Истоки инквизиции в Испании XV века

III

Арбитражный комитет состоял из пяти членов: двое представляли короля (Педро де Веласко и Гонсало де Сааведра), а двое — оппозицию (Альваро Дестуньига и Хуан Пачеко). Выбор Оропесы для голосования в тупиковой ситуации[2318] был, несомненно, сделан под влиянием его дружеских отношений с лидерами обеих партий (король и Каррильо) и, возможно, намерением оппозиции заняться марранской проблемой.

Комитет завершил свою работу в рекордно короткий срок. 16 января 1465 г., всего через шесть недель после своего назначения, комитет представил отчет о состоянии нации вместе с рекомендациями по улучшению и ревизии королевской политики. Отчет, содержащий более 60 000 слов, включал в себя 129 параграфов и касался всех главных вопросов, относящихся к управлению Кастилией. Управление правосудием, экономическая ситуация, состояние городов и армии, война с маврами и функционирование различных департаментов — все это подверглось тщательному рассмотрению. Комитет также посвятил обширный раздел своего отчета еврейскому вопросу (параграфы 96-119) и три параграфа начального раздела проблемам конверсо[2319].

Начальные параграфы отчета (1–3) обсуждают вопросы, которые Пачеко и его друзья хотели использовать в своих пропагандистских целях. Первый параграф, показывающий заботу об Изабелле, касался полагающихся ей почестей, и он должен был демонстрировать интерес оппозиции к ее благосостоянию и правам. Этим они хотели показать здравость суждения их политической концепции и правильность соответствующих действий. Изабелла не была просто обычной инфантой, но той, что стояла второй в очереди на наследование трона, сразу после своего брата Альфонсо, а касаясь других ее прерогатив, оппозиция хотела напомнить королю, как и читателям этого отчета, о чреватом последствиями изменении в положении королевского дома.

Второй параграф касался устранения мавританских охранников короля. Оппозиция давно уже твердила об этом, исходя, предположительно, из социальных и религиозных причин. В ее критике королевской стражи было много преувеличений и демагогии, но все это преследовало одну практическую цель: отнять у Энрике охраняющий его щит. В стране, терроризированной наглыми мятежниками, которые снова и снова пытались похитить короля, устранение верной мусульманской охраны лишит его необходимой безопасности. Пачеко знал, что христианская охрана будет куда более податливой на обольщение подкупом и уговоры предать короля.

Третий параграф призывает к ведению войны против Гранады «до тех пор, пока наши враги не будут полностью разбиты»[2320]. Это было еще одним требованием оппозиции, целью которого было оправдать ее внешнюю политику и осудить политику короля, который предпочел, по их словам, воевать против христиан (Наварра и Арагон), а не против мусульман (Гранада)[2321]. Помимо прочего, это было популярным лозунгом: война против Гранады была, по крайней мере формально, главным пунктом в национальной программе Кастилии.

После этого шли параграфы, касающиеся «плохих христиан», явно для того, чтобы показать, что, за исключением войны против мавров, состояние «плохих христиан» должно рассматриваться как самая срочная проблема страны. Ранее, в своем меморандуме от 28 сентября, они критиковали терпимость короля к определенным еретикам-марранам при дворе и к некоторым их действиям в стране. Теперь эта критика конверсо и их религиозного поведения оказалась более детальной и скрупулезной. Причина для такой перемены очевидна. Пачеко хотел завоевать поддержку городов, и лучшего пути к этой цели, чем проявить симпатию к их взглядам на марранский вопрос, у него не было. Поэтому арбитры ухватились за план инквизиции как решение проблемы.

Конверсо, конечно, не были названы прямо. Алонсо де Оропеса, несомненно, позаботился об этом. Он хотел, чтобы инквизиция направила свои расследования не против определенной группы, а против индивидуумов, которые «заблуждались» или обвинялись в религиозных проступках (или неправильном мышлении). Поэтому документ пользуется термином «плохие христиане», а не «конверсо» или «новые христиане», что ограничило бы расследование по поводу религиозных отклонений специфической частью кастильского населения, а также вызвало бы подозрения в ереси против этой части — все это было бы, по мнению Оропесы, аморально и юридически необоснованно. Во-вторых, ответственность за расследование наблюдаемых в настоящее время ересей была передана в руки архиепископов — то есть в руки испанской Церкви — и не предлагалось установление инквизиции папой или руководство ею под прямым папским контролем. В-третьих, инквизиция в каждой епархии должна была быть местной; и не будет национальной организации для наблюдения за деятельностью местных инквизиторов. В-четвертых, те, кто будут найдены виновными, подвергнутся исправлению или наказанию, но те, кто будут найдены абсолютно невинными, должны быть защищены от оговоров, плохого отношения и ограничений любого сорта. Все эти инструкции были, конечно, в духе генерального плана Оропесы.

