Истоки инквизиции в Испании XV века

III

Итак, задача, которую поставил себе Картахена в демонстрации ничтожности толедской расовой теории, так же как и мотивов её ложных обвинений, была выполнена. Все правовые, доктринальные и философские аспекты, относящиеся к правам конверсо в христианском мире, были должным образом прояснены и связаны с делом, так тщательно подготовленным им против толедских мятежников. Теоретически дело было подготовлено. Но практически кое-что осталось доработать. Если на основе его презентации общественное мнение было готово осудить виновных, как, несомненно, надеялся Картахена, остался важный вопрос: какое наказание потребовать для преступников. Ответ, как сознавал Картахена, лежит за пределами юридической справедливости. То, чего он добивался, было политическим разрешением проблемы, поставленной толедской кампанией.

Предлагая это решение, Картахена помнил, что проблема эта имела два главных аспекта — церковный и светский — или, точнее, состояла из двух отдельных проблем, которые, несмотря на то, что они были связаны вместе в действиях мятежников, должны рассматриваться и решаться по отдельности. Здесь были замешаны религиозная ересь и гражданский мятеж, два преступления, совершённые одними и теми же людьми одновременно. Картахена начал с ереси. Он предупредил Гарсию, учителя новой «догмы», т. е. расовой догмы по отношению к «новым христианам», что если он не сойдёт с порочного пути и не перестанет упрямо цепляться за распространяемые им заблуждения, он навлечёт на себя грех ереси. Дон Алонсо призывает его не обманывать самого себя убеждением в том, что не будет объявлен еретиком только потому, что его собственные проповеди кажутся ему не слишком противоречащими положениям веры. «Даже гражданский закон гласит, что термин «еретик» относится к каждому, кто будет найден «даже» в лёгком отступлении от католической религии». И разве не ясно, что Маркос Гарсия отступает от этой религии, причём не слегка, а в очень большой степени? Иоанн XXII провозгласил — в согласии с церковным законом — что те, кто возродились путём таинства крещения, отбросили иудейскую слепоту, должны быть окружены почестями и милостями, и что все служители стран Церкви должны защищать их от обид и докучания[1767]. А знает ли Гарсия, что, даже только лишая обращённых права на свидетельствование, он становится нарушителем закона? Как могут эти люди быть окружены почестями и милостями, когда они открыты отторжению поношениями такого сорта?[1768]

Но несправедливые нападки на конверсо — только одно из великих зол, совершаемых Гарсией и его сторонниками в Толедо. Сама их попытка разделить членов Церкви на две категории, которые должны существовать отдельно друг от друга, является злонамеренным актом, несущим в себе большую опасность. Совершенно очевидно, что подобная догма не может быть представлена, не говоря уже о распространении, не учинив несказанный «раздор среди верующих»[1769]. На самом деле это не может существовать и развиваться, не разорвав Церковь на части[1770]. Но «тот, кто раздирает Церковь, есть раскольник, а тот, кто является причиной раскола и отрицает единство Церкви, есть еретик, в особенности когда он упорно держится за своё сеющее распри мнение»[1771].

Что делать с этой ересью? У дона Алонсо нет на этот счёт сомнений. Испанцы крепки в вере и приверженности ей. Но ересь, которая является опасной болезнью, может поразить даже самых здоровых людей, и поэтому к ней никогда нельзя относиться с лёгкостью. Князья должны проявить максимум бдительности для того, чтобы искоренить с максимальной быстротой любое заблуждение в вере и, тем самым, устранить риск распространения заразы. Необходимо бороться с малейшим заблуждением, потому что ересь — это пожар, который надо тушить немедленно. Иероним сказал: «Арий в Александрии был искрой, но, поскольку её не притушили немедленно, пламя распространилось по всему миру»[1772]. Но как бы велика ни была ответственность князей, главная ответственность за исправление нынешней ереси ложится на плечи папы. «Римский Понтифик более, чем кто-либо иной, должен заняться новшествами такого типа, потому что ему прежде всех остальных принадлежит обязанность защиты веры и отбрасывания всех, кто наносит ей ущерб, ибо только во власти Римского Понтифика решать вопросы, относящиеся к проблемам веры. Следовательно, от папы ожидаются две вещи: во-первых, известить всех верующих, что утверждения Гарсии и его сторонников ложны — то есть неприемлемы для католической церкви — так что верующие будут обязаны действовать согласно предупреждениям и наставлениям высшего Понтифика — «верховного пастыря» христианского мира, «наместника Иисуса Христа и его представителя на земле»[1773]. Во-вторых, взяться за пропагандистов этого заблуждения путём церковного осуждения и прочих средств, предусмотренных законом, для того чтобы исправить их, если они поддаются исправлению, а если нет — наказать[1774]. Аналогичная задача возлагается на низших прелатов в их епископатах. Но то, что должны сделать гражданские власти, является не менее решительным. «Долг гражданских судей — из коих первым является король, а под ним все другие князья — поддержать с величайшим рвением и со светским мечом целостность веры и единство христианского народа»[1775]. Поэтому они должны «отнестись с вниманием и справедливой строгостью ко всякому упрямому и неисправимому заблуждению ереси, которое было обсуждено компетентным церковным судьёй и передано в гражданский суд»[1776].

