Новый старый дом

Глава 5.1

В этот раз дорога до Дёмкино показалась Аглае легче и короче. Полдень давно миновал, самый сильный жар спал. В пейзаже с полями вдоль дороги, частью заросшими, а частью засеянными неодинаковыми полосами, даже была своя прелесть. На площадь она пришла около пяти. К её удивлению, под навесами сидели три местные бабы со своим нехитрым товаром. Покупателей не было, потому они увлечённо что-то обсуждали. Из-за быстрой речи и непривычного девушке местного говора, она почти что не понимала сути этой беседы. Впрочем, это её не интересовало. Увидев на одном из прилавков яйца, Аглая подошла к нему. Бабы сразу перестали трепаться, повернулись к ней. Загоревшие, возрастом ближе к старости, чем к средним годам, с обветренными лицами и какими-то коровьими глазами они казались девушке совершенно одинаковыми. Петя сказал бы: «Без следа лишнего интеллекта во взгляде». Все три были в обычных здесь тёмных клетчатых юбках и длинных до самых колен рубахах поверх. Только у «её» торговки был на плечах старый выгоревший платок, а у ещё одной – жилетка.

– Добрый день. Я бы хотела купить курицу.

– Не видяшь, что ли? Нету у мяне кур, – ответила та, что была с платком. Скрестила руки на груди, задрала подбородок. Товарки её наблюдали с интересом.

– Если яйца есть, значит, и куры должны быть.

– А то не твойого ума дело. Продавать я не буду. Кочета могу продать.

Аглая постаралась спросить как можно невозмутимее:

– Кочета?

Баба смерила её презрительным взглядом.

– Пятуха.

Она, и её товарки держались совершенно непочтительно. Уж на что было Аглае непривычно впервые торговаться с хмурыми лоточниками на станциях после всегда улыбчивых, хоть и излишне хитрых иной раз лавочников Империи Солнца, но тогда у неё хотя бы не пропадало желание что-то купить. Теперь же. Девушка ещё раз оглядела прилавки – ни птицы, ни мяса на них не было. Картошки тоже. Взгляд её зацепился за мелкую морковь и отчего-то так её захотелось! Показалось, что хоть и явно не уродившаяся, она должна быть хрустящей да сладкой не хуже яблока. Но морковь согласно плану Аглаи не была прямо-таки обязательной к покупке, потому она лишь поджала губы и вернулась к разговору.

– Мне нужна курица, и я готова за неё заплатить.

– Да что ты. – Торговка прищурилась. – И многа ль дашь?

– А сколько хотите?

– Так дороги нонче куры-то. Тридцать.

Аглая почувствовала, как онемели губы. Верно, кровь отхлынула от лица.

– Рублей? – она спросила просто, чтобы не стоять молча и глупо.

– Ну так, а чего ещё?

Бабы улыбались хитро и будто бы зло. В горле, в груди Аглаи сжала цепкую лапу обида: с чего они так? Неужто, со всеми так говорят? Но тридцати рублей у неё с собою не было. Даже если б и были! Может, и достойная это плата за одну курицу здесь да по нынешним временам, только для них с матерью совершенно неприемлемая.

– Тридцати рублей на курицу у меня нет. Но я готова заплатить двадцать.

Обе молчавшие до сих пор бабы разом фыркнули. Аглая постаралась не обращать на это внимания, только поймала и пыталась не отпускать взгляда «своей» торговки. Та, впрочем, от такого не смутилась.

– За двадцать рублёв сама себе курицу высиживай.

– Что, Параша, барыню ганяешь?

Вопрос прозвучал из-за спины Аглаи. Девушка отступила в сторону и развернулась так, чтобы увидеть очередную бабу из местных. Эта отличалась полинялым, но всё же ярким платком на голове и присутствием мужика рядом. Тот был одет в обычные штаны и рубаху с пиджаком поверх неё. Держался чуть в стороне, молчал, ухмылялся, по всей видимости, одобряя её слова. Наверное, муж.

– Да вот гаварит, денег у неё нет, – Прасковья ответила с такой иронией, словно известный анекдот рассказывала.

