Истоки инквизиции в Испании XV века

V

Из всех ученых, которых мы упомянули в связи с этой гипотезой, единственным представившим свидетельство в поддержку своей теории был ее создатель, Амадор де лос Риос. Нет сомнения в том, что именно это свидетельство в первую очередь заставило таких людей, как Грец, Ли и Эредиа, принять всерьез его утверждения о заговоре.

Амадор сконцентрировал большую часть собранных им данных на том, что случилось в Бургосе до того, как Альваро был схвачен. В обвинении, построенном им против конверсо Кастилии, Амадор пытался показать, что они находились в самом сердце заговора, что они активно поддерживали короля Хуана II в его стараниях уничтожить своего Первого министра, а человеком, игравшим во всем этом ведущую роль, был епископ Бургоса. Согласно Амадору, Алонсо де Картахена «не чуждался и не жалел средств, даже самых необычных и нечестных», чтобы продвинуть план разгрома коннетабля и «довести его до конца»[2163]. Но более поздний ученый, Франсиско Кантера, высказал совершенно иное мнение по этому поводу.

В своем биографическом этюде о семье Санта Мария (семья Павла из Бургоса) Кантера отвергает «тяжкие обвинения», которые Амадор делос Риос «обрушил без всяких доказательств» против «одного из наших самых выдающихся прелатов»[2164]. В противоположность Амадору, который, согласно Кантере, «плохо прочитал источники и интерпретировал их еще хуже»[2165], Кантера не находит свидетельства для утверждения, что епископ вместе с королем планировал смерть или заключение дона Альваро, а единственное, что ясно следует из источников в отношении епископа и его семьи, это, согласно Кантере, следующее: 1) их абсолютная и максимально надежная преданность монарху, 2) их решительный энтузиазм по отношению к Альваро де Луне в течение почти всего его правления и 3) «сдержанное личное отступление [от Альваро], когда они сочли это необходимым, исходя из их лояльности королю и пользе Кастилии»[2166].

Можно с легкостью согласиться с первым положением и, в общем, также и со вторым, но третье остается бездоказательным и на самом деле противоречит главной предпосылке. Если «абсолютная преданность» монарху была главным правилом поведения этой семьи, то как же в те критические дни, когда король прилагал максимум усилий, чтобы схватить Альваро и положить конец его власти, они могли ограничиться «сдержанным отступлением от Альваро», как столь элегантно определил это Кантера? Разве их «абсолютная лояльность королю» не требовала полного сотрудничества с монархом и активной помощи в его решительных действиях? Похоже, что Кантера не обращает на это внимания, а более всего, он не замечает тот факт, что кроме понятий «король» и «Кастилия» у конверсо было в мыслях еще кое-что, а именно: их права, свобода и безопасность, которым был нанесен такой ущерб действиями Альваро.

На протяжении всего обсуждения происходившего в те дни между епископом Бургоса и Альваро де Луной[2167] Кантера не посвящает ни единого слова событиям в Толедо. Не касается он и претерпевшей кардинальные изменения политики Альваро по отношению к конверсо или издания буллы об инквизиции, явившейся прямым результатом этой политики. Кантера просто игнорирует эти факты, как будто они имели место в другой стране или не имели никакого влияния на развитие отношений между Альваро и конверсо. Но они неизбежно влияли, и очень сильно! И поэтому, если мы рассматриваем то, что мы знаем об этих взаимоотношениях в свете предшествующих событий, мы должны прийти к заключению, что бургосский епископ не мог оставаться нейтральным, или пассивным, или отстраненным в решающей борьбе, разыгравшейся в Бургосе в 1453 г.

Что мы знаем об отношениях между Альваро и Картахеной в те дни? Какое свидетельство имеется у нас о том, что епископ был замешан в заговоре против коннетабля? И какое существует свидетельское показание касательно той роли, которую другие марраны играли в этом деле?

Несомненно, самая важная информация об отношениях между Альваро и епископом включена в заявление самого Альваро, изложенное в «Хронике дона Альваро де Луны». Он сделал это заявление незадолго до своего ареста, когда его уже окружили враги, в ответ на предложение одного молодого человека, который вызвался помочь ему бежать из города. Имя этого молодого человека было Альваро де Картахена, и он был сыном Педро де Картахены, брата епископа, в чьем доме в Бургосе остановился коннетабль. Друзьям Альваро, которые тоже остановились в этом доме, молодой человек показался заслуживающим доверия, а его предложение искренним и дельным. Они посоветовали коннетаблю принять его предложение, но Альваро отклонил их совет, приводя по этому поводу следующий довод:

Вы знаете, что этот Альваро де Картахена из семьи конверсо, и вы также знаете, как много зла желают мне эти конверсо. А вдобавок, этот Альваро де Картахена — племянник епископа Бургоса, который, как я хорошо знаю, мой самый большой противник в этом деле.[2168]

Кантера считал, что из этого высказывания об отношении епископа к коннетаблю невозможно сделать какой-либо вывод, в особенности тот, что Картахена якобы был в тайном сговоре с королем с целью схватить Альваро и заключить его в тюрьму. Кантера не придавал значения утверждению Альваро о том, что бургосский епископ был его главным врагом, сделанному, когда он, Альваро, «был измотан, дезориентирован и подозревал всех и каждого»[2169]. Однако это мнение Кантеры о настроении и состоянии Альваро, и в особенности о его способности в то время к трезвому суждению, не имеет оснований и фактически противоречит нашим источникам.

