Глория

Глава тридцать третья

Прошло три года, и иногда целая неделя проходила без мыслей о Поле или Мике.

Она не могла вспомнить, когда в последний раз думала о своем зяте или внуке.

Глория чувствовала вину за это, но жизнь продолжалась, как она знала лучше многих. Потому что она все еще могла вспомнить жизнь без детей... и жизнь с другими детьми. Она не надеялась, что такой сдвиг произойдет снова, избавив Бенджамина от боли, которую он испытывал после убийств, но, возможно, в этом и был смысл всего этого. Может быть, целью было заставить Бенджамина покончить с собой.

Но чья цель?

А что будет, если он все-таки покончит с собой? Глория подозревала, что это может означать его настоящий конец, но этого она никогда не хотела узнать, и последние три года она проводила каждый день, хороня собственное горе и пытаясь удержать мужа на ровном месте, давая ему причины жить.

Дэн исчез.

Никто, кроме нее, не подозревал его в убийствах. Как он мог быть подозреваемым если давно умер?

Официально он был мертв. Она искала его в реальной жизни и в Интернете, искала доказательства его существования, но он словно растворился в эфире, из которого появился.

Может быть, на этот раз он действительно ушел. Она надеялась на это.

Ни Пола, ни Мика не подавали признаков возвращения. Их возрождение она бы приветствовала — и воскрешение, несомненно, принесло бы мир и радость их отцу, — но обе ее дочери оставались упрямо мертвыми.

Не раз Глория просыпалась посреди ночи, уверенная, что за ней наблюдают. Пару раз она застывала на месте, не в силах даже повернуть голову и посмотреть, уверенная, что темная фигура стоит у кровати и смотрит на нее сверху вниз. В других случаях она просыпалась с ощущением, что что-то только что ушло, наблюдая за ней во сне. Ее реакция была такой же, как много лет назад на невидимого стража Гектора Лопеса, — ощущение, что цель фигуры — удержать ее на месте, защищая от любой попытки уйти.

Вы не хотите познакомиться с моим опекуном.

Эта фигура даже появилась на нескольких ее картинах, хотя Глория не знала, как это произошло. Летом она продолжала заниматься своим творчеством, и хотя она обычно изображала юго-западные пейзажи и старые западные здания, иногда она находила темные фигуры в капюшонах на заднем плане, среди деревьев или скал, за разбитыми окнами.

Когда она обнаруживала, что натворила, то неизменно закрашивала эти объекты.

Годы продолжали идти. Они с Бенджамином не могли назвать себя счастливыми, но и несчастными тоже не были. Они существовали. Но они были вместе. Они были друг у друга. Это было самым важным. И если их жизнь состояла из одной длинной череды повторяющихся рутинных действий, то эти действия и привычки успокаивали.

Все изменилось после экскурсии в Национальный парк Сагуаро.

Была середина осеннего семестра, хотя температура все еще была по-летнему жаркой. Класс биологии второкурсников миссис Ли должен был отправиться на экскурсию в район Тусон-Маунтин парка для изучения местных растений и животных пустыни Сонора, но сопровождающих не хватало, поэтому сотрудников попросили стать добровольцами. Глория всегда была рада возможности побыть на свежем воздухе и записалась. Двое из ее учеников все равно были в классе миссис Ли, и она сидела рядом с ними в автобусе, пока он преодолевал длинный путь вокруг перевала Гейтс до входа в Сагуаро.

— Всем обязательно сходить в туалет в центре для посетителей! — объявила миссис Ли, когда они выходили из автобуса. — Как только мы окажемся на тропе, вам придется потерпеть!

В туалетах царил хаос, и по молчаливому согласию учителя и сопровождающие распределились между собой, чтобы собрать учеников в более-менее упорядоченные ряды.

Через десять минут дети отправились по природной тропе с ручками и тетрадями в руках. Экскурсию вел пожилой рейнджер, а миссис Ли периодически рассказывала о конкретных вещах, которые будут фигурировать в предстоящем тесте.

Группа остановилась перед кустом окотильо, один из которых был мертвым и голым, остальные покрыты мелкими зелеными листьями, а на двух из них на кончиках ветвей распустились красные цветочки. Глория, сидевшая сзади группы, не могла рассмотреть окотильо вблизи, поэтому она подождала, пока класс перейдет к следующей остановке, и шагнула вперед, чтобы получше рассмотреть красные бутоны.

Глория.

Это был шепот ее имени, и она обернулась, чтобы посмотреть, кто ее зовет, но поблизости никого не было. Не понимая, как такой шепот мог долететь дальше линии ее зрения, она решила, что ослышалась или ей показалось.

Но шепот послышался снова.

Глория.

Голос, казалось, доносился с другой стороны большого пало-верде, и, любопытствуя, она сошла с тропы и обошла зеленый ствол дерева. Там стояла женщина, пожилая женщина в странной модной одежде из начала 80-ых.

Максин. Ее мать.

Ее настоящая мать стояла перед ней и молча смотрела прямо в глаза.

Глория понятия не имела, как ей удалось узнать истинную личность этой женщины, но каким-то образом она сразу же узнала старушку. В другой жизни, в другое время, Максин была соседкой ее "матери". Когда Глория преподавала сестринское дело в колледже, другая версия Максин навещала ее, высказывая неясные тревожные угрозы. Но теперь она понимала, что в реальной жизни Максин была ее давно исчезнувшей мамой.

Долго она отсутствовала?

Откуда она это знает? И почему она вернулась именно в этой жизни? Вопросов было больше чем ответов.

Глория не была уверена что знает хотя бы половину.

Женщина улыбнулась. Не дружелюбная, а жестокая улыбка, выражение враждебности и антагонизма, которому Глория не могла найти объяснения.

