Книга шороха

Управляющая, наконец, остановилась напротив тяжелых дверей в самом конце длинного коридора и, перед тем как открыть их, обернулась к Дже:

– Господин Барас человек хороший, ты не бойся его. Он тебя поспрашивать хотел о том, что произошло. Отвечай смело и не вздумай врать. Будь любезна с ним. Хотя это ты умеешь, коли при Дворце служишь. – После она недружелюбно ухмыльнулась и добавила, распахнув двери: – А странно, ведь пустынница. И как тебя там терпели...

Джаху, пожав плечами, бросила на ходу:

– Король любит все чужое.

Она оказалась в небольшой темной комнатке с узкими окнами, зашнурованными решеткой. Стоило сквозняку заглянуть внутрь, как свет свечи в смятении кидался к стене, освещая развешенные по крюкам старинные военные топоры. Ютран копошился у стола, собирая в стопку бумаги, связывая их. Управляющая захлопнула двери, и он вскинул голову. С некоторым удивлением посмотрел на Дже.

– Неожиданность, сударыня Шади, увидеть вас здесь, – мягко произнес министр, обойдя стол. – Присядете?

Запинаясь на каждом шагу, Дже приняла его предложение и опустилась в глубокое жесткое кресло. Она нервничала и ломала содранные руки, крутила запястья и все изучала пол под ногами.

– Я... – проскрипело у нее в горле, – я почти умерла. Знаете, еще шаг вперед – и... И лежала бы сейчас там, в Дворцовом саду. И все.

Ютран заинтересованно подался к ней и сел напротив, взяв со стола стеклянную расписанную бутыль и небольшой серебряный кубок:

– Любопытно, – пробубнил он и протянул кубок Джаху. – Вот. Выпейте.

Он наполнил его до половины золотистой жидкостью.

Дже поднесла напиток ко рту и поморщилась, когда острый запах ударил в лицо. Тем не менее, с трудом, но она выпила все до дна.

– Понравилось?

Она никак не могла заставить себя вдохнуть. Огненная вода обожгла горло, словно рисовая водка, которую так любили на Ареноре и в Старом царстве. Спустя миг или два ноги сделались ватными, а по телу растеклась теплая истома.

– Что это? – открыв глаза, спросила Дже. – Ужасно.

Ютран улыбнулся и протянул руки, чтобы она отдала кубок. Было что-то таинственное в том, чтобы вложить чашу в его ладони. Передавая кубок, Джаху случайно коснулась их и вздрогнула, в смущении испугалась поднять на министра взгляд.

– Господин Омаш привез мне это, очень, очень давно, – Ютран пожал плечами, – говорил, волосы к старости терять не буду.

– Боитесь, что я облысею?

Дже посмотрела на сосуд с напитком – теперь она заметила, что не рисунок был на бутылке, а скрученная кольцами змея внутри.

– Мерзость... И я это выпила. Надеюсь, она хотя бы не ядовитая.

– Самая ядовитая, – он улыбнулся шире и налил еще, но кубок оставил на столе. – Однако не бойтесь. Я не тот человек, что желает вам смерти. Расскажете, что произошло?

Дже шумно вздохнула. Она запустила в волосы правую руку и долго продолжала теребить черные кудри. Пламя в ее глазах присмирело, хотя его блики продолжали танцевать на чешуйках запечатанной в бутылке змеи. Джаху почти рвала волосы – рассказать Ютрану, что Панту приказала следить за ним?

– Кто-то хотел убить старуху или Мирка. – Осторожно начала она. – Мы все встретились в саду, чтобы поделиться сведениями.

Ютран приподнял ладонь, как бы осведомившись:

– В праве ли я знать, что за сведения вы принесли им?

– Только если это станет нашей с вами тайной.

Он плавно кивнул и попросил продолжать.

– Все мы узнали, кто на самом деле стоит за отправкой войск в Старое царство, а у Мирка оказались при себе доказательства. Мы даже не успели обсудить что-то, как вдруг полетели стрелы. Старуха опрокинула меня и приказала бежать. Это все, что я знаю, господин Барас.

Его лицо побледнело.

