Тени прошлого

— Альбус, но разве на Хогвартс не был наложен щит против Пожирателей?.. — подал голос Бруствер, но, услышав эти слова, я зло рассмеялся.

— Да я же ей и помог в этой мести! — я не мог остановить душивший меня парадоксальный смех. — Это же я тогда разрушил этот чёртов щит! Ты ведь не накладывал другой, верно?..

— Нет, Том, не накладывал… — ещё более сочувственно прошептал Дамблдор, впрочем, в абсолютной тишине его было прекрасно слышно. — Ты же раскаялся… мне казалось, что больше необходимости в нём нет…

— Раскаялся! — от этого смеха у меня даже потекли из глаз слёзы, но больше никому в этом помещении смешно не было. — Чёрт возьми, раскаялся!

Смех продолжал вырываться из моей груди ещё какое-то время, а потом, когда моя нервная система совсем истощилась, я более спокойным тоном произнёс:

— Если вы хотите найти виноватого, то посмотрите прямо перед собой. Не знаю, станет от этого кому-то легче или нет. Что мне делать, Дамблдор?

— Просто будь рядом, Том, — мягко попросил он, подойдя ко мне и положив на плечо иссушенную возрастом руку. — Ты ей сейчас очень нужен. Я думаю, нам пора идти…

Возражать никто не стал. И больше никто в лазарет прийти в этот день не рискнул. Так мы и сидели неподвижно с Лестатом по разные стороны кровати, периодически добавляя транквилизатор, боясь повторной истерики. К сожалению, вечно колоть препарат мы не могли, тем более что мы и так превысили все допустимые дозировки. Поэтому на следующий день инъекции закончились.

Но Тина опять была в ступоре. Если я просил её сесть — она садилась. Если я подносил ей чашку с водой — пила. Есть — отказывалась. Что-либо сказать — тоже. Она целый день с восьми утра до десяти вечера неподвижно просидела на кровати, смотря в одну точку перед собой. Ни одной слезинки. Ни одного движения. В тот момент я понял, что истерика, которая была до этого, была намного лучше. В лазарет приходил Невилл. Луна. Близнецы Уизли. Но она ни на кого не реагировала. Она целый день неподвижно смотрела в стену.

На следующий день, шестого июня, состоялись похороны. Когда я тихо сказал об этом Тине с утра и спросил, хочет ли она пойти, то впервые за эти полутора суток увидел хоть какую-то реакцию на свои действия. Она повернулась ко мне и медленно кивнула. Я помог ей переодеться в простое чёрное платье, а потом повёл её за руку, не отпуская от себя ни на шаг.

Казалось, погода в тот день скорбела вместе со всеми. Серое пасмурное небо и мелкая морось. Но это обстоятельство вовсе не помешало присутствовать почти всем обитателям школы на берегу Чёрного озера, недалеко от опушки Запретного леса, где решили сделать могилу в знак искреннего уважения. Он всегда считал Хогвартс своим домом, и теперь он останется здесь навсегда.

Сначала трогательную речь произнёс Дамблдор, потом — профессор Слизнорт, затем каждый из преподавателей что-то да сказал. Даже несколько учеников добавили пару слов. И все ждали, что Тина тоже решится что-то сказать. Но она молчала. Просто смотрела на серый надгробный камень и молчала. Когда после непродолжительной паузы Дамблдор уже собрался уходить, показывая, что всё… закончилось, Тина вдруг встала со своего места, подошла прямо к простому надгробию и, упав на колени прямо на могилу, закричала от боли.

Этот крик, леденящий душу крик вряд ли кто-то сможет забыть из тех, кто его слышал в тот день. Он был красноречивее всех сказанных ранее слов. Наконец слёзы хлынули из её глаз, и Тина, пару раз ударив в мягкую землю кулаком, дала боли хоть немного выйти наружу. Это была не истерика. Это была именно боль. Осознанная боль от потери.

Постепенно все разошлись, а спустя двадцать минут начался сильный дождь. Но ни Тина, ни я так и не сдвинулись со своего места. Тина сидела на сырой земле и пыталась дать дождю смыть ту чёрную печаль, что полностью поглотила её, а я стоял за её спиной и скорбел вместе с ней. По-своему, но не менее сильно. Через два с половиной часа силы покинули Тину, и я поднял её на руки, насквозь промокшую и истощённую, и отнёс обратно в лазарет. И опять она вернулась в состояние ступора, ни на кого не реагируя, не двигаясь, молча.

