Будь моим Пассажиром

5

Без телефона и трекера было очень непривычно. Нет, трекеру в той луже было самое место, но Вадик не мог чисто машинально не смотреть на левое запястье. А взгляд натыкался все на тот же шрам. Часов в комнате не было, так что Вадик, едва открыв глаза, потянулся к нетбуку. Он уже был морально готов увидеть, что опять прошли сутки, а может, и больше, но система сообщила, что прошла всего лишь одна ночь. И утро даже еще довольно раннее. Птахи внизу не обнаружилось — видимо, еще спал. Вадик набрался смелости и пошел хозяйничать на кухне сам.

С чаем было проще всего — чайник электрический, банки с заваркой стояли на самом видном месте. Хлеб, сыр и колбасу Вадик тоже нашел быстро. Но интересно было попробовать управиться с плитой. Спичками он пользоваться не умел, да и видел-то их только на картинках. Зато нашлась зажигалка. Немного повозившись и изрядно завоняв кухню, Вадик все-таки зажег конфорку. Яичница получилась немного подгоревшей, но получилась же! И чай тем временем заварился.

— Отлично, кухня устояла.

Вадик подпрыгнул и чуть не уронил тарелку. При своей комплекции Птаха перемещался совершенно бесшумно.

— Тут это… пригорело…

— Отмоется, — Птаха беспечно махнул рукой. — Освоишься, и все нормально будет. Форточку открой, а то газом воняет. Не настолько, чтобы это стало опасно, но зачем оно нам?

— Спасибо, — вдруг сказал Вадик.

— С чего вдруг? Тебе спасибо за чай, — Птаха принюхался, — о, правильную банку нашел.

— Да просто… — Вадик смутился. — Просто тут так все… по-другому.

«По-настоящему», — добавил он про себя. И вот этот синий огонек плиты, и чай не из пакетиков, и можно просто открыть форточку, чтобы в дом проник воздух с улицы… И Птаха, который ни на что не ругается, хотя Вадик и правда накосячил, и вообще ведет себя как настоящий старший брат. У Вадика, всю жизнь прожившего на семидесятом этаже Верхнего города среди застекленных улиц и крытых парков, крепло ощущение, что вот только сейчас он оказался там, где и должен быть. А Никитос — это так, где-то что-то напутали.

— Как будто я вот только сейчас по-настоящему дома, — он все-таки решился произнести это вслух.

— Я рад, — искренне улыбнулся Птаха.

Яичница даже оказалась вполне съедобной, и Вадик с аппетитом ее умял. Птаха обошелся чаем с бутербродами, сказав «неохота возиться». А после завтрака он предложил:

— Ну что — пора уже и с нашими знакомиться?

Вадик чуть не спросил «с какими нашими?». За эти два дня мир словно свернулся до дома Птахи, и как будто никого, кроме них, и не было. А если кто и был, то давно. Но ведь правда, не один же он тут Внешний.

— Нас, вообще, не так много, — нет, это определенно уже тенденция. — Таких утырков, которые и город бросят, лишь бы покататься вволю, по определению меньшинство, а уж чтоб в один конец — тем более. Впрочем, нам и так неплохо. Насмотрелся уже, когда с бухты-барахты берут Пассажира, а нам разбираться с разъяренными родственниками или, хуже того, с полицией.

— А что, и такое было? — не без некоторой тревоги спросил Вадик.

— Было, всякое было, сам я не влипал, но помогал разгребаться. Ты не беспокойся, — Птаха махнул рукой, — с тобой все сказано и сделано. Мое решение, моя ответственность. Ну и, сам видел, для своего Верхнего города ты мертв.

Вадик вспомнил тот репортаж и снова ощутил неприятный холодок. Оно понятно, что вот он здесь, живой, чай пьет, но от тех кадров становилось не по себе. Воображение опять любезно дорисовало к размытому силуэту все детали, тем более что и правда же к тому было близко… Спасибо, Птаха среагировал. Вадик поежился.

— В общем, — продолжал Птаха, — на твой счет ни у кого вопросов быть не должно, а и будут, так я отвечу, — он характерным движением размял пальцы. — Пойдем, что ли? Машину гонять смысла нет, тут все недалеко.

У Вадика все же на долю секунды мелькнуло сожаление — он очень хотел еще раз оказаться в огромном салоне «Тахо». «Накатаешься еще», — улыбнулся Птаха, шнуруя ботинки. Вадик тоже решил выгулять обновку, в итоге, когда они с Птахой вышли во двор, одеты они были почти одинаково: джинсы, берцы, клетчатая рубашка и стеганая жилетка сверху. Вадик запоздало вспомнил, что в Нижнем городе было холодновато даже в куртке и флиске, но день выдался гораздо теплее, чем тогда. Он взглянул наверх — небо было голубым, и в нем светило солнце. Вадик почувствовал, что улыбается до ушей.

На плечо легла тяжелая рука Птахи:

— Говорю же, стоит того, чтобы пройтись. Да тут и идти-то… Главное, не отставай, народ бывает всякий. Меня знают и не связываются, а тебе и так хватило.

Дом Птахи, в воспоминаниях Вадика выросший из ниоткуда, оказался частью то ли поселка, то ли частного сектора, состоящего из таких же небольших отдельных домов, разбросанных по высокому берегу реки. Но многие выглядели давно нежилыми — слепые окна, покосившиеся стены. Впрочем, из одного такого дома, когда Птаха и Вадик проходили мимо, вывалился обитатель — неопрятный заросший тип. Окинул их мутным взглядом, буркнул «а я что, я ничего…» и снова исчез за дверью. Птаха многозначительно кивнул Вадику.

Часть домов была и вовсе разрушена — один наполовину ушел в землю, второй выгорел изнутри, остались только стены. Около него Птаха свернул, как показалось Вадику, просто в кусты — но среди веток обнаружился проход, вполне достаточный даже для Птахи, а о Вадике и говорить нечего. Дорожка пошла вверх, повернула, снова нырнула вниз — и они оказались на пустыре у той же реки. А может, и не той же — направление Вадик давно потерял. По правую руку тянулся старый гаражный комплекс.

— Судя по звукам, Некромант здесь, — хмыкнул Птаха.

Действительно, ближайший к ним гараж почти явственно сотрясался от диких гитарных запилов и грохота ударных. Странно, что это не на весь поселок разносится. Низкий хриплый рык, под стать музыке, посекундно поминал смерть, ад и Сатану. Вадик невольно несколько раз тряхнул головой под бешеный ритм — сам он такое слушал редко, но композиция уж очень располагала. Тем временем Птаха шагнул к гаражу и крикнул:

— Кир!

Ответом был лишь очередной протяжный рев. Птаха повысил голос, сопровождая каждый слог ударом в металлические ворота гаража:

— Нек-ро-мант!

Казалось, одного такого удара хватило бы, чтобы высадить эти ворота к чертям, но они устояли. Из гаража, опять же, никаких признаков жизни не поступило, кроме взвизга электрогитары. Птаха треснул по воротам еще сильнее и заорал во все горло:

— Заткни шарманку, черт драный!

На этот раз подействовало — музыка смолкла. Послышался металлический лязг, и хриплый голос — то ли навечно простуженный, то ли навечно прокуренный — поинтересовался:

— Кто ко мне взывал?

Не дожидаясь ответа, говоривший распахнул дверцу в воротах гаража. Это, надо полагать, и был тот самый Некромант, и лучшего прозвища придумать было трудно. Ростом еще выше Птахи, невероятно худой, всклокоченные волосы, выбившиеся из-под линялой банданы, не то обильно тронуты сединой, не то всегда были невнятного пепельного оттенка. Лицо, руки и одежда напрочь перепачканы маслом. Он смерил мрачным взглядом Птаху и Вадика.

— Привет, псина, — оказалось, улыбаться Некромант тоже умеет. Так он выглядел даже приятно. — Вылез из берлоги? Извини, руки не подам, сам видишь.

— Кого поднимаешь? — поинтересовался Птаха.

— Да «Кадиллак» подогнали. Покажу потом. Ты мне лучше скажи, где ты этого Энакина Скайуокера нашел?

— А где их таких берут? — в тон ему ответил Птаха. — На Татуине, ясное дело.

И добавил гораздо серьезнее:

— Его убивали в Нижнем городе. Вытащил.

— Не боишься? — вдруг спросил Некромант. Вадик хотел было сказать, что он вообще таких слов не знает, но понял, что обращаются не к нему — Некромант смотрел намного выше его головы. И еще удивительнее было, что Птаха ответил не сразу.

— Боюсь, — отозвался он чуть севшим голосом, которого Вадик еще никогда у него не слышал. — Но больше не могу один.

— Ясно… — задумчиво проговорил Некромант. — Ты мне вот что скажи: с твоим Энакином все чисто?

— Чище некуда. Вчера весь день некрологами любовались, — Птаха говорил беспечно, но Вадика снова пробрал озноб. — Про Лансера сам знаю.

— А что Лансер? — тихо спросил Вадик. Некромант услышал:

— Нет Лансера, — жестко проговорил он. — Есть правило: следов не оставлять. А когда оставляют — ну, у меня работа такая: или поднять, или упокоить. Только вот его Пассажир все-таки смылся.

— Разберемся, — Птаха все тем же движением размял пальцы. Некромант кивнул:

— В тебя я верю.

Вадик вспомнил слова Птахи: «Я отвечаю за тебя жизнью. У тебя, если что, еще есть вероятность смыться. У меня — нет». Ему захотелось прямо сейчас поклясться чем угодно, что он никогда не подведет своего Водителя, потому что нельзя же допустить, чтобы Птаха разделил судьбу этого Лансера, кто бы он там ни был. Кажется, все это было написано у него на лице, потому что Некромант улыбнулся почти дружелюбно:

— Умеешь ты, псина, нужных людей чуять. А тебе, мелкий, чертовски повезло.

— Да не то слово! — воскликнул Вадик. Но Некромант лишь приложил палец к губам и снова исчез за дверью, откуда вскоре снова загрохотал блэк-метал. Видимо, это означало, что продолжать разговор он не намерен.

Вадик ошарашенно помотал головой. С одной стороны, его разбирало любопытство, что же это за Лансер, что он такое натворил и что в итоге с ним случилось. С другой стороны, он совершенно не был уверен, что хочет это знать. И совершенно точно он не хотел знать, что стояло за словами Некроманта «в тебя я верю». Вадик прекрасно отдавал себе отчет, что добродушие Птахи — это с ним и дома. В конце концов, этот самый Птаха, не особо напрягаясь, раскидал толпу отморозков из Нижнего города. У Вадика боевой опыт ограничивался школьными драками и недолгими походами в секцию за компанию с Максом, но он и так видел, что Птаха может быть очень грозной силой. И не хотел думать, каким образом он «разберется» с кем бы то ни было. А точнее, и так это помнил лучше, чем хотелось бы. Но все-таки, что там вышло? И почему Некромант спрашивал «не боишься»? И вообще, как Птаха может хоть чего-то бояться? Вадик уже открыл было рот, чтобы все-таки задать вопрос, но тут из-за ржавого металлического гаража показалось такое, что все вопросы вылетели у него из головы.

При жизни это был микроавтобус. На капоте все еще блестела эмблема «Фольксвагена». Но от его расцветки Вадик моментально поверил в лавкрафтовский «цвет из иных миров», сводящий с ума самим своим существованием. Все доступные поверхности были расписаны психоделическими узорами самых кислотных оттенков. Спирали, волны и завитки переходили друг в друга, пульсируя и искажая очертания. Казалось, сам микроавтобус то теряет, то снова обретает форму. Среди узоров восседали забавные зверушки, чья мультяшная внешность в таком окружении уничтожала остатки мозга. На переднем крыле расположилась панда с листом конопли в лапе, эмблему «Фольксвагена» поддерживала на манер геральдического зверя овца в круглых очках, как у Джона Леннона. И, как будто всего этого было мало, по кузову были разбросаны всевозможные эмблемы и символы. Пацифики благополучно соседствовали с черепами и пентаграммами, языки пламени — с цветочками, а у толстого котенка в углу капота ошейник был украшен знаком Бафомета. Вадик протер глаза. Кажется, если он посмотрит на это еще минуту, он рехнется. Или уже рехнулся, и ему это все мерещится. Но как бы то ни было, нарисовано это безумие было реально круто.