Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

1

От того благодушного, приподнятого настроения, которое царило в кабинете председателя ГКО в первые февральские дни, не осталось и следа. Нарком вооружения Устинов подумал даже, что на каком-то из участков огромного фронта приключилась непоправимая беда. Иначе какая же причина могла вызвать столь негативную перемену в поведении Сталина? Но радиосводки, которые ему удавалось слушать нерегулярно, вроде бы ни о каких неудачах не сообщали. Напротив, наши войска после Сталинградской победы уверенно диктовал и свою волю врагу на южных стратегических направлениях и методично теснили его группировки «Б», «Фреттер-Пико», «Холлидт», «Дон» и «А».

Да, ничего плохого на самом деле ни на фронте, ни в тылу не произошло. Всего лишь молодой нарком вооружения, при достаточной наблюдательности и сметке, не смог еще полностью «раскусить» председателя ГКО, а тот был ведь иногда и непоследователен, и неровен.

– Скажите, товарищ Устинов, на каком этапе находятся испытания кумулятивной противотанковой авиабомбы конструкции Ларионова? – искоса взглянув на наркома Устинова, подчеркнуто строго спросил Сталин.

– Испытания нового изделия, товарищ Сталин, затянулись по причине непрерывных конструкторских доработок.

– Но противотанковая авиабомба, насколько мне известно, прошла испытания и принята на вооружение Государственной комиссией, товарищ Устинов.

Нарком вооружения смело возразил:

– Инженеры-вооруженцы порекомендовали конструктору Ларионову значительно уменьшить вес и габариты изделия, товарищ Сталин. Авиационным же специалистам пришлось изменить конструкцию кассет.

– Как мне помнится, товарищ Устинов, кумулятивная авиабомба Ларионова вначале весила десять килограммов, а сколько она весит теперь?

– А теперь весит два с половиной килограмма, в четыре раза меньше, товарищ Сталин. Это позволило загружать на штурмовики типа «Ил -2» по триста двенадцать авиабомб.

– Понятно, товарищ Устинов. – Председатель ГКО не спеша переместился на свое традиционное место у торца стола и, как показалось наркому вооружения, был вполне удовлетворен этим сообщением.

– Поэтому испытания иногда прерываются, товарищ Сталин, – продолжил диалог нарком Устинов.

Председатель ГКО вроде бы не обратил внимания на последнюю фразу собеседника, но разговор продолжил уже более мягким тоном:

– Сколько авиабомб уже с делано и когда испытания все-таки закончатся, товарищ Устинов?

– Усовершенствованных авиабомб на сегодня изготовлено восемь с половиной тысяч, а их испытания планируется завершить в середине апреля, товарищ Сталин.

– Значит, продолжаются испытания, но не прерывается и выпуск изделий на заводе? Я правильно вас понимаю, товарищ Устинов? – уточнил председатель ГКО.

– Да, так, товарищ Сталин, – подтвердил Устинов.

– Ну что же, это, пожалуй, правильные действия, – Сталин похвалил наркома и добавил: – Есть ли у товарища Устинова уверенность в добротности изделий?

Тут уж, почувствовав, что обстановка определенно изменилась в лучшую сторону, Устинов заявил:

– Челябинский машиностроительный завод продолжает наращивать выпуск кумулятивных авиабомб.

– Решим так, товарищ Устинов, – завершил обсуждение вопроса председатель ГКО, – выпуск кумулятивных авиабомб продолжать, складировать их в отдельные помещения, но не применять до особого разрешения Ставки. Они очень пригодятся нам летом.

Светало. Было уже 7 февраля, когда нарком Устинов покидал кабинет председателя ГКО. Забот у наркомата и без того набиралось невпроворот, но из них и слагались его военные будни.

Успех войск Воронежского фронта генерал-полковника Голикова создал реальные предпосылки для освобождения Харьковского промышленного района. Фронтальное наступление соединений 3-й танковой армии генерал-лейтенанта Рыбалко натолкнулось на рубеже Северского Донца на упорное сопротивление только что введенной в сражение танковой дивизии СС «Адольф Гитлер». Противник взорвал мосты, заминировал лед, превратил Чугуев в мощный укрепленный район обороны, насыщенный противотанковыми средствами. Одновременно левофланговые соединения 3-й танковой армии отражали яростные атаки рвущейся к Харькову окруженной у Купянска группировки врага.

Опираясь на прочную стратегическую инициативу, командующий Юго-Западным фронтом генерал армии Ватутин с присущим ему «наступательным уклоном» поставил подчиненным войскам такие масштабные оперативные задачи, которые оказались для них «неподъемными». Прежде всего это касалось 5-й танковой и 3-й гвардейской армий генералов Шлемина и Лелюшенко, которые концентрическим ударом на Мариуполь должны были перерезать пути отхода войск группы армий «Дон» фельдмаршала фон Манштейна с занимаемых позиций на Миусе. Но и для противника была очевидна столь опасная перспектива оказаться в еще большем, чем в катастрофическом Сталинградском, «котле».

С самого первого сообщения в середине декабря сорок второго из под Котельниковского о появлении у противника новых тяжелых танков Верховного Главнокомандующего не покидала мысль, что очень скоро с ними придется иметь дело в массовом количестве. Захват экспериментального «Тигра» в январе у Синявино еще более укрепил его в этом предположении. Следовало принять срочные меры по усилению бронетанковых сил. Возможности у Красной Армии к февралю сорок третьего, как считал Сталин, для этого уже имелись. Речь шла о создании танковых армий новой организационной структуры.

