Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

2

По всей Германии еще развевались траурные флаги по случаю «Сталинградской Вендетты» 6-й армии фельдмаршала Паулюса, когда 6 февраля командующий группой армий «Дон» фельдмаршал фон Манштейн прилетел в «Вольфшанце» для доклада. В Главной Ставке царил о подавленное состояние. Это чувствовалось во всем, начиная с проходных, где эсэсовцы особенно тщательно проверяли документы прибывающих сюда хорошо известных им важных персон с фронта и тыла. Но их миссия – «проверять как следует» – с головой выдавала то несчастное опустошение, которое доминировало всю зиму с ноября сорок второго в чреве не умолкающе клокочущей «машины войны» в лесу под Растенбургом.

Прибыв в Главную Ставку, Манштейн повел себя неуступчиво, напористо:

– Мой фюрер, если прорыв большевиков в полосе обороны 2-й венгерской армии чрезвычайно опасен для Харьковского промышленного района, то их удар на Изюм касается нашей обороны по Северскому Донцу и Дону. Этот протяженный фронт от Ворошиловграда до Ростова не сулит нам победных лавров. Я предлагаю…

Гитлер не позволил ему закончить фразу:

– Ваши предложения мне известны, Манштейн. Вы хотите спрямить фронт и остановить красных на Миусе. Однако вы упускаете из виду важное обстоятельство. Речь ведь идет уже о Донбассе. Без донбасского угля мы не в состоянии продолжать войну.

– При отходе на Миус, мой фюрер, мы потеряем только часть Донбасса, где уголь почти не добывается. Зато оперативные выгоды такого маневра очевидны. Даже в случае прорыва красных в район Сталино моя группа армий поимеет возможность прорыва на Мариуполь и далее на Мелитополь.

– Но тогда, – Гитлер по дошел к карте, – будет потерян контроль над всем Донбассом?

– Я говорю о вынужденном варианте действий, мой фюрер. Реальные планы Советов мне неизвестны.

– Мы уже не раз предпринимали маневры по спрямлению линии фронта, но это не приносило большой пользы и облегчения. Так случилось на Волхове, у Великих Лук, под Старобельском, – бросил Гитлер и тут же обратился к начальнику Генштаба ОКХ: – Что вы думаете, Цейтцлер, по поводу нашего отхода на Миус?

Начальник Генштаба ОКХ высказался двулично:

– Хотя на месте событий варианты видятся по-иному, окончательное решение, мой фюрер, предстоит принимать вам. Важно всесторонне оценить ситуацию.

– А что думаете вы, Хойзингер? – Гитлер постарался вовлечь в обсуждение всех участников совещания.

– Со стратегической точки зрения предложения фельдмаршала Манштейна безупречны, мой фюрер, но в политическом аспекте новый отход войск группы армий «Дон» таковым не выглядит.

Ощутив столь единодушную поддержку Генштаба ОКХ, командующий группой армий «Дон» постарался изложить свои предложения в наиболее полном объеме:

– Отход моих войск на Миус, сокращение в два раза линии соприкосновения позволит не только уплотнить боевые порядки на отсечных позициях, но и укрепить оборону от Синельникова до Ворошиловграда. Совершенно очевидно стремление русских к Днепру. Не учитывать столь опасных факторов мы не имеем права.

– Опасные факторы, к сожалению, имеют место и на других участках Восточного фронта, – Гитлер не спеша подошел к «оперативке». – Кюхлер предлагает отвести войска с Демянского плацдарма, а Клюге готов оставить Ржевско – Вяземский выступ.

Гитлер повернулся к залу, продолжил монолог:

– Почувствовав ослабление наших позиций на Востоке, англосаксы весной могут предпринять десантную операцию на французское побережье. Их большие силы Германии не сдержать. Мы должны продемонстрировать нашим союзникам на Западе несокрушимость «крепости Европы» и создать наиболее приемлемые предпосылки для… примирения с западными державами!

