Истоки инквизиции в Испании XV века

VI

Никакая обычная эволюция теологической мысли не может объяснить трансформацию христианской веры из формы, заданной апостолом Павлом в Никейском символе веры. Такую трансформацию невозможно объяснить, не принимая во внимание тот фон, который заставил греков употребить свою изобретательность в столь исключительно ненормальной форме. И тогда надо признать, что верующие христианские мыслители, представляя генеральную линию христианской теологии, не могли сформировать свои окончательные позиции без тщательного прагматичного прогноза ожидаемых нужд христианства в то время. Только принимая в расчёт эти нужды и этот подход, мы можем объяснить их упорную приверженность Ветхому Завету как первоисточнику христианской веры.

В одном можно быть уверенным: интеллектуальный формат греческого христианства в начале войны 115–117 гг. породил конфликтующее давление на христианских теологов с двух полюсов. С одной стороны — крайние антагонисты иудаизма, возглавляемые Маркионом и его последователями, призывающие полностью оставить Ветхий Завет как антитезис истинного христианства, с другой стороны находились греки, сохранявшие верность наследию иудаизма в христианстве и желавшие сохранить его любой ценой. Были там монархиане «динамичного» толка, которые, в качестве реакции на маркионитов, снова подняли флаг монотеизма и видели в Иисусе, по существу, пророка, посланного Богом с миссией спасения и, таким образом, наделённого больше, чем другие пророки, сверхъестественной силой. Однако основное течение теологов отвергло оба эти подхода. Никоим образом они не могли принять фундаментально «еврейский» взгляд, который они считали самоубийственным для христианства, но в той же мере они отвергали идею отказа христианства от Ветхого Завета. Они признавали, что для того, чтобы подогнать «еврейскую» Библию под доминирующие взгляды христианства на евреев, она должна быть понята и истолкована совершенно иначе, и это, несомненно, исполинская задача, а её достижимость сомнительна. Но они также понимали, что христианство окажется не имеющим под собой почвенной аутентичности, отказывающимся от широкого влияния, если оно не сможет опираться на древность, святость, авторитет и славу Ветхого Завета. Исходя из этого, они предпочли развод иудаизма и Библии разводу Библии и христианства.

Но цель, которую поставили себе христианские авторы, не ограничивалась только новым толкованием Библии; они намеревались также очистить Библию от всех еврейских отличительных черт, упоминаний и обычаев, затрагивающих какую-либо часть религиозной жизни — т. е. её догмы, формы богослужения и, прежде всего, концепцию Бога. И действительно, судя по тому, какие усилия приложили столь многие христианские мыслители для того, чтобы стряхнуть с христианства всё еврейское, можно измерить глубину их антипатии к иудаизму и еврейскому народу. В течение двух столетий трансформации христианства из модели апостола Павла в Никейский символ веры (125–325 гг.) трудно найти хотя бы одного христианского автора, который не унижал бы иудаизм и его последователей. Измышления, критика и обвинения, брошенные в адрес иудаизма такими христианскими авторами, как Юстин Мученик, или Тертуллиан, или Афанасий, раскрывают их истинное отношение к евреям. В изменившемся политическом климате Рима, который со 150 г. выглядел благоприятным для евреев, но враждебным и, зачастую, свирепым для христиан, христианский автор часто умерял свой стиль, чтобы не провоцировать преследования, однако в своих комментариях к Библии и дискуссиях по поводу её учения — то, что выглядело чисто академическими изысканиями, — он мог свободно выразить своё неприятие иудаизма и дать волю своим антисемитским чувствам. Поэтому мы убеждены, что в это определённое время мы должны судить о степени христианской ненависти к иудаизму и еврейскому народу не столько по остроте копий, брошенных христианскими авторами в евреев, сколько по интенсивности работы этих авторов по сооружению здания новой христианской доктрины.

Самые большие усилия были, несомненно, сделаны в формировании новой концепции Бога, где препятствия встречались на каждом шагу. Здесь снова борьба сконцентрировалась на степени «еврейства», которую противники теории, принадлежащей к главному направлению, пытались сохранить в идее божества. Борьба по этому вопросу была настолько яростной, что наказание для этих противников было не меньшее, чем бойкот. Именно так постановил Никейский собор против Ария и его последователей. Ариане отрицали полную божественность Иисуса, приближая её таким образом к еврейской точке зрения на Спасителя и, соответственно, принижали концепцию триединства, ставшую краеугольным камнем новой христианской веры. Однако никейское проклятие арианства не сокрушило его, как многие ожидали, и борьба против него шла с не меньшей силой, пока Константинопольский собор в 381 г. не вынес решение, поддержанное Феодосием I, оказавшееся фатальным для арианства в Римской империи. Одержав победу над своим большим внутренним врагом, христианство развернуло многостороннее наступление на внешнего врага — еврейский народ. Мы говорим «многостороннее», потому что словесные нападки на евреев и иудаизм никогда не прекращались, и в десятилетия, предшествовавшие Константинопольскому собору, стали более яростными. Начиная с 325 г. христианские авторы всё чаще пользовались расположением Римской империи и перестали сдерживаться в своих атаках на еврейский народ. Труды таких писателей, как Ефрем Сирин, Григорий Назианзин и Григорий Нисский, отличаются своей ядовитой бранью в адрес евреев, но ничто не превосходит страстной ярости Иоанна Златоуста из Антиохии, внесшего огромный вклад в переход от словесной ругани в адрес евреев к физическим формам агрессии против них.