У нее были вопросы, которые она хотела задать этой женщине. Если ее мать была здесь, это, вероятно, означало, что она тоже жила другими жизнями. Обладала ли она способностью выходить и входить в другие жизни по своему желанию? Могла ли она изменять окружающий мир?

Она знала, как возвращать людей с того света?

— Во мы и снова встретились, — сказала ее мать, жесткая улыбка застыла на ее лице.

Это был банальный диалог из комиксов, который Глория могла бы услышать в старом фильме о Джеймсе Бонде, но в данном контексте он нес в себе элемент реальной угрозы. Не было никаких признаков того, что ее мать была рада видеть ее после стольких лет, стольких жизней. Напротив, подразумевалось, что они оба — враги, находящиеся на грани какой-то вселенской разборки.

— Мама? — спросила Глория. Хотя и так знала ответ.

Выражение лица женщины потемнело.

— Не называй меня так.

— Но как же! Это то, что ты есть.

— Это то, чем я была.

— Что тебе нужно? — Глория оглянулась на дерево и посмотрела в сторону тропинки, понимая, что ученики, которых она должна была сопровождать, уходят все дальше.

— Я хочу, чтобы ты прекратила.

— Что прекратить?

— Я знаю, что ты пытаешься сделать. Но ради всех нас — остановись!

— Я не пытаюсь ничего делать. Я просто живу своей жизнью.

— Ты пытаешься воскресить Бенджамина. Ты не сможешь этого сделать, я тебе не позволю.

Слова из песни "Кошка в колыбели", обращенные к сексу и роли, повторялись в голове Глории: "Она выросла такой же, как она. Ее мама была такой же, как она".

Только все было наоборот. Она была такой же, как ее мама. Теперь она знала это наверняка.

— Я уже говорила тебе. Бенджамин должен умереть. Ты не сможешь его спасти.

Мы думаем, что что-то может работать против вас.

— вспомнились слова ее поклонников. Рассел сказал это там, в хижине, и в ее воображении возникла какая-то смутная темная сила, надвигающаяся бесформенная тень. Но это было совсем не то. Это была ее мать. По какой-то причине это была ее мать.

Пока она пыталась осмыслить эту истину, женщина шагнула вперед, выйдя из тени пало-верде, и Глория увидела, что ее мать старше, чем она думала вначале. Кожа на ее щеках выглядела тонкой и бумажной, как хрупкий пергамент, а глубокие морщины на тонких губах были почти как у мумии.

Сколько ей было лет?

— Убирайся отсюда, — сказала ее мать.

Глория притворилась невеждой.

— Выбраться откуда? Из национального парка? Но я только при...

— Из этой жизни!

— Я не знаю как это сделать!

— Серьезно?

— Ну может не совсем, — в глубине ее сознания зародилась идея. — Я хочу прожить долгую и счастливую жизнь с любимым мужем.

— Уходи и оставь Бенджамина там, где он есть.

— Я никогда этого не сделаю по собственной воли. Он единственное что у меня осталось!

Она не могла придумать ни одной возможной причины, по которой ее мать пыталась бы помешать ей воскресить своего мужа. Глория воскрешала множество других людей без всякого противодействия со стороны матери. А Бенджамина забрали слишком рано. Он заслуживал полноценной жизни. Они оба заслуживали.

— Я останавливала тебя раньше, и я остановлю тебя снова. — произнесла старуха и подняла руку в ее направлении.

Солнце вдруг показалось еще жарче. Глория вытерла рукой пот со лба.

— Зачем ты это делаешь? Что вам за дело до этого парня? Ты даже не знаешь нас.

— Ты не знаешь того, что знаю я. Все не так просто.

— Ну, я пришла сюда за Бенджамином, и просто так не откажусь от своей любви.

— Зачем? Даже если бы тебе удалось это сделать, ты бы не вспомнила, кто он такой. В другой жизни он может быть иным.

— Это временно...

— Не в этот раз. — Ее мать снова улыбнулась, и у Глории свело живот, когда она увидела уверенность в ее выражении. — Ты слишком долго отсутствовала в настоящем мире. И ты уже слишком часто пыталась вернуть человека из небытия.

Возможно ли это? Глория поймала себя на мысли что сама задумывалась сколько у нее может быть попыток.

— Хорошая теория. — Она притворилась, что думает, что ее мать блефует.

— Ты не вспомнишь, кто он такой.

— Почему ты так против него? Я не понимаю. Почему тебя волнует, что с ним случится?

— Мы не можем спасать людей. Нам это не положено.

Глория сердито шагнула вперед.

— Да кто это придумал?

— Это то, что я знаю. И ты это знаешь... — Она пожала плечами. — Так все работает.

— Держитесь от нас подальше, — предупредила Глория. — Иначе будет плохо!

— Я так не думаю.

В голове Глории пронеслось множество детских реплик, большинство из которых касались того, что мать бросила ее, и все они были направлены на то, чтобы причинить боль. Она и не подозревала, что так зла, но это было так. Однако вместо того, чтобы сказать что-нибудь вслух, Глория отвернулась и вышла обратно на тропу. Не было ни призыва остаться, ни последней колкости или угрозы, и, торопясь догнать класс, она боялась оглянуться, боялась, что матери не будет рядом, боялась, что она могла исчезнуть, и не сводила глаз с тропинки.

Всю обратную дорогу в школу, сидя в передней части автобуса, она думала о случившемся, в ее голове было слишком много вопросов. Главным из них был вопрос о том, почему ее мать хотела смерти Бенджамина. Глория до сих пор не могла придумать ни одной возможной причины для такого предрассудка, и ее не покидало ощущение, что она что-то упускает, что-то недоступное ее пониманию, что могло бы все объяснить.