Не меньше, чем барон

Софика знает, что главная аллея высажена деревьями со смешным названием рододендрон, а также, что в неё «впадают» шесть аллей: кипарисовая, магнолиевая, берёзовая, вишнёвая, каштановая и сосновая. Яблочная аллея «перетекала» — спустя ещё несколько аллей — в вишнёвую. Гесим же живёт в стороне сосновой аллеи: на пересечении рябиновой и кленовой, на углу дома под самой крышей, в мансарде, из которой открывается поистине прелестный вид.

По правде говоря, путь предстоит не слишком близкий — до главной аллеи следует ещё добраться, а потом дойти до самого её конца, чтобы свернуть в нужном направлении, — а лавочников в столице Мейлге намного больше, чем в родной деревушки сестёр Траммо. Конечно, барышне из хорошей семьи — истинной леди, обладающей всеми качествами хорошей невесты и хорошей жены — не стоит проделывать такой путь в одиночку, без сопровождения родственника мужского пола или, если уж такового по какой-то причине нет, замужней матроны, что родила уже хотя бы двоих-троих детей. И уж, разумеется, вообще не следует ходить по сосновой аллее — там, как твердит мачехина кузина, слишком мало приличных людей.

Впрочем, если говорить начистоту, Софике едва ли стоит относить себя к истинным леди.

В столице Мейлге экипажи и кареты почти под запретом — лишь несколько самых знатных фамилий обладают правом проезжать в собственной коляске с открытым верхом. На каждой из таких колясок расположен герб. Гербов в Мейлге так много, что Софика просто не в состоянии упомнить все, и потому даже не пытается. По правде говоря, она вообще знает лишь парочку — королевский с виноградной лозой и страусиным пером да графов Шайно с лилиями и волчьим когтем. Все остальные сливаются для неё в одно сплошное пятно — всё равно Софика не в состоянии понять их смысла.

Софика смело шагает вперёд, с любопытством рассматривая город — дома вокруг, по большей части не превышающие в высоту четырёх этажей (это в Ибере полно высоких зданий, в Мейлге нет нужды строить дома, что задевали бы крышей само небо), сами по себе довольно разнообразны по формам и размерам. На некоторых домах под самой крышей барельефы в виде герба той семьи, которой этот дом принадлежит, но большинство просто украшены причудливой лепниной самых разных форм. Чаще всего повторяется мотив из ракушек, виноградных лоз или яблок. У особенно богато украшенных домов балконы придерживают красивые девушки с кувшинами и в свободных одеждах, а барельефы выкрашены в золотой или бронзовый цвет — серебряный считается неподходящим для внешней отделки фасадов.

Дома на этой аллее по большей части выкрашены в розовый или сиреневый цвет. Изредка — в нежно-голубой. И, в отличие от родной деревеньки Софики, нет ни одного, стены которого были бы белого или светло-жёлтого цвета. Софика любуется красивыми зданиями, которых не замечала, выбираясь из дома вместе с мачехиной кузиной.

Возможно, это невнимание к столь любопытным деталям вызвано тем, что из дома за три дня в столице посреди дня Софика выбирается впервые — в тот дом они прибыли поздним вечером, да и на бал отправлялись тоже уже лишь вечером. Возможно, тем, что праздное разглядывание домов и деревьев мачехина кузина считает недостойным занятием для барышень, что находятся под её опекой. Не менее вероятно, что ни то, ни другое не могут помешать кому-то несколько более целеустремлённому, а Софика попросту бывает не слишком внимательна к деталям, когда её мысли заняты чем-то совсем иным.

На черёмуховой аллее Софика покупает себе стакан лимонада и бумажный кулёк с засахаренной клюквой — этого вполне довольно, чтобы хотя бы временно утолить её голод. И вполне довольно, чтобы немного полакомиться. Обещанных Руфине леденцов Софика нигде не видит, однако не чувствует и тени беспокойства — леденцы она ещё успеет купить. Всё-таки, дорога весьма неблизкая.