Аглая судорожно кивнула новоприбывшим, пытаясь собраться. Давно уж не приключалось с ней такой растерянности. Мысли в голове скакали от одного к другому. То она удивлялась имени «Параша»: да кто ж так неблагозвучно ребёнка называет? То пыталась понять, с чего эти крестьяне решили, что она барыня? На ней ведь ничего ценного нет, даже серёжки простые серебряные в Городе Вишен оставила, чтобы в дороге судьбу не испытывать. Вдруг из мещан да проездом. Да если и из дворян Аглая, что в этом такого? К миру-то империю белые привели, как ей помнилось.

– Так, ты яй скажи, чтоб у барина, у отца своего поспрашивала. Чай он знает. Вернулся же он на хазяйство своё?

Прасковья смотрела совсем недобро. Наверное, поэтому Аглая и ответила:

– Отец умер.

– Кака-ая печаль. – Баба улыбнулась во весь рот, показав не слишком ухоженные зубы. – Чтоб яго черти в аду чаплею калатили, пока на скавараде жарится.

– Да что вы себе…

Аглая не успела даже договорить, как и бабы, и мужик переменились в лицах. Теперь они смотрели серьёзно, в глазах их блестела не насмешка, но острая угроза.

– Ты рот закрой да иди отседава, – заговорила опять Прасковья. – Не тебе на мяне зубы скалить. Сколько тваи родичи с нас деняг да крови вытянули. Думаете, забыли тут, как баре сваею волей руки нам выкручивали?! А я вот помню, как ясно усадьбы ваши гарели. Добре гарело, аж душа радовалась!

Аглая отступила. Не слова её пугали, но то звериное, что заострило черты и так истощённых крестьянских лиц, углубило тени под их глазами, согнуло подобно когтям узловатые пальцы наступавшей на неё Прасковьи. И в душе самой Аглаи зашебуршилось, заскулило что-то животное. Только слабое и совсем беззащитное перед такими-то хищниками. Ещё немного попятившись, девушка развернулась и быстро, почти бегом, пошла к дороге. Разошедшиеся бабы что-то кричали ей в спину и, кажется, смеялись, но это было неважно. Она думала лишь о том, что нужно наконец обстоятельно поговорить с матушкой. Обстоятельно и откровенно. То, что жизнь в этой Ресанской глуши не будет простой, Аглая уже поняла, но вот чтобы действительно опасной… Очень хотелось ей знать, стоит ли ещё раз открыто приходить в Дёмкино, или камнями закидают?

Отойдя от села так далеко, что уже не было видно крайних домов, и не заметив преследования, девушка почти что успокоилась. Вдохнула-выдохнула глубоко. Ветер, то и дело холодивший разгорячённое быстрой ходьбой лицо, принёс сладкий запах черёмухи. Аглая не отказала себе в удовольствии немного постоять, вдыхая любимый ещё с Города Вишен запах. Там густые кусты черёмухи росли около эмигрантского храма, и её порой даже душный в жару аромат для девушки был тесно связан с тишиной и спокойствием церковных сводов. Оглянувшись вокруг, Аглая нигде не заметила белого куста. Наверное, тот рос где-то подальше от дороги, в глубине рощицы, через которую она сейчас проходила.

Вновь обретя способность спокойно дышать, девушка последний раз глубоко вздохнула и двинулась дальше, привычно бормоча под нос:

– Ну мама. Неужто не знала? Нельзя было предупредить, что ли?

И казалось бы, на сегодня уже хватило потрясений, но судьба была по-прежнему щедра на сюрпризы.

– Курица нужна?

Вопрос прозвучал за спиной так неожиданно и звонко, что Аглая вздрогнула и почти что ринулась бежать. Потом резко развернулась, шаркнув по пыльной дороге ботинком, и встала так, чтобы иметь возможность к отступлению. Никогда подобному она не училась, но вот как-то само пришло. Знать, свежеприобретённый жизненный опыт сказался.

– Так нужна?

