Мастер на все руки

ГЛАВА 6

Когда-то давно Дом-с-Сизой-Крышей не был никаким домом, а был самым настоящим замком и стоял не на улице Пламенеющей Розы, а посреди садов и полей, которые возделывали приписанные к замку крестьяне и было это в те легендарные времена, когда ещё никакого Хольмска не было и в помине и никто даже не собирался его строить. Это потом, когда владетели Трёх Королевств съехались для подписания мира на вечные времена и заключения брачных договоров в вольное герцогство (очень условно вольное, правда) на границе всех трёх земель, да когда выросли вокруг него сначала временные резиденции, а потом и постоянные, всё начало стремительно меняться. И город помнил, с чего он начался и к этому дому, и к этому роду всегда было очень особенное отношение. Хотя в городе ныне проживали и более богатые и более могущественные люди, а всё равно. Существенным было так же и то, Хельмстены — единственные в Хольмске, у кого был собственный Родовой Камень.

У Франчетты к дому дальней родни тоже было очень особенное отношение. Неприязненное. Ещё с тех самых пор, когда её юной девушкой, почти девочкой, привозили сюда по особым дням. И визиты эти обставлялись таким количеством правил и условностей, которые нельзя было нарушать ни в коем разе, дабы не опозориться, что вспоминать об этом было до сих пор неприятно. Иное дело — сад. Он был хорош и сам по себе, своею зеленью и освежающими фонтанами, и тем, что предоставлял укрытие от внимательных глаз, когда становилось невмоготу и хотелось расслабить судорожно выпрямленную спину.

И нет ничего удивительного, что нынешний неприятный разговор она предпочла провести именно в саду. Почему же леди Аселик пошла ей навстречу, и так же соглашалась разговаривать на ходу, а, скажем не в чайной гостиной, было до конца не понятно.

— Выяснились какие-то новые обстоятельства по поводу исчезновения моего мужа? — спросила она первым делом.

— Да, кое-что любопытное, в связи с чем у меня появились некоторые вопросы, — Франчетта кивнула не столько идущей рядом женщине, сколько своим собственным мыслям.

Только сейчас ей пришло в голову, что леди Аселик ни разу не назвала своего мужа убитым, только пропавшим. Тогда, сразу после происшествия ей казалось, что вдова цепляется за какую-то шаткую надежду, что муж всё-таки жив, несмотря на красноречивые обстоятельства. Сейчас же, глядя на её отстранённое спокойствие и самообладание (а ведь она и раньше такой была!) становилось похоже, что леди целенаправленно и методично гнёт какую-то свою линию.

— Спрашивайте, — чуть склонила голову леди Аселик.

— На этот раз меня интересуют не сами обстоятельства трагедии, а лица ей сопутствующие. Точнее, мне хотелось бы знать, что вы думаете о господах Фриеге Хольмстене и Вадгерде Рандау.

На то, чтобы выяснить, что именно этих двоих не видели давно, чуть ли с установления кенотафа по лорду Ренерду, ушли те два дня, что прошли с памятного разговора с молодым мастером. Личностями они были настолько малозначительными, что никто бы и не вспомнил, если бы не вопиющее их отсутствие на том самом поминальном ужине.

— Кузены Ренерда, — леди Аселик коротко пожала плечами. — То есть, для него — они близкая родня, а для меня — совсем дальняя. Молодые, амбициозные, считающие себя несправедливо обойдёнными семейным правом. Впрочем, последнее утверждение верно для большей части родственников. Не примите на свой счёт, речь идёт о ближней кровной родне, чьё вхождение в Семью узаконено Родовым Камнем.

Не приняла. Скорее даже приятно удивилась, что её вообще к какой-то там родне причисляют, хотя кровную связь ту приходилось долго и кропотливо выискивать по родовым книгам.

— А в каких отношениях они были с самим Ренердом?

— В каких-то были, — леди Аселик кивнула каким-то своим мыслям. — Вряд ли близких, то есть, закадычными друзьями они не были ни друг с другом, ни с моим мужем, но время от времени у них появлялись какие-то совместные дела.