В середине вишнёвой аллеи Софика соблазняется горячей кукурузой — это блюдо у неё одно из любимых, не в последнюю очередь оттого, что его прекрасно умеет готовить мачеха. Разумеется, есть так, за пределами дома, ещё и вкушать что-то более внушительное, чем лимонад или маленький шарик мороженого, совершенно неприлично — Софика почти слышит, как это хором ей твердят мачеха, Руфина, Амалья и мачехина кузина. И уж тем более неприлично есть на ходу. Но Софика просто никак не может удержаться! Кукуруза слишком вкусна, а она, Софика, слишком голодна, чтобы противиться этому искушению!

Когда рядом с Софикой притормаживает коляска, путь пройден, должно быть, почти на треть, а кукуруза съедена почти наполовину — происходит это, наверное, под конец вишнёвой аллеи. Софика сначала делает шаг в сторону, чтобы позволить коляске проехать, и лишь потом оборачивается. Из коляски ей мягко улыбается Тобиас.

— Неужели это вы, Софика Траммо? — спрашивает он мягко и вместе с тем чуточку укоризненно. — Никогда не думал, что сумею увидеть на аллеях столицы девушку с горячей кукурузой в руках. Ваша наставница не слишком огорчится, если узнает об этом маленьком непослушании!

— Не вижу ничего такого в том, чтобы полакомиться, когда этого так хочется! — раздражается Софика, и первая радость от встречи с Тобиасом гаснет в её душе. — К тому же — я хочу есть! И если моя наставница узнает — это уж ни коим образом не касается вас, Тобиас!

Софика резко разворачивается и торопливо шагает вперёд, продолжая откусывать от кукурузы. Теперь — с гораздо меньшим наслаждением. Есть дальше ей теперь совершенно не хочется, но в душе Софики снова поселяется то злое упрямство. Глаза её почти щиплет от подступающих слёз, а щёки пылают от пылающей в груди бессильной злости, но Софика не позволяет себе плакать. В конце концов, она ведь не Руфина и не Амалья. чтобы заливаться слезами из-за малейшего пустяка!

Софика решительно шагает в сторону деревьев — прочь с широкой части дороги, по которой способны проехать несколько колясок в ряд. Кукурузу она почти доедает и теперь не слишком хорошо может понять, куда можно выкинуть оставшуюся от неё кочерыжку. Она вертит её в руках, а потом, кладёт себе в карман платья — лишь заворачивает в оставшуюся от сахарной клюквы бумажку.

— Подождите же! — кричит Тобиас, торопливо вылезая из коляски и довольно скоро подбегая к Софике. — У меня и в помыслах не было вас обидеть — я лишь хотел подшутить.

Софика всё ещё стоит спиной к нему, показывая тем свою обиду, но румянец на её щеках теперь пылает не от злости, а от торжествующего удовлетворения — внимание Тобиаса, его совершенно неприличное в высшем свете внимание, его порывистость и почти непристойность по мнению большинства людей в Мейлге, льстят самолюбию Софики, пусть она пока и не совсем готова признаться себе в собственном тщеславии.

— Возможно, моё чувство юмора несколько хуже, чем считают мои сёстры, и на некоторые шутки я реагирую довольно резко! — отзывается она ещё не слишком доброжелательно, но тут же не может сдержать любопытства и поворачивается к Тобиасу, должно быть, гораздо более резво, чем того требует ситуация, и едва не сталкивается с ним лбами. — А куда вы направляетесь?

На лице его снова появляется улыбка, а из глаз исчезает какое-то непонятное Софике взволнованное выражение. Мысль о том, что Тобиас, возможно, не хотел рассориться с ней, заставляет Софику улыбнуться ему в ответ столь неприлично кокетливо, что увидь её улыбку мачехина кузина, Софика тут же отправилась бы в родную деревню. Возможно — вместе с Руфиной и Амальей.

— На кленовую аллею, — отвечает Тобиас довольно покорно. — Там расположен доходный дом моей сестры, и мне следует за ним присматривать.

