Книга шороха

Стоящие поодаль часовые с ухмылкой переглянулись, продолжая шутить о сумасшедшей, которая говорит с собой. Только одному показалось, что ее тень исчезла. Он дернулся, потер глаза, потряс головой и отвернулся, решив, видно, что ему мерещится.

Над крепостью проплыла большая туча, закрыла собой луну и лениво протянулась над долиной, погрузив все во мрак. Только маленькие красные звездочки были видны сквозь ее мощное тело. Аили сняла с пояса небольшой мешок и достала из него гладкую черную шкатулку, в которой лежали, обернутые замшей, две крупные банки с дурно пахнущими мазями. Маковичка. Их запах донесся даже до часовых, искоса наблюдающих за Селедкой.

– Что это она делает? – с недоверием спросил один из них.

Тот, что был постарше, лысый и с густой черной бородой, ответил, подняв палец:

– Новое лицо, а говору все было про нового Шелеста. Она, значит, и есть. О как! Вот погоди, змием обратится, да сожрет всю армию.

– Так не обращается! Вон, сидит, вонючкой этой своей натирается.

– А это ж маковичка. Это чтоб чешуя крепкая росла.

Однако, вместо того, чтобы скинуть человеческое обличье и отправиться в образе змия сеять смерть и разрушения на головы врагов, Аили, закончив обмазываться, убрала шкатулку, завернулась в плащ по самый нос и закрыла глаза. На миг все стихло и она услышала собственное дыхание. Приложила ладонь к груди, но не ощутила биения сердца. Ее согревало тепло подбитого шерстяными лоскутами плаща, и она медленно проваливалась в сон. Услышала, как злобно плюнул себе под ноги и шаркнул каблуком старый часовой:

– Лучше места не нашла, дура.

Тот, что был моложе, легонько стукнул древком глевии о камень и зевнул:

– А говоришь – чешуя! Байки все. Ты вон, сколько лет тут служишь, а хоть бы одного змия увидел, а?

– Оплошал, – протянул пожилой и привычным жестом поправил пояс. – Не видел.

Он прикрыл глаза, будто в доказательство своих слов, а после положил руки на выступ стены. Долго и шумно дышал – глубоко и сосредоточенно, – раскачиваясь на пятках вперед-назад.

Наконец Старый медленно и со свистом выдохнул сухой воздух и, неспешно распахнув веки, поглядел в серую печальную даль бескрайней пустоши. Все осталось как прежде. Только у ног пробивались из земли свежие и сильные ростки гречихи. И ноги казались меньше. Он хотел потереть глаза, но увидел ее руки, покрытые черными узорами клейма, сковывающего зло. Она никак не могла снять его образ. Засыпая под отдаленное бурчание пожилого солдата, невольно примерила на себя его шкуру, а сейчас с остервенением сдирала с себя его лицо, кожу, выдирала бороду. Кричала во все горло до крови у рта, срывала его голос, чтобы мог прорезаться ее собственный. И в конце, осталась лишь сброшенная на землю личина, но она быстро заросла травой и стала частью этого мира.

Аили потянулась, как после долгого сна, ладонями растерла щеки и направилась вперед, туда, где высились грязные желтые шатры ставки, потрепанные ветром и дождями. Над их шпилями, вздернувшими полотно туч, кружили черные огромные вороны, и Селедка знала, что они кричат, но криков их слышно не было.

У шатров толпились люди – те, кого сумел увидеть Эр. Всего несколько человек из командования. Командующий Королевской стражи, его офицеры, посыльные, все стояли снаружи и громко спорили о чем-то. Командир активно размахивал руками пока говорил. Говорил быстро и неразборчиво, брызжа слюной на длинную рыжую бороду, сбившимися клоками торчащую из-под перевязи плаща.

– Эр, – тихо позвала Аили, медленно подбираясь к шатрам. – Ты видел его. Начинай.

