Друг № 3

Глава 20. На золотом крыльце

Гермиона привела Драко в маггловский паб, который оказался совсем недурным местечком. Народу было не слишком много, так что, устроившись в углу, они вполне могли слышать друг друга. После нескольких стаканов, разговора ни о чем и детального объяснения нескольких сложных химических понятий, Драко вспомнил, о чем хотел спросить. И был достаточно пьян, чтобы заговорить об этом напрямую.

— Так как ты уговорила Поттера? — поинтересовался он. — Я думал, вы в ссоре.

Гермиона вздохнула — объяснять ей явно не хотелось. Но вопрос был задан ни с того, ни с сего, так что можно было рассчитывать на эффект неожиданности.

— Мы вовсе не в ссоре, — пояснила она. — Просто встречаемся реже, чем раньше. Думаю, он бы все равно принял участие в концерте, даже если я бы не попросила, потому что он за примирение. А еще он, наверно, обрадовался, что может мне помочь. Когда я рассказала ему про Доулиша и все остальное, ему было страшно неудобно, что обошлось без него. Честно, я считаю, вы вполне могли бы поладить, если бы приложили усилия и постарались узнать друг друга лучше.

— Вот в эту субботу и узнаем, — обиженно ответил он.

Ей не хотелось говорить про Поттера, так что она перешла к новой теме.

— От души надеюсь, что Уилл не потащит нас в лес. Я не жила в палатке с… с войны, — закончила она неловко.

Об этом «Пророк» писал великое множество раз во множестве статей и интервью, посвященных «Золотому Трио». Видно, публике требовались все новые и новые слащавые подробности. Задолго до того, как они снова встретились, Драко располагал грудой бесполезных сведений о Гермионе, начиная с ее любимого цвета и заканчивая самым неудачным подарком на день рождения, который ей сделали (плакат «Пушек Педлл»; угадайте, от кого?). Кстати, день рождения у нее был в сентябре.

Хуже того, он запомнил кучу подробностей про Поттера, вроде того, как тот… Когда он… И что ему нравится… Ладно, про Поттера Драко не помнил ровно ничего, но только потому, что прилагал больше усилий, чтобы выкинуть этот хлам из головы. Он так старательно очищал свою память от всего, связанного со шрамами, что на Гермиону сил уже не осталось.

Хотя, если подумать, это было не совсем так. Драко не интересовался новостями, но почему-то не пропускал ни одной статьи о Гермионе Грейнджер. А потом увидел книгу с ее портретом на обложке у «Флориша и Блоттса», и зачем-то купил. Если учесть историю с маггловскими книгами, вывод получался простой и неутешительный: лицо Гермионы толкало его к чтению. Может, потому, что она была ходячей рекламой преимуществ грамотности?

Она как-то странно на него смотрела, потому что все это время он молчал, так что он вернулся к разговору.

— Никогда не жил в палатке.

Самой собой. Это было настолько очевидно, что даже упоминать нелепо, но ничего умнее ему в голову не пришло. Не говорить же то, что он на самом деле думает!

— Почему-то я не удивлена, — ответила она. — Даже представить себе не могу.

Она рассмеялась, и он понял, что она вообразила, как он пытается вбить колышки или что-то в этом роде.

— Я тоже. И лучше бы Уиллу не рисковать.

— Особенно учитывая, что Бьянка любит походную жизнь не больше, чем я.

Она стала рассказывать, как в детстве побывала в маггловском «летнем лагере». Драко был слегка шокирован: похоже, в маггловское представление о веселом летнем отдыхе входила травля детей разными дикими тварями, начиная со змей и заканчивая гигантскими пауками. Когда паб закрылся, Гермиона взяла его за руку, и они через маггловский Лондон вернулись на Диагон-аллею.

Они выпали из камина в Маноре, и она вцепилась ему в плечи, потому что была пьяна, но пьяна странно. Было ощущение, что она полностью утратила навык нормально двигаться, но сохранила умственные способности в полной неприкосновенности. Она ни разу не сбилась посреди фразы, но при этом едва держалась на ногах, что было забавно.