Так прошло два дня, а на третий после обеда в лазарет зашёл Дамблдор. Он попросил меня зайти к нему в кабинет, и я, оставив Тину на Лестата, послушно выполнил его просьбу и сел напротив рабочего стола директора Хогвартса.

— Том, я бы хотел поговорить с тобой, — спокойно произнёс Дамблдор, и я безучастно уставился на него, ожидая конкретики. Угадав мои мысли, он открыл ящик своего стола и достал оттуда небольшие песочные часы, посаженные на ось, а потом протянул мне: — Ты знаешь, что это?

— Это… маховик времени? — немного удивлённо предположил я, поскольку вживую никогда их не видел, но многое слышал.

— Ты действительно очень одарённый человек, Том, — мягко улыбнувшись, заметил Дамблдор. — Всё верно, это он.

— Откуда он у тебя? — задал я вполне логичный вопрос, и на его лице появилась бледная тень улыбки.

— Кингсли Бруствер смог подменить один из этих очень опасных устройств на муляж и одолжил на несколько дней мне.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся в прошлое и спас его? — в лоб спросил я, прекрасно понимая, к чему всё шло. — Я согласен.

— Не всё так просто, Том, — улыбка тут же сползла с лица Дамблдора. Он положил часы передо мной на стол и пояснил: — Первое, что я хочу тебе сказать, будет то… что ты должен прекрасно понимать, что Тина — абсолютно удивительная девушка, и изменить прошлое с помощью магии так, чтобы она о нём не помнила, — у тебя просто не получится. Я думаю, что она будет помнить оба варианта развития событий…

— А что второе? — спросил я, уловив первую мысль.

— А второе… — вздохнул Дамблдор. — Том, неужели ты действительно собирался всю оставшуюся жизнь оперировать в госпитале?

— Нет, конечно, — усмехнувшись, что меня так легко раскусили, ответил я. — Я бы убедился, что у Тины всё хорошо, сделал бы видимость, что уезжаю куда-нибудь подальше, а сам бы пустил себе цианистый калий по вене. Без неё в моей жизни смысла просто нет…

— Знаешь, вы на самом деле очень похожи с Северусом… — туманно заметил он, но я, моментально обо всём догадавшись, воскликнул:

— Чёрт! Хочешь сказать, что он тоже собирался покончить с собой после нашего отъезда?!

— Даже яд приготовил, — подтвердил мои догадки Дамблдор.

— То есть в тот день кто-нибудь точно должен был умереть?

— Да, Том, — с нотками грусти ответил он. — И я даю тебе этот маховик не для того, чтобы ты что-то изменил. Я даю тебе его для того, чтобы ты… Ты же понимаешь, кто должен сделать этот выбор в итоге?

— Я всё понял, Дамблдор, — тихо произнёс я, встав со своего места и взяв в руки песочные часы. — Спасибо.

И с этими словами я положил маховик в карман пиджака и направился обратно в больничное крыло.

***

Я словно потеряла чувство времени. Словно эта дьявольская мельница остановилась для меня. Остановилась вместе с его сердцем. Я смогла дать волю слезам только тогда, когда лично увидела его могилу. Кто-то что-то говорил, но я не понимала ни единого слова. Мной полностью завладела боль.

А потом я снова погрузилась в оцепенение. Передо мной раз за разом крутились его последние минуты, его последние слова, его касания, поцелуи, его дыхание на моей коже… Раз за разом я с самого утра переживала этот день, раз за разом просила, умоляла, чтобы это был всего лишь сон. Но это был не сон. Раз за разом всё заканчивалось одинаково.

Я не знаю, сколько прошло времени со всех этих событий, но меня внезапно окрикнул Том. Сначала раздался резкий хлопок дверью, потом он прогнал Поппи и Лестата, а затем пододвинул стул к моей кровати, насильно развернул меня к себе лицом и сел напротив.