Ветер стоял рядом, нависая над Селедкой угрюмой тенью. Из черного провала савана, покрывавшего его лицо, вытянулась обугленная голова с провалившимся носом. Улыбался, предвкушая грядущий пир. Эр, Черный ветер, жадность чья весь мир пожрала бы, он часто хвастал этим, готовый поглотить любой сон, любую крупицу воспоминаний, всегда рвался к большим жертвам, дабы насытить свое пустое существование.

Селедка с опаской смотрела в его пылающие глаза, застланные клубами дыма и пепла, задумчиво глядела на оскал выдвинутой вперед нижней челюсти, затем, отбросив все мысли, крадучись приблизилась к командующему. Она старалась не касаться людей и шатров, предметов, которые их окружали, чтобы никто не проснулся и не ускользнул из ее мира разума. Они не видели Аили, как она стояла рядом с генералом-командующим, оглядывала их, затем поднялась на цыпочки и стала быстро шептать ему на ухо слова, чтобы командующий донес их до остальных.

И он донес. Первым его слова на острие копья получил один из посыльных. Селедка отступила на шаг. Труп упал к ее ногам, запрокинув голову. В мертвых глазах отражалось ночное небо. Аили посмотрела вверх на серые тучи и улыбнулась собственной реальности.

– Одним недовольным меньше, – зло заметил командир.

– Мы не можем здесь больше оставаться, – осторожно произнес один из лейтенантов, покосившись на тело.

Он нервно теребил перевязь ножен, не обремененных узлом мира.

Аили подошла к нему со спины и, заметив, что фигура лейтенанта не отбрасывает тени, начала нашептывать ему то, что подвело бы черту под итогом его жизни. Все равно Эр уже съел беднягу.

Лицо лейтенанта стало серым, а под глазами проступили темные круги.

– У нас кончается провизия, – твердо добавил он. – Я увожу своих людей.

Командующий стукнул копьем о землю и поглядел себе в ноги. Его красные щеки нелепо раздувались подобно парусам, готовым разорваться под напором попутного ветра.

– Никто не уйдет.

Он выхватил из-за пояса нож и замахнулся на лейтенанта. Лейтенант вовремя отскочил и вонзил меч в спину своего командира. Он и сам не понял, как сделал это. Его ладонь заскользила по утопающей в крови рукояти, но чьи-то бледные пальцы сжали запястье, и он уже не мог отпустить меч.

– Возвращайся домой, – холодно произнесла Селедка и резко дернула его руку.

Клинок с хрустом провернулся в теле командира, и из груди покойника со свистом вырвался воздух.

Лейтенант увидел Аили. Но из всех стоявших в кругу шатров людей видел ее лишь он один. Напуганный, тихий и уже мертвый. Рядом стоял Черный ветер, алчный и жестокий дух, в которого нельзя было верить, иначе он вполне мог стать реальным.

– Здесь все, – сказала Ветру Аили, отпустив запястье лейтенанта.

Он вытерла кровь со своей руки краем алой тряпки, повязанной вокруг пояса. Эр странно ссутулился, а потом втянул голову в плечи и накинул на себя саван.

– Но остальные живы, – недовольно отозвался он, пряча лицо в черных облаках вырывающейся из пасти пыли.

Селедка обернулась и лишь неуверенно пожала плечами:

– Кто-то ведь должен уносить тела.

* * *

Джаху без оглядки мчалась вперед. Позади осталась кричащая Панту и летящие стрелы, но Джаху всё бежала, сломя голову, задыхаясь, натыкаясь в темноте на розовые кусты и невысокие ограды. Она спотыкалась о камни, пару раз упала. Кажется, даже разбила колени и содрала ладони. И все мчалась, не разбирая дороги, держа в руках подол длинного красного платья. Дже слышались кричащие за спиной голоса. Топот ног. За ней бежали?

Она налетела на ворота случайного дома и закричала. Била кулаками в дверь. Тщетно. Кинулась дальше. И так продолжала швырять себя от дома к дому, пока резко не остановилась.

Судьба решила сжалиться над ней, когда Джаху вспомнила про Ютрана Бараса. Она кинулась бежать по дороге, которую плохо помнила – к его поместью. Он поможет, верила и убеждала себя она. И когда увидела растянутое у ворот знамя с министерским гербом, рванула так стремительно, что набегу врезалась в тяжелую дверь и принялась изо всех сил колотить в нее, постоянно оглядываясь на закипающий где-то далеко позади шум поднятой стражи.