— Есть будешь? — спросил он, потому что все еще не хотел, чтобы она уходила.

— А мороженое есть?

— Наверно.

Он поглядел на часы. Десять минут третьего. Матушка наверняка спит. Гермиона позволила отвести себя на кухню, где их радостно приветствовала Гулли.

— Госпожа Гермиона прийти в гости к хозяину Драко!

Она по очереди им поклонилась.

— У нас есть мороженое? — спросил он.

— Для Гулли честь приносить мороженое.

Домовиха поклонилась и отправилась выполнять поручение. Гермиона устроилась за деревянным столиком, на котором готовили еду.

— Это — для домовиков, — сказал он. Он не хотел ее смущать, но стулья даже не были рассчитаны на человеческий рост. Она и сама бы могла сообразить.

— И что? — ответила она, словно это ничего не значило. — Ты предлагаешь в два часа ночи отправиться в вашу парадную столовую? Чтобы ты сидел на одном конце стола, а я — в двадцати метрах от тебя на другом, и мы бы обменивались злобными взглядами над вазочками с мороженым, стараясь не бренчать ложками и не думать слишком громко о том, как нам надоели скучные условности?

Он видел, что она шутит, но так похоже на правду, что было не смешно. На самом деле, она попала точно в цель, так что Драко пришлось напомнить себе, что она никогда не бывала в Маноре к обеду. А еще его поразила ее откровенность. Должно быть, она опьянела сильнее, чем он думал.

— Никогда не ел на кухне, — сказал он.

— Ну, все остальные только там и едят. Мои родители завалили обеденный стол в комнате всяким хламом. Когда приходят гости, мы его прячем. Так это просто большая полка.

Он не смог удержаться от смеха, так нелепо это прозвучало. Обычно она не позволяла себе подобные глупости. Может, она постоянно что-то подобное думала, но держала шутки при себе, чтобы никто не догадался о страшной тайне: Гермиона Грейнджер не всегда мыслит предельно рационально и логично. Он сел рядом, не без труда пристроив длинные ноги под низенькую столешницу.

— Этот стол — слишком маленький.

— Переживешь, — ответила она. — Тут тебе не парадная столовая. Я не хочу есть мороженое в мрачном зале, освещенном свечами, пока твои предки неодобрительно скалятся на меня со стен. Я так совсем улыбаться разучусь!

Она произнесла эту чушь с самым серьезным выражением лица.

Он открыл рот и тут же его закрыл, потому что понятия не имел, что сказать. Он научился сражаться с Гермионой и, сильно напрягшись, мог состязаться с ней в рациональных аргументах, но к шуткам и поддразниванию не привык. Она застала его врасплох. Как обычно. А он-то надеялся, что ей больше не удастся вогнать его в ступор и заставить испытывать неуверенность. Ко всему, он и сам был не слишком трезв.

— Не думаю, что дойдет до этого, — сказал он, наконец.

— Дойдет, дойдет. А поскольку я часто улыбаюсь, все решат, что я не в себе. Тебе, правда, это не грозит. Вплоть до сегодняшнего дня не припомню, чтобы ты при мне смеялся.

Она обвиняюще ткнула в его сторону пальцем:

— И ты почти не улыбаешься, почему Бьянка и повторяет, что над тобой вечно висит грозовая туча. А ты знаешь, какой ты симпатичный, когда улыбаешься?

В трезвом состоянии она бы после такого заявления залилась краской (если бы вообще его сделала), но сейчас она только наклонила голову и искоса посмотрела на него.

— Я имел в виду не то, что ты разучишься улыбаться, — пояснил он, обходя странный комплимент. — Я имел в виду обед у нас в столовой.

— Ну, в этом тоже мало приятного.

Он рассмеялся, и спустя мгновение она улыбнулась.

