереди забирать детей из детского сада, эта обязанность обычно ложилась на нее, поскольку она работала ближе к дому и ее график был более гибким. Бенджамин должен был забрать их в тот день, когда она ходила на ежегодную маммографию, но, выйдя из медицинского центра и включив телефон, когда она шла к машине, Глория обнаружила, что он оставил ей срочное сообщение. Из-за чрезвычайного происшествия на работе ему пришлось задержаться в нерабочее время, поэтому он никак не мог приехать вовремя. Он позвонил в школу Монтессори, которая работала в качестве детского сада, и сообщил, что Брэдли и Рут, возможно, придется задержаться. Может ли она забрать их?

Конечно, она могла, и она позвонила, чтобы сказать ему об этом, услышав в его голосе одновременно вину и облегчение.

— Мне жаль, — произнес он. — У меня не было выбора. Мне приказали остаться и доделать проект.

— Не волнуйся, — сказала она ему, но ноющий голос в глубине ее сознания подсказывал ей, что это намеренно, что его заставили задержаться, чтобы... что? Он мог быть в офисе, когда недовольный бывший сотрудник устроил стрельбу? Он мог погибнуть в аварии по дороге домой?