Говорившим оказался мальчишка лет тринадцати. Судьба его, судя по внешнему виду, была не слишком благополучна. Рубаха и штаны, подпоясанные верёвочкой, были рваными и грязными. Сам парнишка тоже чистым не выглядел и из-за самой грязи, и из-за какого-то пятнистого загара и многочисленных синяков разной степени свежести. Но более всего Аглаю впечатлили его босые ноги с будто въевшейся под кожу пылью и чёрными каёмками ногтей.

Милым ребёнком мальчик не казался. Скорее не выросшим ещё, но уже что-то повидавшим зверёнышем. Девушка вспомнила взгляды крестьян на торге, передёрнула плечами и отступила ещё на шаг.

Курицы в руках у парня не было.

– Может, и нужна. Тебе-то что?

– Так есть у мяне. Прадать хочу.

– А мать не заругает?

– Нет у мяне никаго.

Мальчишка нахмурился, Аглая тоже. Курица здесь – немалый капитал. Ей казалось сомнительным, что у сироты и не отняли такую ценность. Или, наоборот, может, он сам украл? Местные и так им с матерью, ясно видно, не рады. А если заметят во дворе краденую курицу, то на душевные отношения последних надежд не останется.

Девушка уже открыла рот, чтобы отказаться, но осеклась: стоит ли перебирать? Курицу можно было бы закрыть в сарае или ещё где. Просто так по двору чужие гулять не смогут – Утя не даст.

– И сколько хочешь?

Мальчишка вздёрнул подбородок.

– Двадцать пять рублёв.

Аглае сразу же подумалось, что этот наверняка наблюдал всю сцену с торговками. За тридцать она уже отказалась покупать, сама предложила двадцать, а он теперь её цену перебить пытается.

Девушка закусила губу изнутри, как делала в минуты особо сложного выбора. Если она сейчас согласится, то отдаст половину денег за почти наверняка краденую курицу. И отдать их нужно будет вот этому жулью, которое не факт, что обмануть не попробует. А, может, и вовсе с деревенскими заодно. Придёт на обмен с родичами, которых у него только на словах нет, и просто так сбежать от них уже не удастся.

– Дорого. Не нужно мне таких кур.

Аглая помотала головой, словно мальчишка мог не понять. Тот вмиг совершенно растерялся. Взгляд мелкого злого зверька превратился во вполне человеческий так резко, что девушка даже засмотрелась.

– А за двадцать?

Теперь парнишка скорее просил, но ситуация от этого не стала выглядеть лучше.

– И за двадцать не нужно.

Аглая развернулась и решительно пошла дальше. Чуть погодя она оглянулась, но на дороге уже никого не было. Запоздало пришла в голову мысль, что мальчишка мог быть и с ножом. И пожелать просто отнять деньги мог бы. Она, конечно, старше, да только ни разу не дралась. Всё могло закончиться совершенно плохо. Помотав головой, Аглая постаралась отбросить эти мысли. Не случилось ничего, и ладно. И так проблем довольно.

Девушка твёрдым шагом уходила в сторону Утятино, а сошедший с дороги в рощу паренёк остановился у старого гниющего бревна и изо всех сил ударил его сверху пяткой. От подъеденного жуками ствола отвалилось несколько трухлявых кусков. Он снова поднял ногу, собираясь повторить, но вспомнил про занозы и не решился. Вместо этого срезал ножичком, который носил сзади привязанным к поясу, какую-то ветку и пошёл дальше, хлестая ею всё подряд. Изредка в добавок к этому мальчишка цедил злые слова, самыми приличными из которых были «чёртова баба».

Побродив неспешно с час по округе и успокоившись, он недовольно цыкнул, последний раз выругался вполголоса и всё-таки отправился к старой мельнице у реки.

– Потап? А тебя Синий там ищет.

Жданка встретилась ему на берегу, когда до мельницы оставалось пройти пару шагов. Тех же лет, что и Потап, она в их банде считалась какой-никакой травницей. И бабой Синего. Держал он её при себе не за красоту. Жданка была обычной: худой, снулой, рябой, как почти что все они. Но в травах и правда понимала, оттого и цену для главаря имела, в отличие от старшей Лушки, жившей на мельнице наравне с остальными парнями.