В голове Софики довольно быстро складывается тот факт, что им сегодня определённо в одну сторону. Добраться до дома Гесима на коляске удастся гораздо быстрее — приходит ей в голову. И в таком случае, удастся погостить у Гесима подольше — поболтать, выпить чуть больше чая и умять чуть больше печенья, и, возможно, одолжить какую-нибудь книжку не слишком пристойного содержания, над которой можно будет помечтать — а потом дать почитать Амалье, которая уж точно оценит. И ни за что не покажет Руфине.

— Вы ведь меня подвезёте? — улыбается Софика с ещё большим кокетством, чем прежде. — Мой брат живёт на пересечении кленовой и рябиновой аллеи. И, если вы отвезёте меня туда — я вас прощу!

Тобиас смеётся, но в смехе его нет ни намёка на осуждение. Софика уверена — многие на его месте рассердились бы на неё за эту дерзость, за это бесстыдное кокетство прямо посреди столицы Мейлге. Но Тобиас нисколько не сердится — уж определять это Софика давно умеет.

— Вы бессовестно мной пользуетесь, Софика Траммо, и заставляете нарушать все мыслимые и немыслимые приличия! — вздыхает он, но глаза у него по-прежнему смеются.

— Да, пожалуй, именно так! — всё так же кокетливо пожимает плечами Софика и улыбается, когда Тобиас подаёт ей руку и ведёт к своей коляске.

Она легко запрыгивает на подножку, а затем приземляется на мягкую обивку сиденья. Тобиас забирается следом и кивает молчаливому слуге, и тот заставляет коляску снова тронуться.

Они проезжают остаток вишнёвой аллеи довольно быстро — так Софике ещё сподручнее вертеть головой, оглядываясь по сторонам и подмечая детали, которые кажутся ей интереснее.

— Тут здания совсем белые! — с восторгом кричит Софика, когда они начинают движение по главной аллее, и едва не выпадает из коляски, высунувшись слишком сильно.

Тобиас успевает вовремя схватить её за локоть. Софика падает обратно на мягкое сиденье и с неугасшим восторгом продолжает разглядывать здания с главной аллеи — сплошь белые с позолоченной лепниной. У всех зданий здесь роскошные балконы. На некоторых, больших и, кажется, очень уютных, стоят стулья и столы. У некоторых из домов у ступенек стоят или сидят позолоченные львы, которых Софике почти неудержимо хочется погладить. Но для этого нужно остановить коляску и соскочить с неё — и Софика думает, что погладит львов на обратной дороге.

— Да, каждому ответвлению с главной аллее соответствует своя цветовая гамма — вот для вишнёвой это розовые и сиреневые оттенки, — поясняет Тобиас, усаживаясь несколько поудобнее. — Тогда как для кипарисовой аллеи это светло-серый и терракотовый, для каштановой — красный и тёмно-коричневой, для берёзовой — светло-зелёный, а для магнолиевой — бежевый и светло-жёлтый. На сосновой аллее — мы направляемся туда — используют оттенки синего цвета. Ну а центральной аллее соответствует белый цвет. И, чтобы хоть как-то подчеркнуть барельефы — их покрывают золотой краской.

Софика слушает его вполуха, стараясь больше увидеть и запомнить. Она полна восторга и радости, которые просыпаются в её душе и расцветают, подобно цветам. Софике хорошо и приятно сидеть рядом с Тобиасом. И ей нравится слушать звучание его голоса, пусть она и не собирается чересчур внимать его словам.

Тобиас рассказывает ей об особенных домах, о знатных семьях Мейлге, о всевозможных традициях и наиболее известных литературных и музыкальных вечерах, на которые, впрочем, не приглашают незамужних барышень, обладающих, по мнению многих, излишней впечатлительностью. Он говорит и о дворце королевы Мейлге, расположенном в самом конце магнолиевой аллеи, величественном и броском — в котором обязательно скоро состоится бал дебютанток.