Теневой Танцор

Глава 15. Границы дозволенного

Северус вернулся в свою комнату далеко за полночь.

Аппарировав из Малфой-мэнора на порог дома в Тенистом переулке, зельевар, после трети бутылки отличного эльфийского вина и знатной пикировки с Морган, отправился в тупик Прядильщиков за котлом, весами и прочим необходимым оборудованием, чтобы затем снова возвратиться к Софии. В мерзкое варево, которое Снейп собирался готовить для Беллатрисы Лестрейндж, требовалось трижды добавлять свежую кровь беременной ведьмы, поэтому было проще всего оборудовать лабораторию в одной из комнат в доме в Хогсмиде.

Он брел под холодным весенним дождем, не разбирая дороги. Грязь противно чавкала под ботинками, ветер развевал полы плаща Пожирателя смерти, но Северусу все это было безразлично. Он шел и представлял выражение лица Гермионы, когда она узнает о том, что ошиблась в нем. Когда она узнает, что так же, как и раньше, он предал их сторону ради себя и своего ребенка. Отвернется ли она?

Зачем ему возвращать эту старую как мир способность своего тела? Видение, как он склоняется над детской кроваткой, болью резануло по сердцу, но Снейп тут же привел тысячу и один довод в пользу того, что только недоступность порождает эту тягу. Не лучше ли попытаться отбросить всякие сантименты и брать все, что Гермиона сможет ему предложить, брать все, до чего он только сможет дотянуться, не задумываясь о завтрашнем дне? Невозможность иметь детей не влияла на его жизнь, не мешала получать наслаждение. Так зачем ему беспокоиться об этом сейчас, когда рядом нет той, которая захотела бы стать матерью его сына? Записи Ребекки? Он все равно получит их, когда сыграет свою роль в маленьком спектакле Альбуса.

Северус споткнулся о большой камень, увязший в грязи, и полный решимости взорвать на мелкие осколки сферу с заключенным внутри недочеловеком, достал из кармана мантии волшебную палочку, планируя аппарировать. Но следом возникла еще одна мысль, заставившая его спрятать палочку обратно. София. Темный Лорд не убьет Лестрейндж настолько быстро, чтобы та не успела рассказать ему о проклятье Каррингтона. Дни Морган будут сочтены.

Он расхохотался безразлично выглядывающим из-за тяжелых туч звездам.

— Ради всего святого, Снейп, ты был предателем, им ты и сдохнешь! — выкрикнул он безучастным свидетелям своего мучения. Ему никто не ответил, и лишь капли дождя, стекавшие по его лицу, почему-то стали солеными.

А он все шел, погружаясь по самые щиколотки в черные лужи, увязая в своих мыслях и одиночестве.

Сначала он предал Лили, потом он предал Ребекку. Такие разные, противоположные, как день и ночь: добрая, милая Эванс и дерзкая, коварная Каррингтон наполняли его жизнь смыслом. Каждая по-своему, так, как умела. Какой была бы жизнь Северуса без них? Внутренний голос немедля вынес вердикт: «Спокойной», но зельевар горько усмехнулся. Наглая ложь. Она была бы пустой.

Но прошло много лет. И Снейп почти смог убедить себя, что достаточно выстрадал и искупил свои грехи. Что уж там, если обелять себя, то делать это полностью! Чем можно оправдать его ошибки? Горячность юности, жажда, власти, могущества, свободы или ложные ценности? Пожалуй, все вместе. Да, это звучит прекрасно.

«А что теперь, Северус? — насмешливо спросил себя мужчина. — Чем ты будешь объяснять свои ошибки в этот раз?»

Северусу внезапно пришло в голову, что его дорога снова освещалась светом двух факелов. Таких же непохожих, таких же различных.

День — ночь, свет — мрак, жизнь — смерть. Маятник его души с громким звоном ударялся о пределы реальности.

Может, довольно метаться между двух огней? Может, хватит танцевать на грани?