— Какого рода дела?

Они медленно направлялись по садовой дорожке, мимо так называемого внешнего кольца, полностью засаженного розами. В сезон цветения, который потихоньку уже отходил, эта часть сада из-за ярко-алых, оранжевых, тёмно-розовых, бордовых, с вкраплениями иных оттенков роз, выглядела словно бы объятой пламенем. Соседи тоже поддерживали эту традицию и уже, пожалуй, никто не смог бы вспомнить, что появилось раньше, сами сады, или же название улицы.

— О, вряд ли что-то важное, ничего требовавшего значительного вложения средств или продолжительного времени. Совместная поездка на лошадиную ярмарку, открытие памятника основателям, на котором обязательно должен был присутствовать кто-то из Семьи, в таком роде. На последнем мероприятии они с Фриергом, помнится, даже серьёзно поссорились. Он думал, что будет самолично представлять Семью, тем более что и создание памятника Фриерг до некоторой степени спонсировал, а мой супруг считал, что лицом Семьи может являться он и только он.

— А если бы им было предложено прибыть в ваш особняк?

— Прилетели бы оба, — без малейшего сомнения предположила леди Аселик и тут же поинтересовалась: — Могу я узнать, с чем связан ваш интерес к этим моим родственникам?

— Оба пропали без следа и как бы не одновременно с вашим супругом.

Всё равно скоро это станет общеизвестно, так почему бы не сказать сейчас?

— Думаете, они вместе ввязались в какую-то авантюру? — осторожно поинтересовалась хозяйка дома. В эту сторону она не думала, даже не предполагала, что это будет иметь какое-то значение, однако ответ следователя её разочаровал:

— Что я думаю или не думаю, не имеет никакого значения, важно выяснить, как оно было на самом деле.

— В этом деле я вряд ли чем смогу вам помочь, — пальцы леди коротко сжались на кружевном платочке и тут же расслабились. — Сама я близкого знакомства ни с тем, ни с другим не водила.

— Однако, если бы, в порядке предположения, ваш муж прислал им приглашения в дом, пришли бы? — Франчетта продолжала пробовать выжать хоть какие-то дополнительные сведения из хозяйки дома.

— Думаю да, — леди Аселик коротко, почти незаметно, пожала плечами. — Особенно, если в приглашении прозвучал бы какой-то намёк на грядущую выгоду. Но, впрочем, если вы хотите узнать конкретно, не приходили ли эти два великовозрастных оболтуса к нам в день исчезновения моего мужа, то лучше слуг расспросить.

Франчетта мысленно с этим согласилась. Слуг, правда уже опрашивали, на предмет происшествий и чего-то необычного, но теперь можно будет поспрашивать более прицельно. Правда и особо нажимать тоже не стоит, а то человеческая память, она такая, если слишком уж целенаправленно и настойчиво расспрашивать свидетеля, он может придумать такие подробности, каких не было и вовсе. И искренне поверить в них.

— Правда, у нас, как в любом уважающем себя замке, полным-полно тайных ходов, — задумчиво качнула головой леди Аселик. — И если воспользовались одним из них, то слуги могли ничего и не узнать.

— Мы их тоже проверяли, — указала Франчетта на то, что было известно обеим. — В одном даже заметили следы волочения, но куда потом девалось тело, выяснить так и не удалось.

К выходу, кстати, даже не особо тайному, просто неофициальному и редко используемому, подходила как дорога, так и часть берега реки, к которому вполне могла пристать лодка.

— Тайные на то и тайные, что даже я далеко не обо всех знаю. Муж, тот да, тот знал. Он здесь вырос и его как наследника готовили. Мог кого угодно и провести, и вывести, так, что никто и знать не будет.

