Мастер на все руки

ГЛАВА 8

Мастер пребывал в раздражении. И даже не трудился его скрывать. Старый богатый род, во владении которого скопилось немало вещей, считающимися фамильными ценностями и можно было бы ожидать весьма и весьма денежного заказа. Да он даже не только сам взялся, но и день выждал, набивая себе цену, не помчался сразу же. А тут, считай, пшик.

— Обычная, самая обычная вещь, без малейшего признака сверхобычного магического вмешательства, — тоном немного занудным, так, словно бы перед ним была не клиентка, а ученица, причём ученица нерадивая, принялся втолковывать мастер.

Не сразу, но у неё всё же дошли руки вызвать специалиста, чтобы осмотрел зеркало, на котором остались засохшие брызги крови. Артефакты с неведомыми свойствами, да такие, на которые во время кровавого ритуала что-то да попало, требуют внимательного к себе отношения.

— Что вы имеете в виду, под «сверхобычным вмешательством»? — леди Аселик сложила руки в замок, но более никаких признаков, что известие это произвело на неё хоть какое-то впечатление, было не заметно.

Всё же, когда она вызывала мастера из гильдии Раритетчиков, а именно им лучше всего удавалась работа со старинными вещами, включая даже артефактные, она ожидала совсем другого результата. Тем более, пришёл один из старших мастеров, член совета самоуправления гильдии, не кто попало.

— Я имею в виду, что сейчас мало что, за исключением разве что совсем уж простецких поделок, делается абсолютно без применения магии. Да хотя бы на стадии выплавки руды или просушки древесины, не говоря уж о чём-то более сложном.

— Молодой мастер, взявшийся за очистку моей гостиной от следов смерти, высказался весьма определённо, — намекнула леди.

— Молодёжь! — экспрессивно высказался мастер Яйхен Мир.

Молодёжь действительно частенько бралась за вещи, в которых мало что пронимает и портила то, что ещё могло послужить, да хотя бы памятью о днях давно минувших. А конкретно к этому, ещё и накопилось немало претензий. Нет, не по этому заказу. Всё же простая уборка, а пусть бы и платили за неё более чем неплохо, не по чину мастерам Раритетчикам, не достойная их таланта работа. Но были ещё несколько вещиц, мастерски восстановленных и ушедших через лавку барахольщика, в обход гильдейской казны. Да ещё и перебитый заказ на восстановление погребальной урны мастера краснодеревщика — пара дней бы прошло и гильдия снизила цены с «нереально много», до «очень дорого, но вполне посильно». Нет, молодому мастеру, как его там, Ли-О-Ши, непременно бы указали на неприемлемость подобного поведения, но он отказался вступать в ряды коллег! Хам! Однако у гильдии есть и другие рычаги воздействия, другие способы объяснить молодому наглецу, как он не прав.

— Молодость — не прок, — качнула головой леди, которая и сама была не то, чтобы таких уж великих лет.

Как же это Яйхен упустил подобный нюанс? Но ничего, всё поправимо.

— Молодость, — сказал он воодушевлённо-снисходительно, — прекрасная пора. Но в некоторых, особо сложных видах деятельности, таких, например, как наша, очень многое зависит от опыта, а это требует времени, тут уж никуда не денешься. Ну, или молодой человек просто счёл это удобной отговоркой, чтобы уменьшить объём своей работы.

Леди Аселик удержалась от того, чтобы отрицательно качнуть головой. Понятно, что мастер Яйхен Мир начнёт рекламировать себя и своих коллег и всячески поносить конкурента. Но даже если не брать во внимание тот факт, что мастер Ли-О-Ши ей понравился, несколько крошечных капелек на зеркальном стекле по сравнению с уже проделанной им работой — это была такая мелочь… Нет, за этим крылось что-то другое. А между тем мастер продолжал:

— … можете смело призывать служанок, чтобы, наконец, закончили приводить в порядок вашу собственность.

— Так и сделаю, — она согласно кивнула. — Однако, вы же не откажетесь написать для меня экспертное заключение?

— Оплата…

— … по прейскуранту.

— Стремление вашей семьи документировать буквально каждый свой шаг всегда мне импонировала, — он расплылся в довольной улыбке, которую, впрочем, в зарослях густющей бороды почти не было видно.

Ещё бы он не радовался! Каждая бумажка денежки стоит, и часть из них падала именно в его карман. Хоть не совсем напрасно время потратил, да и бумажки кропать, это вам не серьёзную работу делать.

Обычай был полезный: очень часто документальные подтверждения спасали Семью от гораздо более крупных неприятностей, чем потеря небольшого количества монет.

А всё же странно. И непонятно, кого теперь звать, если уж подобный господину Яйхену опытный, а он и в самом деле был опытен, мастер вполне определённо высказался, что нет в зеркале никакой магии. И можно было бы даже ему поверить, счесть, что молодому человеку действительно только померещилось что-то такое от усталости, если бы не одно но. Ренерд по своему магическому таланту был зеркальщиком. С сильными, но нестабильными способностями, то проявляющимися ярко, то уходящими практически в ноль. Как маг он никогда не регистрировался (ещё чего, не хватало опозориться на испытаниях!), такое решение когда-то приняли его родители в отношении своего сына и Ренерд его не менял. Будь их род не столь древним и знатным, вряд ли кто стал учить такого ребёнка, но это не их случай. И кто знает, что мог «дорогой» супруг вложить конкретно в это зеркало?

Про некоторые она знала. И опасалась.

Но далеко не про все.

Однако же, если мастер дал «добро», нужно действительно послать кого-нибудь закончить очистку. Семья, конечно, ценит свою историю и традиции, но кровавые пятна — это не тот её фрагмент, который следовало бы сохранять.

