Новый старый дом

Аглая отвела взгляд, уставилась на чуть подрагивающий огонёк свечи. В голове её крутилось, что после они с матерью уедут, и это будут не их проблемы. От таких мыслей было стыдно, но в мечтах девушка уже спешила на восток, чтобы передать Елизавету Фёдоровну на попечение братьев и устремиться морем в обратную закатную сторону к зелёному шёлку холмов и красным черепичным крышам городков Тирраны. Отказываться от этого она не собиралась.

Разумеется, мироздание не слишком волновали желания Аглаи. Выехать следующим днём не удалось. Александр Прохорович явился лишь после обеда. На самом деле, это было и к лучшему. Только утром девушка подумала, что доктору, коли он согласится с её просьбой остаться на эти дни с Елизаветой Фёдоровной в Утятино, нужно будет где-то жить. А хороших комнат в доме было лишь две. Уступать гостю свою девушка не очень-то хотела.

До самого обеда Аглая наводила порядок в спальне, располагавшейся напротив материной. Получилось бедненько, но прилично. Девушке подумалось, что прежде тут наверняка была детская комната для мальчика размером поменьше тех, в которых сейчас жили они с матерью. Без трюмо, с более массивной, основательной на вид мебелью. Спальня смотрелась бы уютнее, если бы не заколоченное на две трети окно, да ещё и без занавесок. В этой комнате оно было одно, выходило на парадное крыльцо. Стекло уцелело лишь в верхней его части. Последний раз пройдясь шваброй по полу, девушка прошептала подобие молитвы. Ей было очень нужно, чтобы Хочева всё устроило.

Александр Прохорович прикатил на велосипеде где-то после четырёх. Аглая как раз переворачивала разложенное на стульях постельное из будущей комнаты доктора. Дом за её спиной выглядел до того зловеще мрачным, что прежде торопившийся изо всех сил, Хочев поехал чуть медленнее. Не зная о характере Ути, он подумал, что тому не нравится скорый отъезд молодой хозяйки. В чём-то доктор был прав.

Дом уже не мог и вспомнить, когда последний раз у него был просто радостный день. Наверное, в том славном прошлом, о котором говорила с ним вечерами старая баронесса. От разбуженных ею воспоминаний становилось лишь горше. Тогда его ещё уважали, не уродовали, не бросали. Обидно было и оттого, что старая хозяйка почему-то не пыталась отстоять его перед Аглаей. Точнее, в последние дни она взывала к совести дочери, но та просто не обращала внимания на такие речи. Утя думал, что баронессе стоило бы быть пожёстче. Обиды в нём множились, ширились, прорастали острыми гвоздями злобы, прорывались наружу. С каждым днём ему теперь всё больше казалось, что так будет всегда, а может, было и прежде. Лишь изредка, замерев, Дом обращался к старым воспоминаниям, таившим в себе крохи радости. Но и они с каждым разом тускнели, обретали иные смыслы, которые Утя находил в них, по-новому глядя на жизнь после всех испытаний. Разумеется, и сейчас он не дал бы родных в обиду. Он не почувствовал и капли сомнения, когда «запирал» ворота от озлобившихся баб, благо энергии теперь на это хватало. Только вот и прежнего безусловного уважения к вернувшейся родне больше не чувствовал. Что скрывать, Утя потерял его ещё в те годы, когда стоял брошенным и забытым.

Сегодняшний день не принёс Дому ни крохи чего-то хорошего, одно лишь смятение. Он был как-то недобро рад отъезду Аглаи, но и сердит на её мысль поселить в усадьбе постороннего человека. Пускай тот выглядел прилично, не сделал пока ничего дурного, но разве ж всегда дурное по лицу видно? Не для того Утя всё это время берёг хозяйство, чтобы его такие вот приличные растащили. Вот и хмурился Дом, мрачнел, пугал, за всем этим даже от самого себя пряча страх. Ведь это сейчас Аглая собиралась уехать на пару дней. Утя не был глух, он слышал её речи. По возвращении молодая хозяйка собиралась отбыть с матерью навсегда. Надежды на то, что Елизавета Фёдоровна сможет убедить дочь остаться, не было.

