Книга шороха

Однако Панту там не оказалось. Только по всей длине живой изгороди, отделившей грушевый сад от прохода в здание Дворца, метался туда и обратно молодой садовник, чиркая по веткам самшитовых кустов шпалерными ножницами. Он был невзрачный, плохо одетый молодой человек с опаленными солнцем светлыми волосами – почти как у Гарона, и Дже даже подумала, что у садовника с Королем много общего, раз уж они оба выглядят как северяне, и оба с подобным упоением отдаются делу, которое выбрали. Впрочем, вновь подумала она, садовник не обязательно хотел стать садовником. Уж кому как не ей знать, что люди без рода – люди без выбора. С этой мыслью она посмотрела на деревянный браслет, обвивший руку по локоть, и горько усмехнулась. Каждый день Дже неустанно упрекала и ругала свою глупость, от которой не могла избавиться и до сих пор. Жизнь в клетке, пусть и в золотой, ей претила, но обстоятельства навешивали все больше замков на дверцу, и выйти становилось все труднее.

Джаху медленно прошла уложенной каменными плитками тропинкой к высокой стене под тень опустившихся грушевых ветвей. Каждый ее шаг вторил ритму скрипящих ножниц садовника. На обвитой розами кованой арке сидели несколько воробьев, переглядываясь, озадаченно склоняя маленькие головки, а затем с любопытством глянув на Дже, они слетели вниз друг за другом и, усевшись на осыпанной песком земле, принялись закапываться.

Панту она заметила невдалеке от открытой колоннады, когда старуха собиралась уже покидать сад. Дже хотела было ее окликнуть, но внезапно остановилась, засомневавшись – а все ли стоит рассказывать о Ютране и Йоме. Если о министре Военных дел и его действиях Панту сама желала узнать побольше, то в Ютране она заинтересована не была, и из недавно появившейся, пусть и легкой, но симпатии к нему, Джаху решила, что умолчит об участии Ютрана в затеянной Йомом осаде Шпиля.

Дже кивнула своему молчаливому убеждению и, подобрав полы платья, подбежала к старухе.

– Добро... – скрипуче протянула та, – у тебя аки дом горит, носишься-то?

– Рассказать кое-что хотела, – Джаху улыбнулась, хотя в этот момент почувствовала слабую колющую боль в локте.

– Настропалилась на предложеньице-то мое, да? – Бабка неуклюже подбоченилась. – Ну, пойдем, выгуляешь старую ведьму перед сном. Расскажешь сказочку.

– А если кто услышит?

Панту посмеялась:

– В сказки же не верит никто. Даже в сказки о богах. Хотя в самих боженек веруют.

Они прошли мимо густо усаженных вишен, и устроились в закрытом от чужих глаз самшитовой изгородью уголке, присев на украшенную искусными узорами скамью.

– Несомненно, – начала Джаху, накручивая на палец упавший с головы волос, – войска отправляет в Арх-Даман именно Йом. Только его генералы послушают. Его и Короля. И... – она запнулась, не зная, что говорить про Ютрана.

– И вот ведь случай гадостный! – внезапно воскликнула Панту, словно бы продолжая ее мысль. – Царю Волхву и дела до их нет. Ни до Шелестов, ни до наших. – Затем, успокоившись, спросила, – а энтот что? Налоговый министрик. Ежели Ютран тебе столько разболтал, то и руки марал, поди, а?

Тут Дже заметно напряглась.

– Я не знаю, он не говорил ничего такого, – медленно ответила она, и почувствовала вдруг поднимающуюся волну пульсирующей боли в руке, увитой лозой. – Думаю, господин Барас не имеет ни власти, ни интереса в этих событиях.

Ее голос начал дрожать, а боль поднялась выше к самому плечу.

– Он только сказал, что выделял Военному министерству деньги, – выдавила Джаху, почти задыхаясь. – И неоднозначно упоминал Великого канцлера.