Чувствуя упорство «еретиков» Толедо и их твёрдую решимость следовать своему плану, Картахена, совершенно очевидно, не видел другого способа остановить их, кроме как огнём и мечом. Поэтому он, как и Докладчик, поддерживает инквизиторские методы, но чтобы показать свою беспристрастность, добавляет снова, как и Докладчик, что те же меры должны быть применены и в случаях других еретиков, когда бы они ни были обнаружены и признаны неисправимыми, будь то иудействующие, язычествующие или любого другого сорта[1777].

Остаётся проблема гражданских преступлений, совершённых в Толедо во время власти раскольников. Что следует сделать для торжества справедливости в этих случаях? Картахена различает два типа преступлений среди тех, которые он определяет как светские: «индивидуальные» и «общинные» — то есть преступления, совершённые индивидуумами или общиной как таковой. Будут ли все участники преступлений первого типа судимы и наказаны? Картахена понимал, что такой совет никогда не будет принят, а если и будет принят, то не будет исполнен. Число преступников такого рода было просто слишком велико, чтобы правительство могло справиться с этим, а города — вытерпеть их наказание. В данном случае перед его глазами было то же, что случилось после больших еврейских погромов в Испании в 1391 г. Поэтому он предложил, чтобы ответственность за преступления этой категории несли не все те, кто был замешан в мятеже, но скорее зачинщики беспорядков.

Точно так же, утверждает Картахена, Толедо как политическая единица не может рассматриваться как автор преступлений, которые он называет «общинными». «Главные граждане» этого города, ответственные за его управление, во время беспорядков отсутствовали, поскольку были изгнаны мятежной толпой и, естественно, не могли отвечать за преступные действия мятежников[1778]. Из этого следует, что, хотя Толедо urbs (город как таковой) существовал, Толедо civitas (политическая единица) не было, потому что его форма правления настолько изменилась, что город уже не был той же политической системой. Правительство города до мятежа было аристократическим или, если хотите, олигархическим: оно состояло из людей, известных своим происхождением, мощью и избытком ресурсов. В целом это были люди, возвышавшиеся над простым народом. «При этой форме правления властью располагает не одна личность (как в монархии), не народ (как в тимократии{18} или в демократии), но многие, хотя и считанные люди, в сравнении с множеством населения располагают властью управления»[1779]. Но в безумии мятежа эта система была разобрана на куски, и масса простонародья (plebs) захватила власть. Поскольку это случилось, последовавшие извращения не могут быть приписаны тому же civitas, а отсюда, и наказание не должно быть наложено на civitas как таковой. Только архипреступники должны быть сурово наказаны, в то время как согрешившую толпу надо исправлять, а здесь Картахена рекомендует проявить умеренность. «Часто волнения народа в некоторых городах учинены теми, кого греки называют демагогами и кого мы обычно именуем смутьянами или ораторами толпы, увещевателями или подстрекателями народа. Этих людей надо строжайше наказывать, когда простонародье совершает преступления, потому что, хотя и все участники виновны, большую часть вины следует возложить на подстрекателей — то есть тех, кто разжигает смуту обещаниями об освобождении от уплаты податей или об изгнании власти города, так, что многочисленные плебеи смогут заполучить доминирование и незаконную свободу. Эти увещеватели должным образом заслуживают наказания, потому что они своими увещеваниями вводят в заблуждение простых людей. Их нужно обвинить и наказать со всей необходимой строгостью и строгой необходимостью, в соответствии с качествами личности, так что кто-то из них пожалеет о тех преступлениях, которые совершил, и предупредит других о несовершении подобного в будущем»[1780].

Итак, согласно дону Алонсо, наказанию должны быть подвергнуты прежде всего демагоги, агитаторы и архитекторы бунта, аналогично тому, которое он предлагал сделать в отношении преступлений индивидуумов. Но ему было ещё что сказать о Толедо и его будущем.

Старый Толедо умер с мятежом, но он может возродиться, и тот, кто сумеет возродить его, это король («который занимает место Бога на земле»)[1781]. Демократическое правительство должно быть упразднено, а аристократическое — восстановлено. Все сегодняшние должностные лица, замешанные в каком-либо преступлении, должны быть уволены, а вместо них назначены другие — «справедливо известные как превосходящие других своими качествами, такими как благородство и сила, и обладающие материальными ресурсами, чтобы в этом городе всегда сияло великолепие аристократического образа правления»[1782].

Мы видим здесь явное указание на ещё один базисный элемент конфликта между конверсо и мятежниками Толедо. Последние стремились установить демократический режим в городе, при котором у простонародья будет решающий голос. Но демократическое правительство было кошмаром марранов. Такое правительство отражало бы чувства плебса, оно неизбежно руководилось бы людьми типа Маркильоса, воодушевлёнными ненавистью и завистью к марранам и стремившимися к их уничтожению. Под властью такого правительства у марранов не было никаких шансов. Отсюда и проистекала их решительная поддержка знати и состоятельных классов. С ними они могли найти общий язык, и им они могли быть полезными.