Истоки инквизиции в Испании XV века

Объяснение Жюстера выглядело бы более правдоподобным, если бы Сисебут был крестившимся евреем, находившимся в эмоциональном конфликте с евреями, как это было с некоторыми новообращёнными евреями, ставшими проклятием своего народа. Но Сисебут перешёл в католичество из арианства, а не иудаизма, и в качестве неофита-католика, каким бы ревностным он ни был, должен был бы действовать в строгом согласии с инструкциями Церкви и её авторитетов — но это в том случае, если бы он руководствовался чисто христианскими мотивами. Однако никто из христианских религиозных авторитетов не советовал Сисебуту предпринять такой шаг против евреев. Исидор Севильский, чьи взгляды должны были быть ему известны, резко возражал против предложенного Сисебутом декрета и вполне мог сообщить последнему о том, что знаменитый папа Григорий (умер в 604 г.) отвергал насилие в вопросах веры [101]. Сисебут и не созвал церковный собор для обсуждения предполагаемого декрета и вынесения суждения, которому он, как верный сын Церкви, должен был бы подчиниться. Сисебут, видимо, боялся, что его противник в этом вопросе — Исидор — сможет склонить собор на свою сторону, и поэтому решил действовать самостоятельно, против возможной позиции собора и против позиции римского папы. Почему? Единственный ответ, который мы можем предложить, это тот, что поведение Сисебута было продиктовано, как и в войне с византийцами, не религиозными, а политическими соображениями. И чем иным могли быть эти соображения, если не тем, что тесно связано с идеей испанской национальной унификации? Если так, то эта идея выглядела в его глазах значительнее, чем церковная политика, способная помешать её реализации.

Трудно, однако, понять его радикальный шаг, если объединение, вдохновлявшее Сисебута, не было более глобальным, чем то, что виделось Рекареду или Леовигильду. В то время как эти два короля хотели слить вместе два народа — два главных компонента испанского населения, — концепция национального единства Сисебута охватила все сегменты населения полуострова и требовала религиозной унификации их всех как предпосылки вхождения в союз. Следовательно, он не мог терпеть существования отдельных народностей и инакомыслящих религиозных групп, будь то язычники, ариане или евреи. Отсюда законы, изданные против любой из этих сект, имели для него смысл только тогда, когда они вели к крещению в католичество в качестве прелюдии к ассимиляции. Когда он пришёл к заключению, что никакие дискриминационные законы не могут достичь своей цели в отношении евреев, он решил сломить их сопротивление силой или избавиться от них путём изгнания. Таким образом, Церковь не имела отношения к далекоидущим планам Сисебута; и никакой внешний фактор не мог побудить его пойти на такую крайнюю меру. Насильственное крещение евреев Антиохии, провозглашенное Фокой несколькими годами ранее, могло послужить ему ободряющим примером [102]. Но не более того: и намерения, и решения принадлежали самому Сисебуту, и исходили они из изложенных выше причин.

Никакие сохранившиеся источники не дают нам ключа к определению количества евреев, крестившихся под властью Сисебута, но, судя по следу, оставленному ими в испанской истории, их количество должно было быть весьма значительным, доходящим, возможно, до половины испанского еврейства. То, что политика насилия была ужесточена, подтверждается, в числе прочего, поспешной миграцией многих испанских евреев в Галлию [103]. Но преследования длились только пять лет. Сисебут умер в 621 г., и его преемник Свинтила ослабил строгости, характеризовавшие политику Сисебута по отношению к евреям. Не только прекратилось насильственное крещение, но и те, что бежали за границу, могли вернуться и открыто исповедовать иудаизм [104]. Более того, специальные законы, ограничивающие еврейские права, изданные Сисебутом в начале его царствования, перестали применяться, как это было и с законами Рекареда в царствование, предшествующее Сисебуту. Здесь можно увидеть начало зигзагов в политике королей по отношению к евреям, которые продолжались до конца власти готов в этой стране и которые, возможно, более, чем какой-либо иной фактор, помогли сохранению испанского еврейства.

Следует, однако, понять, что такие изменения в политике не происходили просто потому, что у разных королей случайно были разные взгляды. Как мы уже отмечали, знатные готы расходились во взглядах на цели Рекареда и Сисебута. Постоянная поддержка, оказываемая многими из них евреям в их борьбе против дискриминации и угнетения, отражала в основном оппозицию некоторой части знати к идее «слияния» в обеих её формах — умеренной и экстремистской. Соответственно, когда один из представителей этой знати восходил на трон, политика, которой он следовал в вопросе «унификации», выражала не только его личные взгляды, но и взгляды той части знати, к которой он принадлежал. Таким образом, мы можем сказать, что начиная с Рекареда готские короли в своём отношении к евреям отражали две конфликтующие линии политики по вопросу унификации, хотя иногда твёрдая линия поведения сменялась заметным колебанием и нерешительностью. Таким образом, соборы, на которые все короли оказывали влияние, каким бы шатким ни было их положение, часто включали в своё законодательство изменения, отходя от своих прежних позиций или, наоборот, подтверждая их.

Преемником Свинтилы на троне был Сисенанд, который завоевал свои королевские права через восстание и удерживал их менее шести лет (631–636 гг.). Он, несомненно, был «юнионистским» королём и в качестве такового хотел путём репрессивного законодательства вынудить как евреев, так и вновь обращённых отказаться от своей веры. Два суровых закона, которые Четвёртый Толедский собор (633 г.) издал против евреев и евреев, крестившихся в католичество, были введены в действие, как заявил собор, «по этому приказу» [105]. Тем не менее Сисенанд настолько неуверенно сидел на троне и так нуждался в народной поддержке, что предоставил епископам большую долю влияния в формулировании этих законов. Не мог он и противостоять собору, когда тот подверг критике бескомпромисную юнионистскую линию, и, как мы увидим, в заметной мере отклонился от неё.