Панту покосилась на нее:

– Ну да, а то как же еще? – понимающе протянула старуха. – И даже если б он тебе все-все рассказал, ты мне эту же песню б и пела. Добрый бы бахарь из тебя вышел.

Дже ничего не ответила. Она застыла, согнувшись, и, вцепившись скрюченными пальцами в грудь. Боль распространялась от руки и яростными ударами била в сердце, напоминая о давнем уговоре с Мирком.

– Что? Больно тебе? – язвительно спросила Панту, скривив рот. – Ничего, потерпишь. Поумнеешь. Неча выгораживать неродных.

В отдалении хлопнули тяжелые двустворчатые двери. С ветки сорвалась стая птиц, взорвав повисшую тишину грохотом крыльев.

Панту положила ладонь на плечо Дже:

– Хозяин твой идет, уймись уже.

Боль отошла и вернулась в то место, в котором жила все эти годы, – в деревянную лозу, оплетающую руку Джаху. Она выпрямилась, тяжело дыша, и подняла голову, вглядываясь в полумрак, укрывший колоннаду дворца. Оттуда шел небольшого роста человек, и Джаху сразу узнала в нем Мирка, потому что только у него была эта странная прыгающая походка, которую она запомнила, лишь единожды увидев. Под мышкой нес толстую кипу бумаг, перевязанных плетеным алым шнурком, постоянно перекидывая свисающий конец с бряцающим бубенчиком на внутреннюю сторону.

Мирк выглядел недовольным и обеспокоенным. Его тонкий рот растянулся в пренебрежительной ухмылке, а густые кустистые брови почти полностью скрыли глаза.

– Искать умаялся? – громко бросила старуха, и он резко остановился, словно ее вопрос ударил и едва не сшиб его с ног.

– Нет.

В его масляном взгляде промелькнул неприятный победоносный блеск.

– Это, – он потряс в воздухе бумагами, – вам на размышление. Обнаружилось отсутствие некоторых военных частей на местах.

В горле Панту булькнул гаденький смешок:

– А мне птичка на хвосте принесла, что все – Йом.

Она вела себя подобно глумливому ребенку, и порой сложно было воспринимать старуху всерьез, но все вокруг знали, и уже никто не сомневался, что она всегда права. И только один Гарон продолжал действовать по своему разумению, потому что был Королем и не мог себе позволить действовать по чужой указке.

– А мне – доверенные лица. Вот бумаги – читай, изучай, старая.

Он бросил документы ей на колени и звонко воскликнул:

– Давай. Вслух. Начинай!

И махнул рукой.

Панту дернулась и скинула Дже со скамьи. В землю вонзилась стрела. Одна. Вторая. Со всех сторон в них устремились стрелы.

* * *

Селедка осторожно прикрыла дверь и на мгновение задержалась, глядя на резную деревянную ручку в форме лисьей головы. Лето, как и говорили все, кто его знал, действительно походил на хитрого лиса, и уверенно тянул за нити своих марионеток, будто рожден был именно для этого занятия. Он приказал справляться своими силами, но Аили, лишь раз встретившись с ним, чувствовала на плечах его крупные цепкие руки, готовые манипулировать и направлять.

"Ты знаешь путь, которым идут Шелесты. Верен только он".

Тень вышла из сводов темного коридора, просочилась из щелей каменной кладки и сгустилась за ее спиной.

"Смерть".

Аили обернулась и отступила на шаг, чтобы не чувствовать запах гнили, идущий от Эра.

– Сон, – поправила она его, нахмурившись.

Эхо ее голоса прокатилось по каменному полу и спряталось под завесившими стены знаменами.

"От сна просыпаются".

Черный ветер навис над ней неосязаемым облаком клубящейся угольной пыли.

"Никто не должен проснуться, – прошипело во тьме, – иначе я не утолю голода".

Он раскрыл рукой ржавый вороненый доспех и обнажил разорванную грудь, в которой билось маленькое нежное сердечко.

"Его нужно кормить, – Эр выпрямился, и его взъерошенные волосы стали дыбом. – Иначе мы умрем".

– Мне-то что? – с мнимым безразличием бросила Селедка.

"Бессердечная. Бездушная. Безвольная".

Как только шипение Эра стихло, она двинулась в строну лестницы, чтобы спуститься на улицу. Как подобраться к командиру? Как можно в одиночку справиться с целым войском? Нельзя хлопнуть в ладоши и приказать врагам разойтись по домам. Аили вспомнила случай, о котором Лето имел неосторожность обмолвиться, – случай восстания Ведьминого лога. Тогда за помощью в Дом шепота обратилась Свободная Империя, напуганная волнениями в пограничных землях. С давних пор простые люди боялись тех, кого звали ведьмами и колдунами, и ссылали их в недружелюбную холодную тайгу – Ведьмин лог, – за ворота Чумного хода, начертившие на карте западную границу Свободной Империи. Когда Сердце посылал туда Аили вместе с отрядом более опытных Шелестов, она ждала увидеть сражение, где могущественные заклинатели насылают проклятия и сыплют молнии на головы врагов, однако все, что она на самом деле увидела – ничтожная кучка крестьян и шахтеров, которых обвинили в том, чего они никогда не делали и не смогли бы сделать. Эти бедолаги не восставали, а лишь хотели выбраться, вернуться к людям и жить обычной жизнью. Но закон Дома шепота суров.

Шелесты выполнили свою работу, подавив восстание единственным известным им способом. Они уходили назад, оставив после себя почти полностью опустошенную деревню, а выжившие провожали их темными ненавидящими глазами, и каждый готов был бросить камень, но более не смел. И тогда Аили вспоминала, как впервые увидела Шелестов, когда бежала с братом на Большую землю с Аренора, когда зимой, на заснеженной улице Арх-Дамана толпа смолкла, и сквозь покров падающего снега беззвучно прошли черные люди, и все провожали их таким же злым испепеляющим взглядом.

"В конце концов, – иногда говорила себе она, – должен же кто-то быть плохим".

И Эр с ней соглашался. Каждый раз он говорил ей: "Убивай!", говорил даже тогда, когда были и другие пути, а Селедка верила и думала, что ее отец делал то же самое, но считался уважаемым и благородным человеком. Просто таков путь Шелеста. Единственно верный путь. И она делала то, что велел делать Ветер.

Аили нескоро вышла из башни. Пару раз заблудилась в переходах и ответвлениях лестниц, но, оказавшись на улице, с удовольствием окунулась в ночную прохладу. Слух ласкало тихое потрескивание костров и факелов, везде сновали люди, будто Шпиль никогда не спал. Вместо того чтобы искать Яна Пепла, она намеревалась заняться харимийским командиром – Сердце не станет долго ждать.

Плана не было. Она и без плана знала, что нужно делать. Достаточно только увидеть командира.

Она поднялась на стену по приставленной лестнице и направилась к угловой сторожевой башне, где стояли на карауле четверо часовых. Аили расспросила их о том, где находятся командирские шатры харимийцев, а затем долго и терпеливо выслушивала издевательский смех и лишь после получила ответ на свой вопрос. Старый часовой, утирая слезы, выступившие от смеха, махнул в сторону светлых шатров, разбитых у опушки Проклятого леса.

Она пристально вглядывалась в даль, куда указывала его рука, внимательно изучала маленькие фигурки подсвеченных луной шатров, пока не увидела человеческие силуэты на фоне костров.

Далеко. Даже стрелы не долетят.

На миг в ее голове появилась предательская мысль о том, что часовые могли ошибиться или просто указать в любое направление, желая отделаться поскорее от странной девчонки. Тогда могли пострадать другие люди...

"Никто не узнает, – прошипело в темноте. – Я съем всех. Я нашел командиров".

Аили с раздражением закатила глаза:

– Надо подготовиться, – она сняла плащ и расстелила его на холодном камне, затем села, устроившись под защитой башни, – ты знаешь, что делать, Эр.