Дверь отворила немолодая женщина. За ее спиной стоял большой мужчина с заряженным арбалетом – охранник.

Джаху застыла, широко распахнув глаза, и уже собиралась сорваться с места, чтобы снова бежать, когда мужчина вдруг опустил оружие, а женщина взяла ее за руку и потянула внутрь.

– Садись, – скомандовала она и указала на крепкий стул у окна.

Джаху села, боясь, что в нее все еще собираются стрелять.

– Кто такая? – женщина поставила на стол глиняный стакан с водой и встала в стороне, с подозрением оглядывая Дже.

– Шади, – еле слышно ответила та, озираясь по сторонам. – Я служу во Дворце.

Комната прислуги, несомненно – простая посуда, неказистая грубая мебель.

– Где я? – трусовато уточнила Джаху, протянув к воде содранные в кровь ладони.

Сгибая пальцы, она чувствовала тягучую режущую боль в опухших посиневших суставах. С каждым вдохом она ощущала, как лоза деревянного браслета пускает острые корни в тело.

– В доме Барас. Я управляющая тут. Так меня можешь и звать. – Управляющая приблизилась и наклонилась, облокотившись о стол. – И чего же с тобой стряслось, Шади?

Дже облегченно вздохнула, но затем ее резко затрясло, стоило ей вспомнить. Панту скинула ее на влажную траву. Стрелы воткнулись в землю в шаге от лица.

– Я... Кого-то, наверное, убили. Я не знаю. – Она уставилась в ноги, на колени, пропитавшие кровью подол. – Я была в саду, когда пришел мой хозяин, а потом не пойми откуда... Стрелы. Люди кричали. Я слышала, что мне приказали бежать.

В тяжелом полумраке Джаху заметила, как управляющая молча кивнула самой себе и медленно прошагала к дальней стене, задумавшись и скрестив на груди руки.

– Позову господина, – заключила она, косясь на Дже, – с незваными гостями ему разбираться.

После этих слов управляющая покинула комнатенку, осторожно прикрыв за собой дверь, и Джаху осталась в незнакомом доме один на один с вооруженным сторожем, внушительный вид которого ее пугал. Она вздрагивала каждый раз, когда память неожиданно швыряла ее лицом на землю, вновь и вновь заставляя переживать то мгновение, в котором от смерти ее отделял один маленький шажок. И так же раз за разом она думала: что, если бы Панту не успела? Что, если бы не пришел Мирк? Что, если бы сама Дже не встретилась с Ютраном? Может, тогда она лежала бы сейчас у себя, укрытая мехами и одеялами, спала и видела сны о лучшей жизни.

За дверью послышались шаги и торопливое бормотание управляющей.

– Господин Барас ожидает у себя, – небрежно бросила она, появившись на пороге. – Идем.

Дом был очень старый. От погруженных в ночную тьму стен веяло теплом и свежестью даже при неровном скудном свете огарка, который бросал на все угловатые тени.

Пару часов назад Дже не так уж боялась умереть. Ведь когда-то ее уже выставили на край пропасти, откуда прямо в лицо глядели алчущие глаза смерти, а к петле виселицы тянулись руки палача. Тогда победила жадность Мирка. После, на протяжении многих лет, Джаху наблюдала свою жизнь со стороны, как медленно стекающую по стене каплю, которая рано или поздно достигнет пола и исчезнет где-то в трещинах досок. Ей и в голову не приходило, что эта капля может внезапно сорваться и в миг разбиться на сотню невидимых брызг.

Все изменилось. То и дело в воображении стрела протыкала ее висок, и Дже видела себя, рухнувшую мешком на примятую траву. Стеклянные глупые глаза, распахнутые и неподвижные. Уже без бесноватого огня. И пугало, что от нее ничего не останется, кроме, разве что, скинутого в Гнойный ров бесполезного тела.