Преемник Сисенанда на троне, Хинтила, правивший четыре года (636–640 гг.), занял намного более жесткую позицию в еврейском вопросе. Его заявление на Шестом Толедском соборе (638 г.) о том, что он не позволит некатоликам жить в Испании, не оставляет сомнений в его политической позиции. Он был одним из крайних «юнионистов», чьим прототипом был Сисебут и чьё отношение к евреям определялось его взглядом на то, что религиозное единство Испании должно быть абсолютным и не допускающим никаких исключений. Декларация Хинтилы была включена в его третий канон как заявление о конечной цели королевской политики в еврейском вопросе. Это не был, как то думали Грец и Гефеле, приказ об изгнании из Испании всех евреев, которые отказываются креститься [106]. Так как там не говорилось напрямую о необходимости покинуть страну, не устанавливался временной лимит для эмиграции и не шла речь о наказании за нарушение этого закона, он был не более чем декларацией политики, пути осуществления которой предстояло ещё определить.

Гораздо более жестокими были, несомненно, особые меры, которые Хинтила применял против «крещёных евреев», которым этот король отравлял жизнь самым жестоким образом [107]. Но его правление было коротким, и десятилетие Хиндасвинта (642–652 гг.) дало евреям Испании ещё одну передышку от угнетения перед новыми преследованиями — худшими, чем когда-либо обрушивались на евреев после смерти этого короля.

Король Рецесвинт (653–672 гг.), инициатор этих преследований, явно был последователем Сисебута и Хинтилы в своём желании видеть все религиозные группы Испании сплавившимися в одну нацию. Он выразил это свое видение в двух законодательных актах, смысл которых не подлежит сомнению. Он выпустил закон, подчёркнуто разрешавший браки между готами и римлянами [108], и опубликовал единый кодекс законов для королевства, заменивший Римский и Готский кодексы [109]. Если мы верим его собственному заявлению на Восьмом Толедском соборе, так же как и его кодексу законов, «все ереси (которые существуют в Испании) вырваны с корнем», кроме иудаизма, который до сих пор «оскверняет просторы королевства» [110]. Рецесвинт твёрдо решил устранить этот дефект, и трудно найти жестокий закон, который бы он ни применил для поддержки своего решения действием. Так как насильственное крещение было запрещено Церковью, он не восстановил декрет Сисебута, но включил в свой кодекс серию законов, отнимающих у евреев право вести себя в соответствии с правилами иудаизма, несомненно надеясь, что этими ограничениями он сможет привести иудаизм на грань исчезновения. Так, он запретил евреям праздновать Песах {4}, соблюдать Субботу, делать сыновьям обрезание, соблюдать правила кашрута {5} жениться по еврейскому обряду (или по какому-либо иному, кроме христианского) [111]. Так как нарушение этих и аналогичных законов влекло за собой смертную казнь, его декреты граничили с насильственным крещением и сравнялись с худшими религиозными преследованиями, которым подвергались евреи со времён Адриана.

Грец полагал, что законы Рецесвинта против «евреев» были на самом деле направлены только против крещёных евреев, в то время как евреи, сохранившие верность иудаизму, испытывали, в основном, отношение к себе согласно римскому праву — то есть как к гражданам, ограниченным в определённых вопросах (рабы и общественные должности), но свободными в отношении исполнения своих религиозных обязанностей [112]. Однако его аргументы в защиту этого тезиса были решительно отвергнуты Жюстером [113], в поддержку которого можно лишь добавить, что заявления Рецесвинта по еврейскому вопросу выдают его решимость воевать против «иудеев» не меньше, чем против крещёных, то есть фальшивых христиан. Так, адресуясь Восьмому Толедскому собору, он первым делом отверг образ жизни и обычаи евреев, придерживающихся иудаизма, — «потому, что только из-за них страна, — как он представил это, — до сих пор заражена чумой ереси» [114]. И только после этого он коснулся крещёных, которые до сих пор держатся «законов предательства». Точно так же, подытоживая свои антиеврейские декреты, он предупредил всех христиан любого общественного положения не оказывать ни открыто, ни втайне никакого содействия и защиты некрещёному еврею, который «продолжает исповедовать свою отвратительную веру», так же как и «крещёному еврею, вернувшемуся к исполнению своих предательских церемоний» [115]. Определённо, если бы законы Рецесвинта против iudei не были нацелены против исповедующих иудаизм, то последние не нуждались бы в «содействии» и «защите» в исполнении заветов своей религии.

Рецесвинт вёл себя по отношению к крещёным евреям не лучше, чем по отношению к некрещёным. Чтобы обеспечить крещёным евреям не меньшие страдания, чем тем, кто придерживался рамок иудаизма, он ввёл в свой кодекс декрет Хиндасвинта о том, что если обращённый еврей или его сын «будет уличен в совершении обрезания или других иудейских обрядов», он «будет подвергнут жестоким карам… и казнен позорнейшей смертью» [116]. Далее, он потребовал от новообращённых безоговорочного обязательства внимательно следить за такими же крещёными евреями, и если кто-то из них был замечен в возвращении к прежним заблуждениям или в нарушении, даже малом, христианских правил, то новообращённые должны сами «наказать его побиением камнями или сожжением» [117]. Томпсон, написавший лучшую имеющуюся у нас работу об испанских вестготах, обобщил свои наблюдения по этому поводу: «Это была первая систематическая попытка использования всей государственной силы, чтобы уничтожить иудаизм в Испании» [118].