— Так, всё, хватит, мне это надоело! — рассерженно воскликнул он, пристально посмотрев на меня чёрными, словно два бриллианта, глазами. — Я не дам тебе заморить себя голодом. И я не собираюсь дальше сидеть сложа руки и смотреть, как ты угасаешь на моих глазах. Держи.

Том насильно взял меня за правую руку и, разогнув мои, словно восковые, пальцы, положил туда что-то странное. Я медленно опустила взгляд и обнаружила в руке причудливые песочные часы, нанизанные на ось.

— Что это? — охрипшим голосом без единой эмоции спросила я, скорее по привычке, чем испытывая какое-то любопытство.

— Маховик времени, — коротко ответил Том, не отрывая от меня взгляда. — Ты знаешь, зачем он нужен?

Я медленно повернула голову сначала вправо, потом влево, а после вновь посмотрела на странные часы.

— С его помощью можно перемещаться во времени.

— Я не могу им воспользоваться, — хрипло ответила я, не понимая, зачем он дал мне эту вещь. Я бы вернулась, сразу же вернулась и спасла его, но… магия на меня не действовала. Так что этот маховик был просто маленькими часами, которые к тому же не показывали время.

— Я могу, — твёрдо заявил Том. — Тина, послушай меня, послушай внимательно. Мне надоело это враньё! Оно повсюду, мы потонули в нём! Но я хочу прекратить всё это. И я это сделаю. Может, это прозвучит жёстко, зато будет правдой.

Он облокотился о колени и, всё ещё пристально глядя мне в глаза, продолжил свой монолог:

— Тридцать восемь лет назад ты соврала мне, пытаясь спасти меня. Северус врал тебе полгода, скрывая, что я жив. Я всё это время врал Беллатрисе! Я никогда не говорил ей, что люблю её, никогда не говорил, что я к ней чувствую что-то, но… я никогда и не говорил, что это не так. Я спал с ней, пытаясь забыть тебя, и этим давал ей надежду. Я ей врал, и ты сама видишь, во что это всё вылилось. В Малфой-Мэноре ты соврала и мне, и ему, пытаясь опять всех спасти. Я соврал тебе неделю назад! Соврал и он…

— Что?.. — мозги начали немного шевелиться, а потом появилось возмущение. — Он отпустил меня! Ты отпустил меня! Неужели ты?..

— Я соврал тебе в другом, Тина, — резко перебил меня Том. — Я отпустил тебя, но я не собирался жить дальше после своего отъезда. Он действительно отпустил тебя, но он не собирался жить дальше так же, как и я…

— Это ложь! — закричала я, вскочив с кровати, но Том всё так же продолжал сидеть на стуле и смотреть мне в глаза. — Он сам попросил меня приезжать к нему, хотя бы раз в год или два!..

— На могилу, Тина, — выдохнул Том, и его слова заставили меня снова осесть. Внезапно в сознании всплыла та самая фраза.

Я знаю, что это будет очень странная просьба, но… вдруг у тебя возникнет желание приехать сюда и навестить меня, хотя бы раз в год или два… Я всегда буду рад тебе, Тина…

Вспомнив её, вспомнив тот тон, которым Северус произнёс эту фразу, я вдруг осознала, что Том был прав: Северус всего лишь попросил навещать его могилу. Он не собирался жить дальше. Я опять безучастно посмотрела в чёрные, полные спокойствия глаза, словно говоря, что он может продолжать.

— Я больше не буду тебе врать, так что слушай внимательно. Сейчас, именно сейчас перед тобой стоит тот самый выбор. Я больше не буду стеречь тебя здесь, больше не буду давать тебе седативные. И ты можешь сделать то, что считаешь нужным. Ты можешь выпрыгнуть в окно или вскрыть себе вены, сделав тем самым несчастными трёх человек. Ты можешь отдать маховик времени Дамблдору, попытаться отпустить Северуса и дать второй шанс мне. Я не буду врать тебе, что наша с тобой жизнь будет спокойной и безоблачной. Это не так. Будет всякое. Хорошее и плохое, ссоры и обиды. Но я готов поклясться тебе, как в той клятве у алтаря сорок четыре года назад, что всегда буду с тобой, в горе и радости, в болезни и здравии… Я готов преодолевать все проблемы вместе с тобой, а проблемы будут точно, в этом можно даже не сомневаться.