Златоуст начал свою антисемитскую кампанию в 387 г. и вскоре, буквально на следующий год, некоторые христиане в Сирии поверили, что, как и их греческие предки в первом и втором веках, они могут сопровождать свои оскорбления насилием. Соответственно они разрушили синагогу в Каллинике: событие, обозначившее новую эру в антиеврейских преследованиях — эру, характеризуемую народным насилием под знаменем креста.

Реакция императора Феодосия I на инцидент в Каллинике — он не позволил преступникам уйти безнаказанными — показала, что Рим до сих пор придерживается своей традиционной политики в отношении религии и закона. То, что поддерживало эту политику в предшествующие десятилетия, — это неприятие гражданской дискриминации в отношении определенных языческих сил и склонность некоторых императоров к арианству, побуждавшая их сохранять принцип толерантности. Но к концу IV в. язычество ослабло, арианство в самой империи было разгромлено. Ситуация, таким образом, изменилась. Когда антиеврейские силы в северной Сирии решили взять закон в свои руки, их побудила к этому не только ненависть к евреям, долгое время искавшая выхода в насилии, но и возникшее ощущение своей силы, порождённое мощным распространением христианства и консолидацией его рядов. Широко распространённое мнение, поднятое до уровня аксиомы, что причинять вред евреям является священным долгом, придавало этому ощущению особую силу, и этот властвующий взгляд на вещи имел решающий вес. Когда зависть и ненависть толкают массы к точке, в которой они готовы переступить закон, есть необходимость в идеологии, оправдывающей это желание, чтобы дать им необходимую моральную поддержку. Антиеврейская идеология христианства выполнила теперь ту задачу, которую в предыдущие века брали на себя эллинистические теории юдофобии. Христианская юдофобия доказала свою эффективность не только в подстрекательстве, предшествующем нападению на евреев в Каллинике, но и в защите, предоставленной преступлению после его совершения. Интеллектуальный климат того времени был таков, что св. Амвросий, бывший тогда епископом Милана, сумел убедить всесильного императора отменить свой приказ о наказании правонарушителей. Это было маленьким отступлением, касающимся отдельного случая, но оно стало предвестником краха имперской системы в момент большой напряжённости.

Подобная напряжённость возникла в 395 г., когда произошло радикальное изменение в структуре римского правительства. Империя разделилась на две части — Восточную и Западную. Влияние Западной резко упало и в результате разделения и вследствие вторжения варваров, в то время как восточная часть могла считаться греческой, так как греческое население там практически доминировало. При Феодосии II, императоре Востока, власти всё больше демонстрировали свою неспособность противостоять давлению антисемитских масс. Своеволие и наглость масс росли, и в начале V в. вспыхнули еврейские погромы в Иллирии и других частях империи. Самым серьёзным оказалось нападение на евреев Александрии, за которым последовало их изгнание в 415 г. по приказу их злейшего врага, александрийского епископа Кирилла. Впоследствии император утвердил этот приказ, что предшествовало его собственному декрету об изгнании евреев из Константинополя [65].

Но хуже всего для евреев Империи обстояло дело в области закона. Мы видим, что первой целью греков Востока было низвести евреев в глазах закона (социально и политически) до уровня ниже их собственного. Не может быть сомнений в том, что идейные представители христиан, прямых наследников греческих антисемитов, начали оказывать давление с целью добиться установления антиеврейских законов в тот момент, когда почувствовали, что ветры римской внутренней политики подули в их сторону. Императоры же, как правило, не очень-то хотели отказываться от гарантированного их законами равноправного отношения ко всем своим гражданам и ко всем дозволенным законом религиям и принять политику дискриминации евреев. Пример в этом отношении подал Константин Великий. Хотя он и установил некоторые ограничения для евреев, которые формально относились к религиозным вопросам, эти ограничения были представлены как защита христианства, а не ущемление прав иудаизма, и все они, за одним исключением, были направлены против еврейских экономических и социальных интересов. Это исключение — запрет на приобретение евреями рабов-христиан — не имело, разумеется, ничего общего с религией или иными соображениями гуманитарного характера. Его единственной целью было предоставить грекам-христианам преимущество в экономической конкуренции с евреями. Римские власти быстро поняли, в чём дело, и закон попросту не вступил в силу. После этого он был снова объявлен Константином, но опять не вошел в действие. Но такое сдержанное отношение властей к этому и прочим антиеврейским эдиктам практически исчезло за два десятилетия после раздела империи.

В 417 г. закон, запрещающий евреям иметь рабов-христиан, был издан в третий раз с добавлением, запрещающим евреям иметь и рабов-язычников [66]. В 418 г. евреев изгнали из учреждений имперской инспекции, так же как из судов и армии [67]. В 429 г. они получили политический удар с упразднением Патриархата в Палестине[68]. Тогда, после 429 г., у них отняли право заниматься юриспруденцией, а в 438 г. им запретили служить в каком-либо административном или гражданском учреждении [69]. И всё это ещё не означало конца репрессий. При Юстиниане были установлены новые ограничения, а при Фоке (602–610 гг.) произошли взрывы кровавого насилия в Антиохии, печально известной в качестве арены для подобных явлений. Во время ссоры между евреями и греками Антиохии в 608 г. император своим декретом повелел насильственно крестить евреев этого города и, возможно, обширных близлежащих районов [70]. Этот декрет вызвал восстание антиохийских евреев, известных своей воинственностью. Но восстание было подавлено, после чего уцелевшие евреи были изгнаны из города [71].