– Что же вы рассказали? – сдавленно пробормотал он, вероятно, припомнив последнюю встречу с Дже.

– Не беспокойтесь, – уголки ее губ едва заметно дрогнули, – я не упоминала вас.

– Отчего же? – он заинтересованно приподнял подбородок, будто подставил лицо навстречу ее голосу.

Джаху вжалась в кресло. Желание излить душу тянуло ее в сторону Ютрана, а проклятие, врастающее в тело и сжимающее сердце, вдавливало в кресло.

– Я знаю Мирка очень давно, – она вцепилась в обвивший руку браслет, – он купил меня и тем спас мою жизнь, но я никогда не была ему действительно благодарна. До этой недели.

– Что изменилось?

Она отвела взгляд:

– Я встретила человека, который не принял меня за собаку.

– Разве было иначе?

– Было. И в Хаш'Дауре, и здесь. Если ты живешь в Нижнем городе, тогда ты – ша. Тебя можно пинать, унижать, делать с тобой все, что угодно. Если ты носишь ошейник, – она подняла руку, показывая деревянный браслет, – тогда собака.

– Но никто не относится к вам так.

Джаху хмыкнула:

– Но никто не скажет вам правды.

– Я заметил вас много лет назад, но жалею, что возможность говорить выдалась лишь теперь.

Ютран потянулся, чтобы коснуться браслета, хотел ее приободрить, однако Дже отдернула руку.

– Не делайте мне больно, господин Барас.

Он сконфужено отпрянул:

– Прошу меня извинить, я бы никогда...

– Вы не понимаете. Это договор, цепь, на которую меня посадили. Не касайтесь ее, если не желаете мне дурного.

– Ведьмины игрушки?

– Вроде того. Панту пообещала, что поможет мне снять его, но если ее убили...

Она не знала, что сказать и стоит ли продолжать эту фразу, ведь если Панту умерла, то всему конец.

– И вы не боитесь, что Мирк узнает?

– Ему плевать. Первое, что он сделал, когда привез меня на Аренор – подарил Гарону.

Она взяла со стола кубок и, морщась, осушила его.

– Вероятно, это не мое дело, но... Как дорого Мирку пришлось заплатить?

– Никто не даст за ша и монетку. Он не заплатил ничего. А я заплатила всем.

Лицо Ютрана помрачнело. Он вновь наполнил кубок, но на сей раз, выпил сам.

– Когда я лишился жены – тоже думал, что отдал все за одну ошибку. – Он посмотрел ей в глаза. – Но знаете, Шади, у меня осталось двое детей. Что-нибудь всегда остается, иначе бессмысленно жить.

– Мне этого не понять. Дети – предел моих мечтаний. Вы знаете: королям не нужны ублюдки, поэтому они вырезают саму возможность на корню. К сожалению, вырезают не у себя.

Ютран пристыжено кивнул и наполнил ей кубок. До краев.

– Добром это не кончится, – лукаво заметила Джаху, делая глоток.

Ее уже не беспокоила заспиртованная в бутылке змея.

– Я распорядился, чтобы вам приготовили покои. Могу проводить вас...

Она его перебила:

– Не думаю, что провожать меня до покоев стоит вам.

Повисло напряженное молчание, и Дже поспешила развеять его, как могла:

– Представьте, если вдруг проснутся ваши дети и увидят, что вы "провожаете меня до покоев". Что они скажут? "Это не та ли дама из Дворца? О ней говорят, что она такое умеет!"

Ютран заметно повеселел:

– А что вы умеете?

Джаху, не краснея, засмеялась:

– Вам интересно? Не омрачайте момент. Оставим это шуткой.

– Все же, я провожу вас, – уже серьезно произнес он, – иначе, боюсь, вы не доберетесь.

Она отмахнулась:

– Все ваша змея.

– Но вы отвлеклись, – Ютран поднялся и протянул ей руку.

Дже встала. Ноги налились свинцом, а в голове сильными настойчивыми ударами пульсировала кровь. Все же она чувствовала себя куда лучше, чем прежде. Ютран помог ей дойти до гостевой комнаты, где у высоких двустворчатых дверей остановился и тихо, так чтобы голос его эхом не прокатился по коридору, произнес:

– Полагаю, за этой дверью помочь вам я уже не смогу. Однако там вас ожидает служанка. – Министр хмыкнул. – Если еще не спит.