Дом следил за приближающимся доктором с неутихающей тревогой.

– Аглая Петровна, доброго дня! Спешил как мог.

Хочев ловко соскочил с велосипеда, подошёл к девушке поцеловать ручку.

– Добрый день, Александр Прохорович! Я и не думала, что вы приедете так скоро.

Утя ехидно и почти неслышно зашуршал мелким щебнем под полом. То-то она ещё с утра попрекала бедного доктора медлительностью. Он, небось, весь день икал.

– Не мог же я оставить вас одну в столь затруднительном положении.

Хочев обаятельно улыбнулся, Аглая невольно ответила ему тем же. Лёгкий порыв ветра качнул пару выбившихся из её косы прядок, сиявших ангельским пушком в свете солнца. Они защекотали шею, и девушка потянулась их поправить. Александр Прохорович неотрывно следил за этим простым действием.

Дом вновь ухмыльнулся, тихонько звякнув немногочисленными оставшимися стёклами окон. Не раз в его владениях разыгрывались подобные сцены: юный кавалер, девица в светлом воздушном платье. На миг ему даже стало жаль доктора. Его ведь тоже собираются бросить. От взгляда Ути не укрылось то, что Аглая заметила столь пристальное внимание. На миг из-за проступившей на лице растерянности улыбка её поникла, но девушка почти сразу же приняла прежний вид. Дом шоркнул шифером: «Лицемерка».

– Вы и представить не можете, насколько я вам благодарна. Я думала, вы откажете. Александр Прохорович, простите меня за последний наш разговор. Все эти волнения… Я сама не своя. Даже не знаю, к кому бы ещё я могла обратиться с подобной просьбой. Но не будет ли это для вас слишком затруднительно? У вас наверняка есть больные, которых нужно посещать или какая-нибудь другая работа.

– По срочным случаям за мной обычно присылают телегу или коляску. Записку, где меня искать в ближайшие дни, я оставил на двери дома. И сказал паре человек, у которых обычно о том спрашивают. Не беспокойтесь, Аглая Петровна.

– Я рада, что не слишком усложнила вам жизнь.

Девушка улыбнулась ещё шире.

Утя же сильнее помрачнел. Он не знал, как относиться к этой поездке и к тому, что у Аглаи всё складывалось на редкость удачно.

– Пойдёмте, Александр Прохорович, я покажу вам вашу комнату. Надеюсь, вы простите несколько избыточную скромность её обстановки.

– Что вы. Уверен, вы устроили всё наилучшим образом, с учётом нынешних обстоятельств.

Сняв соломенную шляпу, доктор последовал за девушкой в дом.

Утя следил за тем, как они поднимались на второй этаж, осматривали приготовленную спальню, спускались и садились пить чай с Елизаветой Фёдоровной. Слушал, как причитала старая хозяйка, совершенно не одобрявшая самостоятельного путешествия юной девицы. Хочев хмурился, понимая справедливость опасений баронессы, но отмахивающейся от всего Аглае ничего доказывать не спешил. Чем больше Дом смотрел, тем более очевидной становилась для него симпатия Александра Прохоровича к девушке. И её ответное безразличие. Уже не таким враждебным стало отношение Ути к доктору. Тому лишь предстояло испытать на себе холодность и эгоистичность молодой хозяйки. Но не мог же он не понимать, что через пару дней та его бросит? Зачем же решил помочь? Уте виделось в этом поступке благородство сродни тому, с каким он сам продолжал выполнять свой долг даже после всех проступков Аглаи. Сохранил бы Александр Прохорович такое же к ней отношение, если бы узнал, что девушка, оставив на кухне довольно еды на эти дни, приказала Дому не пускать гостя в подвал и кладовую? Хорошо хоть не стала скрывать от доктора ситуации, сложившейся вокруг голодранца. А ведь Утя сразу не хотел того пускать!

Глава 14