Не покидая «Вольфшанце», командующий группой армий «Дон» передал свой приказ в Запорожье об отводе 1-й танковой армии с 7 февраля на Миусский рубеж.

Образование 13 февраля командования группы армий «Юг» и продолжающийся отвод 1-й танковой армии Маккензена с Северского Донца и Дона на отсечную позицию по реке Миус не остановили деградации Восточного фронта.

Утром 15 февраля в «Вольфшанце» поступило донесение фон Кюхлера о переходе в наступление на Ловати войск Северо-Западного фронта. Командование группой армий «Север» не сомневалось – оно решит судьбу «крепости Демянск».

Гитлер не ожидал такого опасного развития обстановки на Восточном фронте задолго до весенней распутицы и в тот же день вылетел в Запорожье, в штаб группы армий «Юг» Манштейна, чтобы вдохнуть новые силы в терпящие бедствие деморализованные войска.

Прилетев в Запорожье, Гитлер принял энергичные меры по стабилизации фронта на юге. Оперативная группа «Кемпф» не устояла под напором войск Воронежского фронта и 16 февраля сдала Харьков. Верховный Главнокомандующий подсластил эту «горькую пилюлю» необычным образом. Он устроил чествование командующего 4-м воздушным флотом Рихтгофена, произведя его в «генерал-фельдмаршалы». В то же время Манштейн получил приказ выдвинуть навстречу противнику танковую и две пехотные дивизии.

После мучительных раздумий 18 февраля Гитлер подписал приказ на вывод группировки 16-й армии Буша с Демянского плацдарма. Вопрос о выводе войск с Ржевско-Вяземского выступа он и на этот раз отложил на неопределенное время. Как-никак от Гжатска до Москвы набиралось немногим более двухсот километров.

Рейх неумолимо вступал в тотальную войну. Публичным ее глашатаем выступил Геббельс. 18 февраля он произнес речь в «Спорт-паласе»:

– У нас есть две взаимоисключающих возможности – капитулировать перед большевиками или вступить с ним и в тотальную войну. Хотите ли вы капитуляции?!

– Нет-нет! – ответствовал тысячеголосый зал.

– Хотите ли вы тотальную войну? – Геббельс тут же поставил кардинальный, кульминационный вопрос.

– Да – да! – Руки всех «маленьких фюреров» вытянулись вперед в фашистском клятво-присягании.

Геббельс исступленно призывал непоколебимо верить в окончательную победу, в безупречность военного руководства фюрера, быстрее забыть трагедию Сталинграда и с высшим напряжением сил на фронте и в тылу вести борьбу с ненавистным большевизмом до конца.

Упоенный успехами войск группы армий «Юг» на Днепропетровском направлении, Гитлер не откликнулся на просьбу командующего 17-й армией Руоффа о подкреплении резервами, чтобы удержать позиции на Таманском полуострове.

К концу дня 27 февраля фактически завершился вывод группировки 16-й армии Буша из «крепости Демянск». В «Вервольфе» эту рокировку войск поставили в ряд заметных успехов вермахта на Восточном фронте.

Генерал-полковник Гудериан застыл в фашистском приветствии у входа. Гитлер приблизился к нему, вскинул вверх руку и протянул ее для редкого рукопожатия.

– Вы, Гудериан, очень кстати поторопились. Вам, конечно, известно об успешном прорыве моторизованных соединений фон Манштейна к Северскому Донцу. Верховное Командование вермахта намерено и дальше наращивать удары на юге, чтобы захватить Харьков, Белгород, Воронеж. Еще до наступления лета мы должны перехватить инициативу, чтобы тогда нанести большевикам решающее поражение. Вы, Гудериан, должны помочь мне. «Пантеры» и «Тигры» лучше советских танков. Им суждено привести вермахт к победе.

– Мой фюрер, я бесконечно верю в наши новейшие танки и в то, что именно с ними вермахт одержит решительную победу над большевиками.

– Вы полны решимости сражаться, Гудериан. Мне ваша решимость импонирует.

– С новыми танками Сталинград не повторится. Москва еще узнает о крепости немецкой брони.

Гитлер отошел к окну, важничая, повернулся в залу:

– Я специально вызвал вас в Винницу, Гудериан, что бы лично объявить о назначении генеральным инспектором бронетанковых войск. Побывав на фронте группы армий «Юг», вы должны проникнуться духом крайнего напряжения, которое сопровождает теперь наступательные действия вермахта на Харьковском направлении. Вам хорошо знаком этот район. Наша победа под Лохвицей была уверенной прелюдией к последующим победам у Волчанска и Изюма. Чтобы вновь наступать, нужны танки. Много танков.

– Я непременно выполню ваш приказ, мой фюрер, – повинуясь, отчеканил Гудериан. – Немецкое оружие было и всегда будет самым сильным в мире!

Гитлер продолжил озадачивать его на перспективу:

– Вы поставите под свой контроль, Гудериан, не только производство танков, но и организуете обучение личного состава. Это стало ахиллесовой пятой вермахта. Наступил март, нам следует торопиться. Лето сорок третьего решит судьбу «Восточного похода». Действуйте, Гудериан, решительно, как это делает в ВВС Мильх…

Геббельс тем временем неустанно педалировал безальтернативную идею: «С Гитлером – к новым победам вермахта! С Гитлером, если потребуется, – на тот свет! Никакой „безоговорочной капитуляции“, о которой говорил Рузвельт в Касабланке в январе. Лучше тотальная война до последнего патрона и последнего солдата».

В ночь на 28 февраля командующий группой армий «Юг» поставил войскам задачу наступления на Харьков. Манштейн разумно распорядился превосходством в силах и фактически 12 марта овладел городом.

Начало второй декады марта ознаменовалось для Главной Ставки невероятным кипением страстей по поводу дальнейшей линии войны и плана летней кампании сорок третьего года. Разброс мнений расколол высшую штабную элиту. У ОКВ не было единства мнений и относительно путей достижения поставленных целей.

Исходя из политических и экономических соображений, Гитлер категорически возражал против сдачи территории, особенно Донбасса, и требовал упорно оборонять достигнутые рубежи. Он считал, что строительство оборонительных рубежей в тылу окажет отрицательное психологическое воздействие на немецкие войска и снизит их стойкость в бою. Утрату «крепости Демянск» и Ржевско-Вяземского выступа он мотивировал спрямлением линии фронта и необходимостью перегруппировки сил перед напряженной летней кампанией.

Вечером 12 марта в «Вервольфе» начальник Генштаба ОКХ доложил Гитлеру, что Манштейн, втайне от командования ОКХ, готовит позиции за Днепром.

– Мой фюрер, я изучил этот вопрос. Оказывается, существует «позиция ОКХ» – Днепр и дальше.

К удивлению Цейтцлера, Гитлер спокойно воспринял неизвестную для него информацию. Он растерянно произнес:

– Этого, Цейтцлер, я не знал. Мне никто не доложил.

– И я, мой фюрер, не мог предположить ничего подобного, – поддакнул Цейтцлер. – Думаю, вы прикажете ликвидировать план обороны Манштейна?

– Мне никто не доложил ни слова о «позиции ОКХ», – повторил Гитлер и повернулся к докладчику: – Спросите у Хойзингера, Цейтцлер, возможно, он в курсе этого загадочного дела?

– Спрашивал, мой фюрер. Манштейн не согласовывал этот вопрос и с ним. Так что я распоряжусь об уничтожении не согласованного с вами приказа?

– Такого приказа, Цейтцлер, нет, – Гитлер остановил строптивого служаку и тут же поставил перед ним тот же вопрос:- На каких участках, Цейтцлер, целесообразно, по-вашему, строить… укрепления на Днепре?

Начальник Генштаба ОКХ чиркнул по линии «Восточного вала» на карте и как-то испуганно ответил: