Истоки инквизиции в Испании XV века

IV

Если Гарсия таким образом оправдывает убийства и казни, то для сожжения живьём у него есть другое объяснение: «Поскольку известно, что они были найдены еретиками, безбожниками и хулителями Христа и Его Матери», поэтому «те из них, которые были сожжены как еретики, были сожжены справедливо, ибо наказание еретика — согласно божескому, человеческому и общепринятому закону — смерть от огня»[1493].

Это, несомненно, было так согласно «человеческому» и «общепринятому» закону в случае неисправимых еретиков, но было ли это согласно «божескому» закону? Гарсия, не колеблясь, отвечает утвердительно, и для доказательства делает то, что любой юрист в его время сделал бы при подобных обстоятельствах. Не имея возможности указать на церковный декрет, который открыто требует смерти для еретиков, он обращается к эксперту канонического права, который толковал определённые каноны в духе тезиса Гарсии[1494]. Затем, чтобы доказать, что эта интерпретация верна, он показывает, что это находится в согласии с велением Бога, находя тому подтверждение в словах Иисуса (Еванг. от Иоанна 15:6): «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают». Может ли быть более убедительное свидетельство, что еретики должны быть сожжены? Для Маркоса Гарсии вопрос решён окончательно и бесповоротно.

Слова Иисуса, так, как они процитированы Иоанном, могут, конечно, быть истолкованы совершенно иначе. Но здесь, мы должны добавить, утверждения Гарсии совпадают с формальным взглядом Церкви — взглядом, выраженном во многих юридических установлениях и принятым более чем за двести лет до того. Конечно, канонический закон не требовал именно смертной казни для упорствующих еретиков, но он, со времён папы Григория IX, требовал передачи таких еретиков в руки светской власти, и только с единственной целью — подвергнуть их «должному наказанию»[1495]. Что означало «должное наказание», было очевидно из того, что подразумевали сами каноны[1496], но можно было понять напрямую из светского закона, который относится к этому вопросу в недвусмысленных выражениях[1497]. Это означало сожжение, которое с начала XIII в. стало всё чаще применяться в странах Запада. Церковь в возрастающей степени поощряла эту процедуру[1498], и не кто иной, как сам Фома Аквинский, дал на это своё благословение и теологическую санкцию[1499]. Энрико ди Суза, более известный под именем Гостиенсис, знаменитый толкователь канонического закона, поддерживал этот подход[1500], и Джованни д'Андреа, более поздний эксперт в этом деле, подкрепил эту позицию своими собственными аргументами[1501]. Гарсия заимствовал у Гостиенсиса своё доказательство, основанное на словах Иисуса в Евангелии от Иоанна[1502], и счёл его интерпретацию окончательной, «вне зависимости от того, что могут сказать некоторые лжекомментаторы»[1503]. И действительно, он отметает этих комментаторов как «лживых», потому что они говорят, что «Церковь прижимает раскаявшегося еретика к своей груди после того, как он впервые впадает в ересь, как об этом свидетельствует соответствующее условие канонического Закона»[1504]. Гарсия заявляет, что это не так. Правда заключается в том, что даже «согласно каноническому милосердию» такой еретик после первого прегрешения приговаривается к вечному заключению; но «в случаях такой ереси, когда абсолютно ясно, что такое наказание [заключение] не соответствует тяжести преступления, нужно следовать гражданскому закону, который рекомендует смерть от огня». Таким образом, говорит Гарсия, сожжение иудействующих в Толедо соответствовало каноническому закону. «Даже этот закон не признаёт раскаявшимися всех тех, кто сожалеет о своей ереси после первого прегрешения. Когда он предполагает, что еретик раскаялся не из настоящего признания веры, а только из страха перед наказанием огнём, канонический закон видит в этом случае новое прегрешение и указывает предать еретика огню»[1505].

В качестве авторитетов для этих канонических решений он цитирует декреталии excommunicamus и комментарии Гостиенсиса к этим декреталиям[1506]. Но снова его источники не совпадают с его утверждениями. Конечно, канонический закон рекомендует пожизненное заключение для еретиков, которые отреклись от своих заблуждений после ареста (предположительно из страха перед смертью), а также выразили готовность понести любое наложенное на них наказание. Закон, однако, не требует передачи таких еретиков в светские руки, которые могут вынести смертный приговор, как утверждает Гарсия[1507]. И комментатор Гостиенсис, на котором он основывается, не даёт ему никаких оснований для такого заключения[1508]. Но это, как мы видим, не останавливает Маркоса Гарсию от поддержки во имя канонического закона таких акций против еретиков, которые значительно строже, чем рекомендует самый жёсткий канонический закон.

Тогда встаёт вопрос: совершили ли толедцы преступления, когда убивали, вешали и сжигали конверсо? Гарсия говорит, что эти акции не только не были преступными, но, наоборот, они были настолько оправданными, что толедцы были бы виновны в преступлении, если бы не сделали этого[1509]. Тем не менее, говорит Гарсия, толедцы не свободны от вины в этом деле. Они, конечно, убили и казнили некоторых конверсо как предателей города и еретиков и здесь выполнили свой долг, «потому что они [т. е. конверсо города] поднялись с такой надменностью, чтобы убить Перо Сармьенто и «старых христиан» [жителей города], и все они заслужили наказание предателей». И поэтому толедцы должны были «прикончить также и тех, которые остались в живых после того, как некоторые из них были убиты стрелами или на виселице»[1510]. По его словам, «это большой грех терпеть людей, которые настолько безбожны и порочны»[1511]. Поэтому если толедцы и поступили в чём-то неправильно, так это не в том, что они убили некоторых марранов, а в том, что «позволили» сохранить жизнь остальным[1512].

Таким образом, согласно Гарсии, то, что толедцам следовало делать, — убить, повесить и сжечь всех конверсо города. И нет сомнения, что то, что Гарсия считал нужным сделать в Толедо, он хотел бы видеть во всей стране. Соответственно, желаемое им решение марранской проблемы — это уничтожение всей марранской группы. Хуан де Торкемада утверждал, как мы отметили, что именно это, и не меньшее, было целью мятежников, или, скорее, всей антимарранской партии, и, судя по аргументам Гарсии, кардинал был прав. Таким образом, расовая теория Гарсии неразрывно связана с идеей геноцида. Да и могло ли это быть иначе? Если раса объявляется средоточием зла, источником всех бедствий, да ещё и неисправимой, то совершенно очевидно, что иметь с ней дело можно только одним способом — приговорить её к смерти.

Гарсия понимал, что будут те, кто может счесть предложенное им решение слишком жестоким, поэтому попытался доказать их неправоту. Начать с того, что комментатор канонов Гостиенсис разделяет этот тезис и поддерживает его. Соответственно, «тот, кто торжествует в жестокости против преступников во имя справедливости, заслуживает награды», потому что исполняет волю Божью («он посланник Бога»). В то время как тот, «кто проявляет терпение» к преступникам — грешник, который на деле «совершает смертный грех»[1513], потому что он тем самым призывает на общество наихудшие несчастья, могущие выпасть на долю человечества. Кодекс Юстиниана в разделе о еретиках гласит: «Терпимость [к этим людям] разлагает стихии и сферы и, как результат этого разложения, приносит смерти, войны, чуму, голод, гонения и невзгоды»[1514]. Но будем думать, что эти несчастья падут только на голову общества, а согрешивший индивидуум может их избежать. «Гнев Божий падёт [также] на тех, кто терпит этих преступников, просит милосердия к ним и защищает их»[1515]. Отсюда никакой жалости, терпения и какого-либо участия не должно быть проявлено к этим злым людям.

Безжалостная, всепоглощающая ненависть, продиктовавшая эти пассажи Маркоса Гарсии, пронизывает также и всю остальную часть его защиты толедцев. Так, он считает абсурдным обвинение в том, что толедцы совершили преступление, ограбив марранов или силой экспроприировав их собственность[1516]. Более того, законы позволяют совершить такую акцию против лиц, которые незаконно приобрели свою собственность — то есть путём ростовщичества, надувательства и спекуляции[1517], а кто усомнится в том, что именно так конверсо приобрели то, чем владели? Тем не менее Гарсия должен был чувствовать, что даже те, кто не подвергнут сомнению это утверждение, могут всё же возражать против его доводов. Разумеется, могут сказать они, собственность этих преступников может быть конфискована властями в подобающем судебном порядке, но значит ли это, что частные лица — «старые христиане» или кто бы то ни был — могут присвоить себе имущество марранов, как это было сделано в Толедо? Ответ Гарсии безоговорочно положительный. Он, конечно, не может процитировать никакой закон, позволяющий такие действия, но всегда можно найти для оправдания сюжеты из Библии. Разве евреи не взяли подобным образом имущество египтян? Разве не было это к удовольствию Бога? «Когда египтяне попытались получить обратно имущество, которое было награблено… с Божьего разрешения, они утонули в море. И это то, что произойдёт со сказанными крещёными евреями, потому что они вернутся, чтобы заполучить вещи, которые были взяты у них, и тогда они потеряют свои жизни вместе с вещами»[1518].

Вне зависимости от того, что он намеревался передать своим сравнением марранов (которых выгнали из города) с египтянами (которые утонули в море) — угрозу, надежду или просто прогноз, — это сравнение и произвольное, и вводящее в заблуждение, как большинство его библейских ссылок. Причина, которую он даёт для преследования евреев египтянами, разумеется, не та, что приводится в Библии (см. Исход 14:5), и, соответственно, не может быть причиной того, что египтяне утонули в море. Но, сверх того, здесь есть всеобъемлющая идея, которая проясняет мысль Гарсии с другой точки зрения: имущество таких преступников, как конверсо, поставлено вне закона, и его захват должен рассматриваться как трофеи солдат, взятые у врага во время войны. Более того, такие грабежи не только угодны Богу, но и обязаны быть произведены в согласии с Его волей. И более того, Он велит, чтобы это было исполнено полностью и до самого конца. «Богу не понравилось поведение Саула, — говорит Гарсия, — потому что тот не довёл до конца разграбление Его врагов. Поскольку Саул простил некоторых из них и оставил им их имущество, он потерял царство»[1519]. Из этого следует, что если толедцы и провинились, то не потому, что украли имущество конверсо, но потому, что украли недостаточно много, оставив из жалости кое-что в руках «врага». Заключение по поводу толедских грабежей, к которому он приходит, используя библейские сюжеты, аналогично тому, к которому он приходит в отношении убийств[1520]. Более того, Гарсия открыто провозглашает: «Не то, что было сделано захватом собственности, должно рассматриваться как преступление, а то, что не было сделано. Но от этого есть средство: мы завершим наше преследование [марранов], и тогда наши действия и мотивы будут любезны глазам Бога и глазам людей»[1521].