Тем же вечером, в рабочий кабинет леди Аселик, где та занималась разборкой поднакопившихся домашних счетов, постучал Барандольф Раоп. Ему было неловко отрывать от работы хозяйку, ради сущей ерунды, в которую обычно господ даже не посвящают, но где-то под сердцем что-то свербело и зудело, подсказывая, что не так всё может оказаться и просто.

— Что случилось, милейший? — голос леди был ровным, раздражения от того, что её прервали она, похоже не испытывала и Барандольф приободрился:

— Пропала одна из горничных. Солли, если помните.

— Солли? Это такая молоденькая светленькая девушка, которая, выросла при доме, а не взята была со стороны?

Слуг, хоть их было и немало, леди знала не только в лицо, но и поимённо. Это нужно обладать изрядной долей снобизма, чтобы не замечать людей, которые окружают тебя из года в год на протяжении многих лет.

— Да, это она.

— И что с нею случилось?

— Так пропала! — Барандольф не только развёл руками, но и, забывшись, хлопнул себя ладонями по бёдрам. — Солли не свиристелка какая, спокойная, разумная девушка, чтобы с хахалем бежать, а уж бросить на середине не законченную работу, это и вовсе не в её характере было. Да и… не думаю я, чтобы она сама, добровольно из дома ушла. Всё-таки лишенка … им, с их особенностями не так-то просто годное для жизни место найти.

— Без домыслов, пожалуйста, только события.

Леди откинулась на спинку кресла — пока что она поняла только то, что её верный дворецкий смущён, возмущён и ни во что не верит.

— Я послал девушку убирать в южную гостиную, а меньше часа спустя, прибегает Татайка с претензиями, а чего это Солли работу бросила, на гулянки усвистала и даже ведро да тряпки за собой не убрала. Про гулянки, это она так, из зависти. Я, благо недалеко был, сразу туда — и правда, рабочий инструмент весь разложен так, словно бы на середине уборки девушка всё бросила и ушла.

Ещё на словах о южной гостиной у леди Аселик нехорошо сжалось сердце, а потому, осенённая догадкой, договорить до конца доверенному слуге она не дала:

— А не зеркало ли она мыла, то, что не стал очищать мастер … мастер…

— … Ли-О-Ши, — подсказал Барандольф, имевший профессионально хорошую память на имена.

— Да-да, именно он.

— Возможно, именно его, — согласно склонился слуга.

— Пойдёмте, покажете, что там, — на этих словах она встала из-за стола и приготовилась сразу же идти.

— Так убрали же всё уже. Тряпки-веники — это не то, что должно лежать в хозяйских покоях, — несколько растерялся Барандольф, но его хозяйку не так просто было сбить с цели:

— Значит, позовите мне туда того, кто всё видел своими глазами. Татаю. И сами расскажете, что и как там стояло.

Солли так и не нашлась. Ведёрко с водой, как ей показали, стояло в некотором отдалении под стеночкой, там же и щётки находились. А вот прямо под зеркалом, на полу, лежала мягкая тряпочка, какими обычно стёкла моют. Повторный, гораздо более подробный опрос выяснил, что в последний раз девушку видел лакей, проходивший через комнату, и тогда она была занята тем, что стирала пыль с напольных часов, имевших и правда довольно затейливую отделку. И всё. Больше ни входящей, ни выходящей и вещи все её тоже были на месте.

Вечер-ночь искали своими силами, утром оповестили полицию, но не то, чтобы это дало хоть какой-то результат. Опять же, повторный осмотр зеркала, уже другим специалистом, присланным из полицейского управления, снова показал, что артефактом оно не является.

Однако же, что-то с ним определённо было нечисто.

В мире не так уж мало существ, наделённых разумом, сопоставимым с человеческим. Шныши, что зародились в холмистых северных степях, ульчи — эти, наоборот, жители тропических лесов, есть ещё фальны — те не могли далеко уходить от воды, да и вообще, проводили под ней добрую треть жизни. Были и ещё какие-то, о которых Франчетта твёрдо не знала, есть ли они не самом деле, или это только легенды. А вот с одним из ульчей она была знакома лично, и был он настолько ценным специалистом, что полицейское управление, в своём внутреннем дворе отстроило для него отдельный дом с садом и оранжереей. Точнее, сад-оранжерея — это было совершенно необходимое для ульчи жилое пространство, в вот в здании он работал. Принимал посетителей, держал книги и инструменты, даже проводил некоторые, несложные опыты.

— Середина лета — совершенно невозможное время для жизни, — скорбно поприветствовал Франчетту мастер Тот. Впрочем, примерно в том же духе он высказывался почти всегда, исключая разве что разгар весны, когда ульчи не только комфортно чувствовал себя в своём убежище, но даже и был способен надолго покидать его. Прогуливаться по улицам, забредать в кафешки, пробовать новые сорта медовухи, до которой был большим охотником, встречаться с сородичами, приехавшими в большой человеческий город расторговаться, да закупить для своих каких-нибудь экзотических диковинок.

— А как же тот распылитель нектара, который соорудил для вас мастер Чирималь? — поинтересовалась Франчетта, бывшая более-менее в курсе жизненных перипетий ульчи.

— Разве же можно называть разведённый в воде мёд — нектаром? — чешуйчатая кожа мастера Тота была недвижна, ибо мимических мышц для ульчи природа не предусмотрела. О расстройстве его свидетельствовало изменение цвета кожи, обычно серовато-голубая, она выбледнилась почти до жёлтого. — К тому же, окончательно выпарившись, мёд начинает пригорать и тогда нестерпимо воняет.