«Хроника дона Альваро де Луны» рассказывает нам о стычке между солдатами епископа Алонсо де Картахены и солдатами Хуана де Луны, сына коннетабля. Хроника говорит, что перебранка была заранее спровоцирована заговорщиками, которые ожидали, что Альваро будет участвовать в столкновении, что позволит им схватить или убить его. Но коннетабль избежал ловушки. Вспомнив аналогичную перепалку в Мадриде, устроенную с той же целью, он воздержался даже от приближения к сцене схватки. «Предусмотрительный Магистр [Сантьяго, т. е. Альваро], — говорит хронист Альваро, — понял, в своей проницательности, или потому, что Бог дал ему это понимание, или же потому, что его час еще не пришел, что эта ошибка была притворной и фальшивой»[2170]. Таким образом, хронист не разделяет точку зрения Кантеры на неспособность Альваро к трезвому суждению. Он видит его предусмотрительным и разумным, наделенным способностью уловить суть происходящего и еще чем-то, наподобие шестого чувства[2171]. Подозрительность Альваро в то время, должны мы добавить, полностью оправдана при тех обстоятельствах, когда он знал, что король замешан в планах поймать и убить его (что и было на самом деле), но эти подозрения не сделали его параноиком. Он не подозревал «всех и каждого», как утверждает Кантера, но только тех, подозревать которых у него имелась веская причина. Оказалось, что он подозревал скорее немногих, а не наоборот[2172].

Но давайте вернемся к тому, что предоставило почву для ремарки Кантеры. Можно понять, почему коннетабль затруднялся поверить Альваро де Картахене и подозревал, что его план бегства — ловушка. Альваро де Луна вполне мог задать себе вопрос: зачем converses, — который, как и большинство «новых христиан», предположительно верен королю, — действовать против основных правил его группы, в нарушение воли короля? Ясно, что такое нарушение может повлечь за собой самое строгое наказание, что Альваро де Картахена, безусловно, понимал. А зачем ему рисковать своей жизнью ради человеку, которому он ничем не обязан и которого его собратья-конверсо видят своим врагом? А главное, такой акт впутывает в большие неприятности его отца, Педро де Картахену, в чьем доме остановился коннетабль, и подвергнет его мучениям и бесчестью. И опять же, зачем это нужно молодому человеку? Ясно, что Альваро не мог найти ответов на эти вопросы — ответов, которые побудили бы его принять совет его помощников.

Давайте снова обратим внимание на то, что он сказал, когда отклонил предложение Альваро де Картахены. «Вы знаете, — указал он своим помощникам, — как много зла желают мне эти конверсо». В то время ненависть конверсо к Альваро де Луне и их желание нанести ему ущерб или уничтожить его были общеизвестны и не нуждались в доказательствах. На этой основе можно считать, что лидер конверсо, Алонсо де Картахена, разделял враждебность группы по отношению к коннетаблю. Но Альваро не судил Картахену, исходя из общего стандарта. «Вы хорошо знаете, — добавил он, — что епископ Бургоса мой самый большой противник в этом деле». Иными словами, епископ не воспринимался Альваро просто как еще один марранский противник. Картахена был замешан «в этом деле» — т. е. в попытках схватить его — больше, чем кто-либо иной. Соответственно, он не был просто одним из заговорщиков, но «самым большим противником» из всех, что может означать — если и не их лидер, то их основной подстрекатель, главный советник или самый решительный член. При этом мы должны вспомнить, что это заявление не было сделано на основе догадок или предположений, а на основе полного, по его утверждению, знания. Альваро не использовал такие неопределенные выражения, как «я боюсь», «я верю» или похожие термины, чтобы выразить то, что он думал по поводу позиции епископа. Он сказал: «Я хорошо знаю», ясно указывая на то, что в этом деле у него нет никаких сомнений.

Можно, конечно, сказать, что «знание» Альваро само по себе еще не доказательство истины. Но почему мы должны в нем усомниться? Альваро знал епископа больше тридцати лет. Он знал, что думал епископ по каждому вопросу, касающемуся государства, Церкви и конверсо. Он знал его настроения, его манеры и реакции, и конечно же он знал, какие чувства испытывал к нему епископ по поводу его поведения в толедском кризисе. Он не мог ошибаться, причисляя Картахену к лагерю своих врагов; а подчеркивая, что тот был наибольшим его врагом, указывал тем самым на свою твердую в этом уверенность.

К этому высказыванию Альваро де Луны мы можем добавить еще одно важное свидетельство, указывающее на то, что епископ действительно участвовал в попытках схватить коннетабля. На финальной стадии заговора и охоты, когда Альваро был окружен в Бургосе своими врагами и было ясно, что он не сумеет вырваться, король предпочитал арестовать и судить его, а не убить в столкновении. Соответственно, он заслал к Альваро эмиссаров, чьей целью было убедить его не сопротивляться, а добровольно сдаться королю. «Хроника дона Альваро де Луны» говорит, что первым из этих эмиссаров были Алонсо де Картахена и Руй Диас де Мендоса, главный мажордом[2173] короля.

Они пришли к Альваро, и Диас де Мендоса сообщил коннетаблю, что желание короля состоит в том, чтобы тот добровольно отправился в заключение к королю, «поскольку это будет служить королю и благу его королевств»[2174]. Альваро ответил, что он готов выполнить желание короля, но попросил, чтобы ему были даны «гарантии против его врагов», которые окружают короля и «знают, как повернуть большую любовь короля к нему в неприязнь и гнев против него»[2175]. На это епископ ответил: «Сеньор, сейчас вы не должны просить подобных вещей, потому что король определенно показывает, как он недоволен вами, и это может только усилить его гнев»[2176].