В темноте она увидела его печальную улыбку. Он отворил перед ней дверь.

– Вы спасли меня сегодня. – Остановившись на пороге, молвила Дже.

Она хотела сказать что-то еще, но не могла. Слова встряли в горле тяжелым камнем, что вот-вот должен сорваться.

– Еще не спас, – коротко ответил он и отступил на шаг назад.

– У вас еще есть время, – она опустила голову в знак уважения. – Доброй ночи, господин Барас.

– Доброй ночи, Шади Джаху.

Он аккуратно закрыл за ней дверь и еще долго просто стоял на одном месте, глядя в пол, погруженный в мысли о грядущем дне.

* * *

Солнце вырвало Селедку из беспокойного некрепкого сна, выглянув из-за холодной громады сторожевой башни. Стоял необычайный шум: ржали лошади, гремели повозки, кричали и бранились люди. Флаги спущены, а солдаты облачились в траурные черные плащи. Глядя на них, Аили вспоминала, как в родительский дом на Ареноре приходили Шелесты – такие же мрачные и далекие, – ее отец становился одним из них, закрывал двери за их спинами и они подолгу не выходили из его кабинета. Тогда дом погружался в пучину молчания, никто не говорил, и, казалось, даже тени прячутся по углам, боясь потревожить тишину малейшим шорохом.

Она сложила вещи в сумку и в последний раз посмотрела на беспокойный лагерь. Ее дело сделано – остальное не важно. Наверное теперь они уйдут.

"Иди с ними".

Аили ничего не ответила. Она повернулась спиной к солнцу и направилась к Шпилю, возвышающемуся на фоне уходящих на северо-запад рассветных сумерек.

"Возвращайся домой".

– У меня еще много дел, – Селедка закинула за плечо сумку и украдкой улыбнулась, оглянувшись, будто Эр стоял позади, – может, когда-нибудь...

Кивнув караульным, она открыла дверь в башню, вошла в уже знакомую темноту Шпиля, поднялась по длинной винтовой лестнице и задержалась только в комнате с прикованными к пюпитрам Книгами шороха. Одно прикосновение, и Аили могла увидеть все, что написано внутри, узнать тайны, которые Лето не доверял никому. Здесь Ветер был человеком, не в силах противиться цепям, все еще удерживающим его суть. Хотя Аили и оборвала их, они все еще его пленяли.

Обогнув стоящие полукругом стеллажи, она приблизилась к старой книге в черном засаленном переплете из деревянных пластин-чешуек. Селедка покосилась на прикрытую дверь и осторожно поднесла руку к книге, дотронулась до тонких прорезей букв.

"Это мертвые, не тревожь их", – прошептал ей на ухо Ветер, но Аили его уже не слышала.

Одно прикосновение. На нее хлынули воспоминаниями чужие слова. Она увидела людей, которых не знала никогда – слепых, безликих людей в странных тяжелых одеждах из серого плотного меха. Места, где жили они, но где не бывала она. Прожила чужую жизнь, полную мрака и черноты, хотя своей жизнью еще не жила. И уже готова была умереть чужой смертью, но Лето посчитал, что ей хватит собственной.

В помещении, освещенном тусклыми кадильными лампами, Лето был единственным светлым пятном. Он держал Аили за запястье, оттянув ее руку за спину. Она слышала хриплое рычащее дыхание Эра у себя в груди и никак не могла увидеть хоть что-то перед собой.

– Потерялась? – нарочито мягко поинтересовался Брей, оттащив ее к двери. – Или сама что потеряла?

Селедка потупилась. Она не могла прийти в себя и все пыталась нащупать стену, чтобы опереться на нее и не упасть.

– Совесть ты потеряла, – тут же ответил он за нее и, сощурив глаза, процедил, чеканя слог. – Тебе это не позволено.

"Уходи, – Ветер свернулся клубком в ее тени, предчувствуя беду. – Возвращайся домой".