— Ты столько смеешься, потому что пьян, или потому что пьяна я? — спросила она.

— Наверно, дело и в том, и в другом.

И в том, что они сидели за эльфийским столиком, что само по себе было чистым сумасшествием. Смешным сумасшествием.

— А сколько времени тебе понадобится, чтобы начать смеяться в трезвом виде?

— Не знаю. Может, если вокруг никого не будет…

— Значит, нам надо сделать так, чтобы вокруг никого не было.

Прежде, чем он успел ответить, появилась Гулли с двумя вазочками мороженого.

— Если госпоже и хозяину надо что-то еще, звать Гулли.

— Спасибо большое, Гулли, — сказала Гермиона. — Ты — просто замечательный домовой эльф. Один из лучших, каких я встречала.

При этих словах с домовихой случился приступ восторга. Ее глаза расширились и наполнились счастливыми слезами. Она прикусила губку, чтобы справиться с наплывом чувств.

— Гулли благодарить госпожу от всего сердца, — выдохнула она, поклонилась так низко, что едва не коснулась носом пола, пошатнувшись, выпрямилась, и, словно во сне, медленно вышла из кухни.

— Если хочешь знать, так оно и есть, — сказала Гермиона после ухода домовихи. — Тебе пора бы платить и ей, и всем остальным жалованье.

— Я покупаю им настольные игры по первой просьбе, — увернулся он.

— Неплохо для начала. Ты ведешь себя намного лучше, чем большинство хозяев. — Она помолчала и снова улыбнулась. — Мне все еще не верится, что ты прочитал мою книгу. И давно?

— Не помню. Месяцев семь назад.

— А почему ты решил ее купить?

Она так и не прикоснулась к мороженому, и он тоже.

— Она лежала в отделе новинок, на обложке был твой портрет, и мне стало интересно.

Он не собирался излагать свою теорию о том, что она является ходячей рекламой чтения, потому что это выглядело бы странно. И, кроме того, теория была не слишком удачной. Он боялся, что Гермионе она не понравится.

— Так это из-за моего портрета? И давно ты в меня тайно влюблен? — дерзко поинтересовалась она, чем потрясла его практически до глубины души.

— Я купил книгу вовсе не поэтому, — возразил он.

— То есть, давно, но книгу купил по другой причине.

Он хотел возразить, но пока собирался с мыслями, она подалась вперед и поцеловала его. На мгновение он мог думать только мороженом: о том, как им с Гермионой не везет с охлажденными десертами. Потом попытался ее обнять, но помешал стол. Тогда он потянул ее на себя, так что она очутилась верхом у него на коленях, и поразился, что она ему это позволила. Но тут Гермиона начала выделывать такое руками и ртом, что он позабыл, как думают. Он дал волю собственным рукам, и она его не остановила. Он слушал ее короткие выдохи, и смутно надеялся, что она не остановится никогда.

В следующее мгновение он осознал, что нынче ночью им не повезло не только с мороженым. Потому что в его гостиной неожиданно обнаружился буйный и разгневанный гость.

— Малфой! Малфой! Где ты спрятался в вашем долбаном лабиринте? Беги сюда!

По холлу простучали нетерпеливые шаги. Драко показалось, что за криками мужчины (в котором он быстро узнал Блейза) слышится детский плач. Гермиона испуганно отпрянула, словно вообразила, что в Манор нагрянули Упивающиеся. Он приложил ладонь ко лбу и драматически вздохнул, дожидаясь, пока кровь прильет обратно к мозгам.

— Это Блейз, — буркнул он наконец.

Она слезла с его коленей и отошла на несколько шагов, прислушиваясь к звукам шагов и яростным восклицаниям. Блейз знал, где в Маноре кухня, но пошел бы туда в последнюю очередь, учитывая, что Драко Малфой, устроившийся за кухонным столом и обнимающийся с Гермионой Грейнджер, полностью выходил за пределы возможного.