Теневой Танцор

Глава 13. Забытые воспоминания

Гермиона Грейнджер за задернутым пологом своей кровати в спальне девочек листала увесистый том из библиотеки Хогвартса. Она ощущала знакомое нетерпение, читая о способах наложения, снятия и взлома чар забвения. Странные чувства, которые ей довелось испытать в кабинете профессора Снейпа, натолкнули ее на мысль, что какая-то часть ее прошлого ускользнула, сжалась в маленький комочек в глубине сознания и посылала слабые мольбы о помощи.

Самое подробное описание она нашла в книге «Особенности ментальной магии»: волшебник, произносящий заклинание забвения, должен быть безусловно сконцентрирован на произносимом заклинании, так как малейшее отвлечение внимания может привести к непредсказуемым последствиям: от поверхностного стирания воспоминаний до глубокого поражения памяти.

И далее следовал длинный список побочных эффектов, из которых Гермиона у себя смогла отыскать лишь утомление, но это ее вовсе не успокаивало. У нее была одна теория. Преподаватель не мог без причины стереть память студенту, и это наталкивало на мысль, что староста в чем-то перешла границы. Возможно, она, как и планировала, попросила помощи у Снейпа для Гарри (недаром же он в кабинете директора себя так спокойно вел), но профессор ей отказал и внушил нежелание обращаться к нему еще раз.

Она сложила руки на коленях, глубоко и размеренно вздохнула, как и описывалось в книге, сосредоточила все свои силы на том, чтобы вспомнить занятие зельеварения, прошедшее в начале семестра, но ничего не уловила, кроме того, что привиделось ей в кабинете профессора.

Гермиона неуверенно переминалась с ноги на ногу рядом с жестким креслом в полутьме кабинета Снейпа. На плечо ей давил ремень тяжелой сумки с учебниками.

«Не стойте как истукан, кресло справа…»

Она поставила портфель рядом с низким столиком перед камином и опустилась на край сидения, встретившись взглядом с зельеваром.

Дальше воспоминания обволакивала густая пелена.

Девушка раз за разом повторяла все указания из книги, но безрезультатно. И в последующие два дня тренировок у нее ничего не вышло. Гермиона знала, что виной всему одолевавшие ее иные мысли: Гарри, после своего исчезновения с отработки четыре дня назад, всячески избегал старосту. Поттер увлекал Рона в другой конец Большого зала или учебного класса, все свободное время проводил около Выручай-комнаты и загадочным образом испарялся, стоило только приблизиться Грейнджер. Она слишком сильно ранила его, чтобы так просто восстановить дружеские отношения. Если это вообще возможно.

Рон, вернувшийся с небес после разрыва с Лавандой, несколько раз спрашивал у девушки, что произошло между друзьями, но Гермиона, считая, что не имеет право посвящать Уизли в эту тайну, отмалчивалась. Она осталась в одиночестве в окружении толпы, и от этого с еще большим пылом стала тренироваться в разрушении чар забвения даже в общей гостиной и библиотеке, закрывая глаза и погружаясь в свои воспоминания. Эти занятия ей напоминали попытки сопротивляться Империусу два года назад. Глубокий, бархатный голос в голове приказывал ей: «Забудь!», а она пыталась отказаться исполнять его волю.

Гермиона долго лежала в кровати без сна, рассеянно поглаживая теплый живот огромного рыжего кота. От одиночества она завела привычку рассказывать Живоглоту о своих переживаниях, но в этот вечер все было немного иначе: сначала бесплодные попытки взломать чары, а потом и послышавшаяся снизу не в меру громкая для такого позднего часа музыка разрушила все надежды на отдых. Судя по звукам, раздававшимся из гостиной, в башне Гриффиндора протекала незапланированная вечеринка после отбоя, и если раньше они вели себя тихо, то теперь однозначно нарушали покой других студентов. Гермиона нехотя поднялась из постели и накинула серый халат поверх ночной пижамы, понимая, что ей пора исполнять обязанности старосты.

— Что здесь происходит? — властно поинтересовалась она, заглушив волшебное радио одним взмахом палочки. В гостиной сидели Дин, Симус и трое семикурсников. — Вы должны были разойтись по комнатам еще два часа назад!

— Гермиона, давай к нам, тут просто нереально круто! — позвал ее Дин Томас, выглядевший чрезмерно довольным.

Симус при виде старосты поспешно задвинул что-то ногой за диван и отвесил ощутимый толчок локтем под ребра Дину.

— Гермиона, тебе незачем спускаться, мы больше не будем мешать, честно! И вообще, мы уже расходимся, — обратился Финниган к студентам, сидящим вокруг камина.

Догадаться о том, что происходило, было нетрудно. Слабый аромат, витающий в гостиной, Грейнджер уловила еще стоя на верхней ступеньке лестницы.

— Акцио огневиски! — тихо произнесла староста, и к ней по воздуху подплыла початая бутылка с янтарной жидкостью.

— Ты расскажешь МакГонагалл?

— Профессору МакГонагалл, — поправила его Гермиона. Она поджала губы и с неодобрением посмотрела на Финнигана. Наверняка именно он был зачинщиком вечеринки. — Я должна, Симус: в Хогвартсе запрещено распивать Огненный виски. Но я не стану снимать баллы с Гриффиндора за нарушение правил. А это, — она приподняла руку с зажатой в ней бутылкой, — я заберу и вылью в раковину. Спокойной ночи.

Староста хмуро наблюдала за юношами, пока те разбредались по комнатам, потом вернулась в спальню и зашла в туалетную комнату. С легким раздражением на мужскую глупость, девушка отвинтила крышку и почувствовала, как ей в нос ударяет терпкий запах напитка.