«Потому что финал этой истории будет до банального предсказуем, Северус».

* * *

Он зашел в свой кабинет, сбросив грязный плащ и промокшие ботинки в небрежную кучу в углу комнаты. Хмель из него давно выветрился, и ничто больше не согревало его в промозглой сырости подземелий. Снейп успел скинуть сюртук, брюки и наполовину расстегнуть рубашку, когда тихий вздох привлек его внимание.

В его кресле у погасшего камина спала, свернувшись калачиком, Гермиона Грейнджер. Она снова вздохнула, зябко поджав под себя полуголые ноги и пытаясь удобнее пристроить голову на жестком подлокотнике.

«Какого тролля вы здесь делаете в час ночи?» — Нет, не так.

«Почему ты все еще не ушла, когда я променял тебя на своего сына?» — Снова не то.

«Никогда больше не появляйтесь в моей жизни, мисс Грейнджер, потому что иначе я на коленях стану вымаливать у вас прощение и после возненавижу за то, что стали свидетелем моей слабости». — Да, пожалуй, это было бы самым точным выражением того, что он чувствовал.

Но вместо этого он произнес:

— Гермиона, я велел тебе уйти.

Собственный голос казался хриплым и скрипучим, точно старая петля на заброшенной калитке. Она вздрогнула, несколько раз моргнула, а в следующее мгновение повисла на его шее. Северус подавил порыв обнять ее за талию и стоял, словно соляной столб, не в силах прогнать ее, но и не делая попыток удержать.

— Гермиона… — слова застряли в горле.

— Я так боялась за вас, — она крепко обхватила его за плечи и тихо зашептала на ухо: — Вы же не думали, что я просто так уйду? Не смейте прогонять меня больше, профессор!

И тогда Снейп низко засмеялся, обвивая руками стройное тело и отрывая ее от пола, потому что в ту же секунду понял, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет отказаться от тепла и непосредственности девчонки. Предал? Как бы не так. Он сделает невозможное, но найдет способ превратить зелье для Беллатрисы в первоклассную отраву замедленного действия. Только для того, чтобы волшебница с янтарными глазами никогда его не покинула.

— Ох.

Снейп, не обращая внимания на тихий вздох, продолжил скользить губами по тонкой девичьей шее.

— Профессор… — Никакой реакции.

Даже позволяя Снейпу совсем не дружеские объятья и нежные прикосновения, даже после жарких поцелуев и томных взглядов, гриффиндорка не могла назвать его по имени. Может, это было последней отчаянной попыткой удержать дистанцию, а может, ее прельщала запретность отношений между преподавателем и студентом. Кто знал?

Но, так или иначе, он хотел услышать, как прозвучит его имя, сорвавшееся с нежных губ Гермионы.

— Северус… — позвала она, наконец, настойчиво, а в голове Снейпа мелькнула мысль, что ничего более сексуального в жизни он еще не слышал. В ее голосе звучала едва слышная хрипотца после сна, а легкая дрожь не позволяла угадать ее чувства. Страх? Или все же возбуждение?

И мужчина страстно надеялся, что второе.

Но через мгновение он понял, что Грейнджер упирается руками ему в грудь, пытаясь отстранить.

«Страх, — заявил бесстрастный комментатор в его голове. — Ты не имел права так далеко заходить, Северус. Ты не имел права давать волю своей одержимости. Ты все испортил. Снова».

Как бы Снейп ни изнывал от желания, он никогда не позволял своему либидо руководить действиями по отношению к Гермионе. Только внимание к ее желаниям, только ласка, только безграничное уважение к ее юности и невинности, которые она заслуживала.

Но не в этот день.