По крайней мере, на следы присутствия в доме каких-то посторонних женщин, которых никто никогда не видел, леди Аселик натыкалась достаточно регулярно. Впрочем, упоминать об этом она не собиралась. Достаточно и того, что и горничные тоже кое-что замечали. Впрочем, неприятные эти мысли натолкнули её на одну идею, могущую оказаться полезной:

— Хотя знаете, есть ещё одна возможность проверить ваши подозрения. У нас имеется нечто вроде для хранилища потерянных вещей. Такого, куда складываются вещи, которые находят в коридорах и залах горничные, или кто другой из слуг и не знает места этой вещи. Чаще всего это какие-то оторванные пуговицы или носовые платки, но пару раз нам таким образом удавалось возвращать гостям дома утерянные довольно ценные предметы.

— Да? — Франчетта удивилась не столько принятому в этом доме обычаю, ничего слишком уж особенного в нём не было, сколько желанию хозяйки активно ей помогать. — Давайте посмотрим. Хотя какова вероятность, что мы найдём любую безделицу утерянную конкретным человеком, да хотя бы даже двумя людьми, в конкретный день..?

— На самом деле довольно велика, — леди целеустремлённо зашагала в сторону садовой веранды, из которой можно было пройти в основную часть дома. — Фриерг, тот довольно аккуратен, а вот Вадгерд — неряха. С него плохо пристёгнутые запонки, держащиеся на одной нитке пуговицы и выпадающие из карманов обрывки каких-то записей буквально сыпятся. И забывает он свои вещи в разных местах довольно регулярно.

В доме, на нетерпеливый зов колокольчика (артефактного и раритетного, времён конца позапрошлого века и сколько стоит поддержание его работоспособности у специалистов, о том лучше не задумываться) степенно вышел верный Барандольф Раоп.

— Проводите, пожалуйста, госпожу следователя к хранилищу забытых вещей и дайте для ознакомления книгу регистрации, — попросила она вежливо и спокойно. — И если возникнут ещё какие просьбы…

— Исполню, — немолодой слуга с почтением склонил голову и повёл вверенную его заботам гостью в сторону служебного крыла.

— А у вас это принято, на каждую мелочь отдельную книгу регистрации заводить? — немедленно нашла она что спросить.

— Не то чтобы, — человек был словоохотлив, и это оказалось весьма кстати. — Приходно-расходные книги у нас почти как у всех. А регистрацию найденных вещей мы начали вести ещё в прошлом веке, с тех пор, как лорд Бирбен сначала потерял булавку для галстука, потом долго отрицал, что ему её вернули, потом выяснилось, что вернули ему её вместе с галстуком, который он по жаре расстегнул, да и не заметил, где и когда он упал. Но булавка была ценная, а галстук не особенно, поэтому он на него внимания и не обратил. Дело дошло до скандала и чуть ли обвинений в краже, но в конце концов, благодаря супруге самого лорда Бирбена, всё прояснилось. Однако к тому времени, нервы тогдашнего лорда Хельмстена оказались изрядно попорчены и повелел он завести отдельный учёт всего утерянного и найденного. А сейчас это уже одна из многочисленных традиций этого дома.

— Очень удобная традиция. По крайней мере, для тех, кто ею пользуется, а не выполняет, — одобрила Франчетта.

— Это наша работа. Нам жалование за неё платят, — с достоинством заметил Барандольф Раоп, а это был именно он. — Вот, имейте видеть, это как раз та самая дата, когда обнаружили…, - он затруднился с определением того, что же там обнаружили, и добавил более нейтральное: — … день происшествия.

Набор утерянных вещей был невелик, всего-то из пяти предметов и большая часть из них уже отбыла по месту назначения: мелкая монетка отправилась в общедомовую копилку, из которой детям работников к праздникам покупались какие-нибудь приятные сюрпризы, пуговица вернулась на платье старой госпожи, у обрывка листа с хозяйственными пометками тоже была обнаружена хозяйка и полетел он в растопку, а старая туфля, найденная под кроватью в одной из гостевых спален, была отправлена на помойку, к своей паре, выкинутой давно, чуть не месяц тому как. Осталась только одна перчатка из пары. Женская, что делало её слабоприменимой к теории, которую Франчетта пыталась сейчас доказать.