Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

2

Фронтовая обстановка для советских войск с первых дней апреля развивалась противоречиво. Иссяк наступательный порыв 54-й армии Федюнинского в районе Погостья. Огорчали Ставку и доклады штабов Волховского, Западного и Крымского фронтов. Их командование чаще всего ссылалось на нехватку боеприпасов, бронетехники и непогоду, но дело фактически упиралось не только в раскисшие весенние дороги.

Утром 3 апреля с командующим Западным фронтом Жуковым связался по радио командарм 33-й Ефремов. В марте он уже обращался во фронтовой штаб за разрешением о выводе трех своих дивизий, окруженных между Вязьмой и Юхновым, но тогда получил решительный отказ со стороны командующего фронтом. Теперь такое решение стало совершенно неотложным делом. Снег на деревенских улицах под лучами весеннего солнца превратился в жидкую кашицу, и бойцы «чавкали» по ней в валенках, не имея другой обуви «по сезону». К тому же почти у всех были обморожены ноги. В катастрофическом положении оказалась группировка Ефремова с медикаментами, перевязочным материалом и продовольствием. Голод усиливался с каждыми сутками.

Не получив ответа из штаб а Западного фронта в течение двух суток, командарм 33-й обратился по радио к Верховному:

– Товарищ Сталин, нужны или нет мои дивизии Ставке? Верховный сразу уловил крайне взвинченное состояние генерала Ефремова, но возразил примирительно:

– Это не вопрос, товарищ Ефремов. Западный фронт не смог выполнить задач, с учетом прорыва к Вязьме вашей армии и кавкорпуса Белова. Сегодня я посоветуюсь с Генштабом, как лучше организовать отход ваших войск с Угры.

– Я могу двигаться только по короткому маршруту, товарищ Сталин. Бойцы истощены и не выдержат многодневного перехода, – тон командарма 33-й не изменился. – У нас нет боеприпасов и продовольствия. Медсанбаты переполнены ранеными и больными. Гибнут лошади, их нечем кормить.

– Решение обязательно примем и сообщим вам, товарищ Ефремов. Не отчаивайтесь. Держитесь.

Эти заверения Верховного обнадеживали, но окончательное решение о выводе в тыл группировки 33-й армии было принято Ставкой с задержкой, лишь спустя четверо суток.

Утром 7 апреля у Шпыревского леса приземлился наш «транспортник». Он пересек фронт по распоряжению Верховного, чтобы вывезти из окружения генерал-лейтенанта Ефремова. Но командарм 33-й отказался покинуть свои войска. Летчику он сказал: «Я с солдатами сюда пришел, с ними и уйду отсюда». Самолетом были отправлены в Износки знамена соединений, а также важнейшие оперативные документы.

После заседания Военного совета армии 11 апреля Ефремов зачитал командному составу приказ о порядке прорыва. Вырвавшиеся из Шпыревского леса части к полдню 14 апреля достигли Шумихинского леса. Здесь командарм 33-й приказал начальнику артиллерии Абросимову построить «наличное войско». Набралось почти тысяча штыков. Начальник артиллерии произнес «речь надежды». Он сказал, что вражеская пропаганда усиленно распространяет слухи, будто командарм 33-й оставил войска и улетел в Москву. Но генерал Ефремов находится среди нас. Еще один-два перехода, и удастся соединится с главными силами Западного фронта!

Большак Старая Лука – Горнево, протянувшийся вдоль линии фронта, усиленно охранялся противником. На участке Рупасово – Большое Виселев о прорваться к Угре не удалось. Прорыв состоялся следующей ночью, у Малого Виселева. Но как только красноармейцы бросились по залитому водой лугу к Угре, множество ракет тотчас осветило всю прибрежную территорию, и по ним в упор из-за реки, от Костюково, ударили вражеские пулеметы. Ефремов приказал всем отойти.

Ефремов, сопровождаемый генерал-майором Афросимовым, полковниками Якимовым, Камбургом и Ушаковым, адъютантом Водолазовым, офицером связи Ахромкиным, хирургом профессором Жоровым и личной охраной, быстро шел вдоль цепи красноармейцев, изготовившихся к неравному бою. Требовал одного – под пускать гитлеровцев поближе и стрелять наверняка, беречь патроны. Сам он при выходе из Шумихинского леса тоже вооружился автоматом и теперь, задерживаясь на секунду то у одного, то у другого дерева, бил из него по надвигающейся вражеской цепи короткими очередями, но вдруг командарм 33-й остановился, отбросил в сторону автомат, схватился за живот, опустился на снег.

– Командарм ранен! – прокатилось по солдатской цепи.

Сплошная серая масса приближалась. Эсэсовцы были пьяны. Они непрерывно палили куда попало из автоматов, совершенно не обращая внимания на наш ответный огонь.

Когда до них осталось не более сорока метров, Ефремов оторвал окровавленную руку от живота, вынул из кобуры пистолет, приставил к виску, нажал спусковой крючок. В окружении командарма тут же раздалось еще несколько таких выстрелов. Это случилось в лесу у Горнево в полдень 17 апреля.

Утром 19 апреля у церкви в деревне Слободка, вблизи большака Вязьма – Юхнов, попавшие в плен ефремовцы хоронили своего командарма. После опознания тело генерал-лейтенанта Ефремова завернули в темную непромокаемую ткань, покрыли генеральской шинелью и опустили в могилу. Немецкие офицеры отдали русскому генералу честь, солдаты произвели ружейный салют.

Наступательные возможности войск Западного направления оказались исчерпанными. В условиях начавшейся весенней распутицы 20 апреля Ставка приняла решение о переходе Калининского и Западного фронтов к стратегической обороне.

Видимо, не столько надеясь на успех наступления наших войск в Крыму, а скорее с целью отражения здесь летнего наступления противника, 21 апреля Ставка образует Северо-Кавказское направление во главе с маршалом Буденным. Оно включало войска Крымского фронта, Севастопольского оборонительного района, Северо-Кавказского военного округа, Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Перед ними была поставлена задача: очистить Крым от противника, не допустить высадку его морских десантов на побережье Азовского и Черного морей на участке Ростов – Туапсе.

В это же время Ставкой принимается решение по характеру действий наших войск под Ленинградом. Командующий Ленинградским фронтом Хозин 21 апреля прилетел в Ставку и убедил Верховного в целесообразности слияния Ленинградского и Волховского фронтов. В этом случае, доказывал он, группировка войск выполнит важнейшую задачу и деблокирует Ленинград по суше. Возражения по поводу принятых решений бывшего командующего Волховским фронтом генерала армии Мерецкова не были приняты во внимание.

До 24 апреля устояла «ледовая дорога жизни» на Ладожском озере. Ленинградский фронт вступил в летний этап борьбы за город на Неве с ограниченными запасами горючего. Именно эту позицию назвал в числе самых важных секретарь Ленинградского обкома, член Военного совета фронта Жданов, когда Верховный разговаривал с ним по телефону.

В конце апреля Ставка уделила особое внимание флангам советско-германского фронта. 28 апреля активные наступательные действия предприняла 14-я армия Щербакова на Мурманском направлении. В этот же день, в преддверии возможных летних осложнений Ставкой издается директива о воссоздании на базе Закавказского военного округа Закавказского фронта во главе с генералом армии Тюленевым.

30 апреля войска Ленинградского фронта завершили Любаньскую операцию. 2-я ударная армия Власова, находясь в окружении, перешла к обороне на рубеже Кривино – Ручьи – Червинская Лука – Красная Горка – Еглино – озеро Черное. Здесь, под Любанью, повторилась в мае – июне история 33-й армии Ефремова под Вязьмой. Отличалась же она противоположно – подвижничеством командарма 33-й Ефремова и предательством командарма 2-й ударной Власова. Одного приняла земля с почестями, другого, позднее, – с позором.

Ставка упразднила 3 мая Главное командование Западного направления. Во главе 33-й армии встал в этот же день генерал армии Мерецков. Ему вменялось в обязанность воссоздать армию генерал-лейтенанта Ефремова.

Вечером 8 мая Верховный получил от представителя Ставки на Крымском фронте Мехлиса телеграмму:

«Теперь не время жаловаться, но я должен доложить, чтобы Ставка знала командующего фронтом. 7 мая, то есть накануне наступления противника, Козлов созвал Военный совет для обсуждения будущей операции по овладению Кой-Асаном. Я порекомендовал немедленно дать указание армиям в связи с ожидаемым наступлением противника. В подписанном приказании комфронта в нескольких местах ориентировал, что наступление ожидается 10–15 мая. Это делалось тогда, когда вся обстановка истекшего дня показывала, что с утра противник будет наступать. По моему настоянию ошибочная в сроках ориентировка была исправлена. Сопротивлялся также Козлов выдвижению дополнительных сил на участок 44-й армии».

В тот же вечер Верховный ответил Мехлису жесткой телеграммой: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крым-фронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если „вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать“, а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крым-фронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму не сложные, и вы могли бы сами справиться с ними. Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крым-фронте».

Утром 10 мая, оценив сложившуюся обстановку севернее Феодосии, Ставка приказала генерал-лейтенанту Козлову отвести войска фронта на Турецкий вал и организовать упорную оборону. Но из-за отсутствия связи Козлов не смог передать этот приказ в штабы армий.

Почти половина соединений 47-й и 51-й армий к концу третьего дня боев оказалась в окружении у Ак-Моная. При попытке вырваться из вражеского кольца погиб командующий 51-й армией генерал-лейтенант Львов.

На следующий день Ставка передала директиву на имя Главкома Северо-Кавказского направления Буденного: «Срочно вылететь в штаб Крымского фронта и организовать оборону на линии Турецкого вала».

В полдень 13 мая враг прорвал позиции наших войск на Турецком валу, а 15 мая захватил Керчь. Маршал Буденный отдал приказ об эвакуации войск Крымского фронта с Керченского на Таманский полуостров. Отбиваясь от наседающего противника на земле, уцелевшие соединения несли огромные потери при погрузке, выгрузке и на воде от вражеской авиации. Переправилось на Тамань лишь сто двадцать тысяч человек. Пятнадцать тысяч, обеспечив эвакуацию главных сил фронта, укрылись в Аджимушкайских каменоломнях и до конца октября продолжал и сражение с врагом.