По указанию Верховного Генштаб запросил мнения командующих фронтами и танковыми армиями. Командир 3-го гвардейского Котельниковского танкового корпуса генерал Ротмистров 14 февраля был вызван в Ставку. Его уставное представление Сталин прервал многозначительной репликой:

– Я вам не приказывал явиться, товарищ Ротмистров, а пригласил вас для обсуждения важного вопроса. Для начала расскажите нам, как танкисты вашего корпуса громили хваленые полчища Манштейна под Сталинградом.

Подробное изложение Ротмистровым тактики действий его танковых дивизий у Рычковского и Котельниковского против 4-й танковой армии Гота члены Политбюро ЦК, ГКО и Ставки слушали внимательно. Верховный, однако, незаметно перевел разговор в русло главного вопроса. Остановившись посреди кабинета, он рассудительно сказал:

– Наши бронетанковые войска научились успешно громить противника, наносить ему сокрушительные и глубокие удары, товарищ Ротмистров. Но вы почему-то считаете нецелесообразным иметь в их составе, помимо моторизованных, стрелковые соединения?

Командир 3- го гвардейского танкового корпуса действительно придерживался такого мнения. Теперь ему предстояло на самом высоком уровне его обосновать и защитить. Доводы Ротмистрова звучали убедительно:

– При наступлении стрелковые соединения отстают от танковых колонн, товарищ Сталин. При этом нарушается взаимодействие между танковыми и стрелковыми подразделениями, затрудняется управление ушедшими вперед моторизованными соединениями и отставшей пехотой.

Но Верховный выдвинул «неотразимый аргумент»:

– И все же, товарищ Ротмистров, как показали в общем-то смелые и решительные действия 24-го танкового корпуса генерала Баданова в районе Тацинской в декабре, танкистам без пехотинцев трудно удерживать объекты, захваченные в оперативной глубине.

– Да, товарищ Сталин, – согласился Ротмистров, – пехота, конечно, нужна, но моторизованная.

– Вы предлагаете, товарищ Ротмистров, пехоту заменить моторизованными частями, а командующий 2-й танковой армией Романенко просит добавить еще пару стрелковых дивизий, – вмешался в дискуссию Молотов.

Реплика Молотова не выбила из седла «убежденного танкиста». Ротмистров смело возразил Молотову:

– Я доложил свое личное мнение, товарищ Молотов. В рассудительном тоне Верховный подвел итог:

– Наступает время, когда наша промышленность в состоянии дать Красной Армии достаточное количество авиационной и бронетанковой техники. Уже сейчас имеется возможность для формирования танковых армий новой структуры, о которой только что говорил товарищ Ротмистров.

Сталин занял свое привычное место у торца стола:

– Вы могли бы, товарищ Ротмистров, возглавить танковую армию именно такой организационной структуры, в целесообразности которой нас настойчиво убеждали?

Ротмистров поднялся со своего стула:

– Если будет приказано Ставкой, то смогу. Верховный посчитал вопрос решенным:

– Вот это солдатский ответ. Боевого опыта и знаний у вас вполне хватает. Я считаю, что на Ротмистрова Ставка вполне может положиться. Такое решение и примем…

Директива Ставки о формировании 5-й гвардейской танковой армии новой организационной структуры во главе с Ротмистровым была подписана Верховным через сутки после совещания в Кремле.

В плане зимне-весеннего наступления Красной Армии важное место Ставка отводила действиям войск Северо-Западного и Центрального направлений.

Продолжали множить наступательные успехи войска южных направлений. 16 февраля Воронежский фронт освободил Харьков. На следующий день 6-я и 1-я гвардейская армии вы шли на дальние подступы к Днепропетровску и Синельникову. Южный фронт достиг рубежа по реке Миус.

Эти успехи наших войск севернее Таганрога были ошибочно истолкованы Ставкой. Отступление противника квалифицировалось ею исключительно с точки зрения слабости врага и его неспособности удерживать рубеж и на Северском Донце и под Ростовом.

Однако командующий группой армий «Юг» оценивал ситуацию иначе. Силами 1-й танковой армии Маккензена был нанесен сильный контрудар по подвижной группе Попова [4]. Подтягивание к линии Новомосковск – Красноармейское – Артемовск основных сил 40-го и 48-го танковых корпусов предполагало новые контрудары врага, но и эта опасность была почему-то проигнорирована советским командованием.

День 18 февраля оказался исключительно многоликим во фронтовых делах. Наступательная операция войск Ленинградского и Волховского фронтов на Мгинском направлении завершилась безуспешно. Сбить 18-ю армию Линдемана с занимаемых позиций не удалось. В этот же день с большими территориальными подвижками в западном направлении вынуждены были перейти к обороне войска Юго-Западного и Южного фронтов генералов Ватутина и Малиновского.

«Рваные действия» фронтов по всей линии противоборства наилучшим образом подчеркивали постоянно изменяющееся соотношение сил. Оповсеместном превосходстве какой-то из сторон пока речи не шло.

В конце февраля даже убежденный «наступленец» Ватутин понял, что в оценке соотношения сил и обстановки в полосе наступления Юго-Западного и Воронежского фронтов допущен грубый просчет. Передислокация 2-го танкового корпуса СС генерала Хауссера из-под Харькова на Красногвардейское направление и 48-го танкового корпуса Кнобельсдорфа от Новомосковска к Павлограду была ошибочно воспринята в его штабе фронта как их отход за Днепр.

В полночь 1 марта в штаб Юго-Западного фронта позвонил Верховный. Не здороваясь, Сталин спросил: