От ненависти до... любви?

— Что? — не сразу поняв, что Малфой обращается ко мне, спросила я.

— Я спрашиваю, ты ещё долго будешь пялиться на меня?

— Я не... — начала было я, но Драко меня прервал:

— Ты не сводишь с меня взгляда уже пять минут. А я терпеть не могу, когда на меня так пристально смотрят. Если что-то хочешь спросить — спроси.

— Что с тобой произошло, Драко? — Вопрос я произнесла прежде, чем успела его осмысленно сформулировать.

— Что? — недоумевая, посмотрел он на меня.

— Что с тобой случилось? — Я решила попытаться узнать, раз уж первый вопрос я всё-таки задала. — Почему ты стал таким?

— Таким — каким? — прищурив глаза, спросил Драко.

— Таким... не Малфоем?

Малфой вопросительно посмотрел на меня.

— Ну, раньше ты не упускал возможности прицепиться ко мне. Но за всё время, что я живу в поместье, ты ни разу не назвал меня грязнокровкой, — пояснила я.

— Тебе это не нравится? Не ты ли все годы учёбы обижалась на меня за это? — усмехнулся он.

— Мне нравится. Просто на тебя это не похоже.

— Послушай, Грейнджер, тебе не кажется, что оскорблять тебя... скажем так... недальновидно? — спросил Драко. — Во-первых, сейчас это наказуемо. Во-вторых, ты не последний человек в современной истории. А в-третьих, ваш с отцом брак находится под личным вниманием министра магии.

— Брось, Малфой. Неужели ты думаешь, что я побегу к Кингсли жаловаться, если ты назовёшь меня грязнокровкой? — пожала я плечами.

— Не побежишь?

— Нет.

— То есть ты разрешаешь называть тебя грязнокровкой?

— Не разрешаю, — подавив раздражение, ответила я. — Я просто хочу понять, что с тобой случилось. Почему ты изменился?

— Тебе какая разница, Грейнджер?

— Разницы никакой. Просто хочу понять.

— Что понять?

— Понять, что с тобой произошло, — терпеливо объясняла я. — Что случилось, что ты стал таким замкнутым. Ты погружен в себя, ни с кем не общаешься. Сколько себя помню, вокруг тебя всегда вилась куча народу...

При этих словах Драко напрягся.

— Не лезь ко мне в душу, Грейнджер, — тихим голосом сказал он. — Ты всё равно не сможешь понять.

В его последних словах было столько горечи, что я вдруг увидела его другого — мальчишку, чьё детство, как и моё, и моих друзей, было изломано войной. Только, в отличие от нас, воевал он не на той стороне, а потому в этом новом послевоенном мире, похоже, своего места не видел.

Я встала и убрала книги, затем направилась к выходу, но у двери обернулась и сказала:

— Ты прав, не смогу, Драко. — И, немного помолчав, добавила: — И никто не сможет, если ты никого в свою душу не пустишь.

В ту ночь я долго не могла заснуть. Лёжа в кровати, всё прокручивала давешний разговор с Драко. А ведь обещала себе послать куда подальше всю их чёртову семейку! Но как только я напоминала себе об этом, передо мной снова вставал образ Драко и его взгляд, полный тщательно скрываемой боли. Похоже, душа у Хорька всё-таки была. И душе этой сейчас было ох как плохо.