В следующую секунду бутылка выскользнула из рук, разлетаясь на мелкие осколки, но Гермиона этого уже не видела.

«Вы пьяны…» — слышала, словно из глубокого колодца, она свой голос.

«Вы чертовски наблюдательны. Не стойте как истукан, кресло справа».

Гермиона отчаянно зажмурила глаза, делая глубокий вдох и боясь потерять воспоминание.

«Нашли что-то интересное, мисс Грейнджер?» — Снейп водит пальцами по ткани своего сюртука на предплечье, точно там, где должна быть метка Пожирателя смерти.

Еще вздох. Представила, как поддевает острием ножа заклятье забвения, будто жесткую корочку на ране, и тянет прочь со своей памяти. Только бы не потерять концентрацию.

«Я хочу знать свое прошлое», — промелькнула мысль в голове Гермионы, и она едва не задохнулась от нахлынувших за этим воспоминаний.

Оголенное предплечье, бледно-красная татуировка, холодные руки и разряд тока, пробивающий до самых кончиков пальцев, от прикосновения к его коже. И не только… Признание в убийстве. Хладнокровном убийстве, собственными руками, из пожиравшей его жажды мести. Раскаяние. Вина. Искупление. Душа, горящая в адском пламени. Проклятье…

Голова шла кругом от обилия поступившей информации и ужаса от того, что она узнала. Конечно, Снейп был в ярости, осознав, сколько всего он наговорил студентке. Судя по всему, зельевар был недостаточно собран, когда накладывал на нее заклинание забвения, и часть воспоминаний к ней вернулась как эхо. Она вздрогнула при мысли о том, что профессор мог повредить ее память целиком. С его стороны было безответственно применять сложные чары в не совсем трезвом состоянии.

«Эгоистичный подонок», — с чувством заключила часть разума, свободная от нелогичной тяги к зельевару, рождая видение, как он получает Конфундусом в свое надменное лицо за нарушение личных границ.

Как он посмел? Поплакался ей в жилетку о своих чертовых ошибках и выбросил ее, как отработанный материал! И ему было глубоко наплевать, что своими действиями он снова преступает закон. Или в следующий вечер пьяных откровений Снейп будет раскаиваться в том, что начисто отшиб ей память и сломал жизнь? Даже то, что Гермиона не сдержалась от опрометчивых слов, разве является поводом для такой низости со стороны человека, которому она верила?

Рон был прав: Снейп злыдень и мерзавец.

«Лишь бы Гарри не оказался прав», — с неуместной надеждой шепнуло сердце.

— Эванеско, — прошептала гриффиндорка, убирая следы от разбившейся бутылки с каменного пола туалетной комнаты, и вернулась в свою кровать. Ей было над чем подумать.

Близился день последнего в семестре факультативного занятия по зельеварению, но впервые Гермиона его страшилась. С момента, как ей удалось вспомнить подробности «отмененного» занятия, по счастливой случайности, не было ни одной пары ЗОТИ, и она боялась даже не столько оказаться лицом к лицу с профессором Снейпом, как снова заниматься зельями без слизеринцев: опять остаться с ним наедине. Гермиона просто не могла понять, как ей к нему относиться, а ставшая ей известной тайна зельевара не вызывала никакой радости.

Конечно, Гермиона не могла оставить эту историю без разъяснений. Она отправилась в библиотеку и стала искать информацию о семье Каррингтонов. Девушка нашла упоминание о них в «Справочнике чистокровных волшебников», изданном около шестидесяти лет назад, где поименно представлялись все представители благородных чистокровных семей Англии.

В зачарованной книге были составлены генеалогические деревья и вписаны нынешние потомки каждого рода. С крохотного овального окошка на старосту надменно смотрела бледная худощавая женщина, длинные темные волосы которой красиво обрамляли несколько вытянутое лицо. Внизу стояла подпись: «Ребекка Каррингтон». Она лишь на четыре дня пережила своего отца. Эта фамилия упоминалась и в старых выпусках «Ежедневного пророка» — представителей семьи подозревали в пособничестве Тому-кого-нельзя-называть, но после войны предъявлять обвинения было уже некому: род прервался на Ребекке. И если Гермиона сделала верные выводы из пьяных откровений Северуса Снейпа, то именно он приложил к этому свою руку.

И осознание этого факта почему-то отзывалось в ней не страшным пятном на биографии зельевара, а безликой статистической сводкой. Когда она успела зачерстветь? Или с ней сыграла злую шутку беспечная уверенность в том, что Снейп не предатель? Но обязан ли был он быть при этом хорошим человеком?

Невыразимо сложно было поименно опознать эмоции и чувства, которые Грейнджер испытывала к своему профессору. Еще сложнее оказалось смириться с ними.

Почти неделю гриффиндорка терзалась сомнениями. Снейп повел себя недостойно, применив к ней заклятье забвения, нарушил преподавательскую этику, показавшись в пьяном виде при студенте, но это была лишь верхушка айсберга. А все иные рассуждения сводились к осознанию простой фразы: Северус Снейп — Пожиратель смерти. И раньше эти слова не несли никакого смысла — обычная констатация факта, отражающая его социальный статус, — ведь всегда вместе с ними звучало «был».

Но не теперь. И еще больнее и мучительнее было понимать, что его прошлое не имело для Гермионы никакого значения. Она видела лишь настоящее, в котором он мучился виной и сожалел об ошибках. И все попытки взглянуть на Снейпа по-другому заканчивались крахом. Даже изредка возникающая бредовая мысль о том, что она глупо влюбилась, не вызывала былой бури протеста внутри. Как после таких выводов можно было смотреть своему преподавателю в глаза?