Отвратительное напоминание о его темной сущности давило на волю и инстинкты, грозило вот-вот разворотить свою тюрьму самоконтроля, заставляя его быть много настойчивее обычного и потакать своим подавляемым мыслям. Он хотел ее. Ему было совершенно безразлично, что Гермиона едва достигла совершеннолетия, а ему исполнилось тридцать семь. Она была женщиной, а он мужчиной, изнывающим от сладострастного голода. И в этот вечер он был еще и Пожирателем смерти, преклонявшим колени перед своим Хозяином, целовавшим край его мантии. А теперь оскверняющим этими же губами кожу Гермионы… И он не хотел этого, но где-то в самой темной глубине души, исполненной скверны и жажды разрушения, ему это нравилось.

Не размыкая рук, сцепленных за спиной Грейнджер, Северус отодвинулся, пытаясь разглядеть ее в полузадушенном зеленом флуоресцентном сиянии нескольких маринованных уродцев. Ее щеки зарделись, а глаза глядели на него настолько виновато, что ровно три секунды вызывали безотчетную панику.

— Что случилось?

Не в силах от смущения смотреть на него, Гермиона опустила глаза на свои руки и уткнулась взглядом в полуобнаженный мужской торс. Провела ладонями по груди, избегая темных сосков, пробежала тонкими пальчиками по ребрам и достигла живота, будто случайно погладив его и ощутив, как напряглись под кожей мышцы. Северус сквозь зубы втянул воздух, моля всех богов, чтобы оказаться сокрытым тенью за линией пояса. Словно забыв о столь близком его нахождении, гриффиндорка пробормотала:

— Никогда бы не подумала, что ты такой…

— Мускулистый? — насмешливо подсказал он, расценив ее запинку как попытку подобрать слова. Но голос все же дрогнул.

— Ммм… жилистый, — извиняющимся тоном закончила она.

Что ж, по крайней мере, правда.

Северус фыркнул, пытаясь скрыть смех от ее замешательства, и проворчал:

— Перетаскиваю чугунные котлы по подземельям, пока никто не видит. — Заметив округлившиеся глаза Гермионы, усмехнулся еще раз. Добавил в менторский тон немного легкого раздражения ее наивностью и продолжил: — Это шутка, мисс Грейнджер. Телосложение, чуть более отличное от скелета, обтянутого кожей, позволяет успешнее выносить заклятье Круциатус.

— Но ты вовсе не похож на скелет… И прямая, — она провела рукой от груди до пупка и ниже по дорожке черных волос, — и косая мышцы живота, — вернула ладошку на бок, мягко надавливая, — такие крепкие…

Он прижал ее блуждающие ладони к телу, пытаясь предотвратить новый неосознанный посыл тока ко всем нервным окончаниям, и с едва слышной хрипотцой заметил:

— Тебя так смутило желание преподать мне урок анатомии?

— Вообще-то нет, — она высвободила руки и наморщила нос, делая шаг назад. — Тебя надо вымыть. Ты выглядишь так, будто извалялся в болоте.

«Вымыть», — грустно подтвердил разочарованный мужчина внутри Снейпа, думая о том, что от него, помимо всего прочего, еще и исходит тяжелый, удушающий запах парфюма чокнутой Лестрейндж. А теперь, должно быть, и от Гермионы.

Нарочито медленно Северус расстегнул манжеты на рубашке и, наслаждаясь видом ошеломленной девушки, произнес:

— Самое время, мисс Грейнджер, показать насколько хорошо вы способны справиться с этой задачей.

* * *

Такую ванну Северус был готов принимать каждый день.

Он бросил ее посреди кабинета на растерзание гриффиндорской смелости и гриффиндорской же запальчивости, коснулся рукой банки со свернувшимся кольцами угрем и, толкнув от себя дверь, скрылся в спальне. Ни секунды не сомневаясь в исходе поединка, достал из платяного шкафа черный халат и зашел в боковую комнату.

Ему пришлось прождать не меньше пяти минут, пока смелость мисс Грейнджер окончательно разбила ее смущение, и когда она переступила порог комнаты, оказался уязвлен в самое сердце написанным на ее лице отвращением. Но прежде, чем он успел хоть что-то сказать, девушка сложила руки на груди и со звенящим в голосе возмущением произнесла: