Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

– Кюхлер, держитесь! Я выделяю вам подкрепления! Геринг усилит бомбардировки Петербурга и зоны «бутылочного горла». Это поможет вам вернуть утраченные позиции. Ни шагу назад, Кюхлер! Всегда помните мой приказ! – Гитлер продолжал еще некоторое время истерично призывать Кюхлера к упорству и даже отвоеванию прежних позиций у Шлиссельбурга, но в какой-то момент вдруг осознал, что связь со штаб-квартирой группы армий «Север» прервалась.

В середине января сорок третьего в Главной Ставке господствовал дух подавленности, смуты. Некоторым из высших военных чинов не давала покоя навязчивая идея, что в условиях непрерывного оттока немецких войск с Запада англосаксы под напором Москвы могут совершить десантирование тридцати дивизий на французское побережье. Они, пользующиеся особым доверием «повелителя нации», постарались навязать ее и фюреру, чтобы в будущем избежать возможных обвинений в близорукости и отсутствии элементарного предвидения. Тогда в России не одержать полной победы.

Каждый день в течение всего января с Восточного фронта поступали в «Вольфшанце» удручающие донесения, особенно от Паулюса из Сталинграда. Развитие обстановки в «котле» указывало, что там со дня на день могла полностью развалиться непрочная оборона. А вот быстрого поражения под Шлиссельбургом не ждали, и жестокое донесение штаба группы армий «Север» породило в Главной Ставке самые мрачные предчувствия.

Гитлер встал из-за стола, подошел к шеф-адъютанту, сказал отрывисто, с придыханием:

– Надо, на конец, выяснить, Шмундт, почему все чаще прерывается связь с фронтом. Фельгибель неизменно ссылается на диверсии партизан, но я мало в это верю…

Генерал Шмундт спокойно вступил в диалог:

– Мой фюрер, я полагаю, что фон Кюхлер еще находится у аппарата и ждет продолжения разговора с вами.

– Разумеется, Шмундт, мне так и не удалось выяснить главного, – повысил голос Гитлер, – почему Линдеман без разрешения отвел свою армию с Ладожского побережья. Это недопустимая вольность!

– Мой фюрер, возможно, немедленная авиационная поддержка поможет выправить кризисное положение? – не то спросил, не то внес предложение Шмундт.

– Да, Шмундт, – поддержал эту идею Гитлер, – пусть Мильх выполнит приказ и направит фон Кюхлеру две эскадрильи «дорнье» из Дании. Русских надо как следует проучить!

Зияющей раной продолжал оставаться Сталинград. На его фоне прошли незамеченными в Главной Ставке и сдача Великих Лук группой армий «Центр», и тяжелое поражение союзников у Острогожска и Россоши, и отход с Кавказа 1-й танковой армии. А так хорошо начиналось лето с побед в Крыму и под Харьковом! Накатившийся ужас «Сталинградской Вандеи» поражал воображение.

В полдень 22 января блокированные войска лишились последней пригодной для посадки самолетов площадки в Гумраке – артиллерия русских насквозь простреливала ее с разных сторон. Полевой аэродром в поселке Сталинградский действовал только одни сутки. 23 января здесь приземлились два «Хейнкеля-111». Они взяли на борт раненого командира 4-го армейского корпуса Иенеке и начальника инженерной службы 6-й армии Зелле и стартовали на Ростов. Провожая «счастливчика», Паулюс проводил давнишнего сослуживца словами: «Отправляйтесь, Зелле, с богом и внесите свою лепту в то, чтобы ОКВ снова спустилось с небес на землю!»

Вечером 24 января штаб 6-й армии, преследуемый «танковым цугом» большевиков, в четвертый раз сменил место своей дислокации, наскоро укрывшись в подвалах городской больницы в южной части Сталинграда. На новом месте Паулюс созвал совещание командиров корпусов. Обсуждался вопрос: как действовать дальше? Прозвучали противоположные мнения. Только что назначенный командиром 4-го армейского корпуса Пфеффер и командир 51-го армейского корпуса Зейдлиц решительно высказались за прекращение военных действий и немедленную капитуляцию. Их позицию разделял и 1-й армейский адъютант Адам. Командиры 8-го и 11-го армейских, а также 14-го танкового корпусов Гейтц, Штрекер и Шлемер настаивали на продолжении сопротивления.

26 января командир 51-го армейского корпуса Зейдлиц, без согласования с Паулюсом, предоставил командирам полков и батальонов право капитулировать по своему усмотрению. Штаб армии снова оказался вблизи передовой и, сопровождаемый автоматными очередями, в последний раз перебрался к месту своей завершающей дислокации – в подвалы городского универмага…

Генерал Цейтцлер отчаянно стоял на своем:

– Мой фюрер, если мы хотим получить в районе Воронежа еще один «Сталинград», то я готов согласиться на безусловное удержание позиций у Лозинки и Старого Оскола, но…

Гитлер прервал «генштабиста» на полуслове:

– Вы хотите сказать, Цейтцлер, что 2-ю армию Зальмута нужно спешно отводить на реку Тим? Что Курское направление приобретает решающий характер?

– Мой фюрер, я не успел доложить вам вчера, что Воронеж после упорных уличных боев уже захвачен большевиками, – поспешно заявил Цейтцлер.

Гитлер взглянул на «оперативку», процедил:

– Воронеж, говорите, сдан 2-й армией?… но Валуйки еще удерживаются кем-то, Цейтцлер?

– Танки красных, мой фюрер, осадили Валуйки и Старобельск. У фон Вейхса нет уверенности, что их удастся защитить. Единственный выход – это немедленный отвод 2-й армии на реку Тим и удержание позиций группой армий «Б» по рекам Оскол и Северскому Донцу.

Гитлер ткнул пальцем в ту же точку:

– Но Ворошиловград Манштейн еще удерживает в наших руках, Цейтцлер?

– Манштейн просит подкреплений, мой фюрер. Ворошиловград и Ростов пока обороняются, но прочность групп «Фреттер-Пико» и «Холлидт» невелика.

– Передайте, Цейтцлер, мой последний приказ Руоффу: Краснодар и Таманский полуостров удерживать во что бы то ни стало! Они остаются нашим главным трамплином на Кавказ и в Иран. Кстати, Цейтцлер, обстановка складывается таким образом, что надо быстрее разыскать Гудериана и вернуть его на службу. Пусть он, подобно Мильху в авиации, попытается в ранге генерал-инспектора ускорить выпуск новейших танков и чего-то добиться к середине лета. Для успешного наступления нужны танки. Если в июле – августе, Цейтцлер, мы не сможем добиться перелома в России, то я буду вынужден искать там другие, политические решения.

Многозначительность последних слов Гитлера не застала, однако, начальника Генштаба ОКХ врасплох:

– Мой фюрер, вы имеете в виду разумное предложение фон Риббентропа о начале переговоров с Москвой?

– Я давно заметил, Цейтцлер, что вы неважный политик. Вы ограничили себя сферой чисто военных манипуляций – одна армия туда, другая – сюда. Учтите, любые переговоры значительно удобней вести с позиции силы. Компьен – лучший тому пример. Но для успеха переговоров годятся и промежуточные победы!

На рассвете 27 января уже «безлошадный», ничего не ведающий о судьбе остатков своего 51-го армейского корпуса Зейдлиц оставил тюремный подвал, добрался до универмага, встретился с Паулюсом. Снова последовало решительное требование о немедленной капитуляции разлагающегося войска. Спустя пару часов командарму 6-й позвонил командир 14-го танкового корпуса Шлемер. И он просил разрешения капитулировать, ввиду неспособности его частей к сопротивлению.

В ночь на 30 января командующий группой армий «Дон» Манштейн позвонил в Главную Ставку. Гитлер, не перебивая, выслушал его соображения и в основном согласился с доводами «маститого стратега». Да, следует принять все меры для стабилизации фронта на Курском и Харьковском направлениях. В случае, если большевики продвинутся до рубежа Курск – Харьков – Красноармейское, то защита позиций по Северскому Донцу потеряет всякий смысл. Паулюсу в Сталинграде следует предоставить свободу действий…

Тут-то монолог Манштейна был решительно прерван Верховным Главнокомандующим:

– Фельдмаршал! Главная Ставка не менее вашего обеспокоена положением войск на Среднем Дону! Достойные меры по отражению большевистских угроз принимаются. Мною отданы распоряжения Фромму о переброске на Восток подкреплений с Запада. Можете быть уверены – они окажутся эффективными, чтобы остановить прорыв русских на Украину. Нам нужны крепкая воля и железная стойкость!

– Мой фюрер! Кризисные обстоятельства обязывают меня принимать решительные меры по стабилизации фронта в предместьях Ростова. Однако 1-я танковая армия Маккензена еще не достигла Дона и ведет тяжелые арьергардные сражения в Батайской степи.

Гитлер никак не отреагировал на реплику Манштейна. На той же высокой ноте он подтвердил свой «последний, непреклонный приказ» по Сталинграду:

– Я понимаю ваше беспокойство, Манштейн, за судьбу 6-й армии, но она будет продолжать сопротивление до конца! Капитуляция ее войск исключена!

В полдень 30 января командарм 6-й направил в «Вольфшанце» две радиограммы. Первая, верноподданническая, гласила: «6-я армия, верная присяге Германии, сознавая свою высокую и важную задачу, до последнего человека и до последнего патрона удерживает позиции за фюрера и Отечество. Генерал-полковник Паулюс».

Вторая радиограмма адресовалась Гитлеру: «По случаю годовщины взятия вами власти 6-я армия приветствует своего фюрера. Над Сталинградом еще развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже в безнадежном положении. Тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер! Паулюс, генерал-полковник».

Гитлер ответил без промедления: «Мой генерал-полковник Паулюс! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной. Заповедь Клаузевица будет выполнена. Только сейчас германская нация начинает понимать всю тяжесть этой борьбы и принесет тяжелейшие жертвы. Мысленно всегда с вами и вашими солдатами. Ваш Адольф Гитлер».

Вечером 30 января командир 71-й пехотной дивизии Роске доложил Паулюсу: «Дивизия больше не в состоянии оказывать сопротивление. Русские танки приближаются к универмагу. Это конец».

В «Вольфшанце» в конце января смешались понятия о начале и конце суток. Так перепутал все дела в Главной Ставке Сталинград. Конец волжского «котла» был для всех обитателей ее делом решенным, но о нем очень боялись здесь услышать. Больше других боялся его Гитлер, хотя именно по его злой воле была «отдана под нож» 6-я армия Паулюса.

В ночь на 31 января Гитлер произвел Паулюса в «генерал-фельдмаршалы». В этом он видел главный стимул к продолжению «упорного сопротивления».

Известие о том, что в Сталинграде состоялась капитуляция южного «котла» и там уже «все кончено», привело Гитлера в ярость. Несколько раз в присутствии Цейтцлера он повторил, что Паулюс, сдавшись в плен, нарушил традицию армии. Ни один фельдмаршал вермахта до него не оказывался в плену у противника живым!

В полдень 1 февраля, когда Паулюс, Шмидт и Адам уже находились в штабе Донского фронта, Гитлер встретился с Цейтцлером для обсуждения критической обстановки.

Цейтцлер на этот раз начал доклад издалека:

– Мой фюрер, в общем, выявляется, что охватывающий маневр красных на Дону распространяется теперь против северного крыла. Наступает танковая группа в составе нескольких корпусов. Это вот здесь, у Славянска. Поэтому в этот район Манштейн подтягивает 7-ю, 3-ю и 4-ю танковые дивизии. 3-я танковая дивизия находится на марше через Ростов.