Тем не менее рекомендации арбитров содержали достаточно указаний и намеков, чтобы показать, что инквизиция должна быть направлена на «новых христиан» и что под термином «malos Christianos» подразумевались главным образом, или исключительно, конверсо еврейского происхождения. Начать с того, что инквизиция направит свои расследования не только против тех, кто определены как «плохие христиане», но также и против всех тех, кого могут заподозрить в «неверии» и «опорочить ересью». Эти термины обычно применялись, чтобы обозначить иудействующих среди конверсо. Во-вторых, подозреваемые, против которых инквизиция должна действовать, описаны не просто как «люди, которые не живут, как христиане-католики», но также как те, кто «хранят обряды и обычаи неверных», а это снова было описанием, подходящим только для конверсо. В-третьих, арбитры пожелали установить, что те, кто не будут найдены виновными инквизицией, не станут объектами «беспорядков (robos) и скандалов в больших и малых городах и местах…где они обитают». Беспорядки и скандалы, вызванные обвинениями в ереси, вспыхнули в некоторых местах только против конверсо, и это было еще одним ясным указанием на то, что инквизиция должна сосредоточиться на «новых христианах».

Встает, конечно, вопрос, был ли Оропеса удовлетворен всеми формулировками этого проекта. Но в документах, составленных несколькими партиями с различными взглядами и интересами, компромиссы в изложении их итогов и решений не только часты, но и практически неизбежны. Такие компромиссы, несомненно, наблюдаются и в предложениях комитета, касающихся инквизиции. Тем не менее легко обнаружить, какие пассажи или предложения были сформулированы Оропесой, а какие — Пачеко и его помощниками. Когда мы, к примеру, читаем, что прелаты должны проводить расследование безо всякого предвзятого мнения и с полной объективностью, «подчиняя ему всю свою любовь, и привязанность, и ненависть, и пристрастие, и интерес»[2322], мы слышим голос Оропесы. С другой стороны, начальный параграф этой части явно написан Пачеко. Он гласит:

«Поскольку вышесказанные прелаты и знатные люди [т. е. те, кто принадлежит к партии оппозиции] известили Короля о том, что в Королевстве имеются многие плохие христиане, и те, кто подозреваются в неверии, отчего ожидается огромный вред и несчастья для христианской религии; и поскольку они просили Его Высочество предоставить им большую силу и помощь с тем, чтобы они могли лишить свободы и наказать тех индивидуумов, которые могут быть найдены виновными в вышесказанном, и [также] чтобы его светлость, своею вооруженной рукою, помог и благоприятствовал им в вышесказанном мероприятии, и, поскольку имущество сказанных еретиков должно быть переведено в казну Его Высочества, они просят его определить…часть денег направить на освобождение христианских пленных или для ведения войны против мавров».[2323]

Из этого заявления мы можем извлечь то, что не Оропеса, или Эспина, или францисканцы, или иеронимиты, которые призывали короля Энрике к созданию инквизиции за несколько лет до этого (1461 г.), были ответственны за предложения, о которых идет речь, а прелаты и кабальеро, которые настаивали на реформах в королевстве. Это следует из того, что они — и только они — были теми, кто сообщил королю о наличии широко распространенного еретического движения в его королевстве, так что можно заключить, что без этих сведений король даже и не подозревал бы о существовании такого явления. Более того, именно в ответ на их обращение король санкционировал план инквизиции (как это указано в продолжении начальной части). Важнее всего то, что они обсуждали существование ереси не в гипотетических выражениях, а так, как говорят о факте, нуждающемся только в формальном признании. Так, еще до того, как было проведено расследование, они определили, что существуют «многие» плохие христиане; они особо подчеркнули необходимость их наказания и нужду в большой силе («вооруженная рука» короля), которую следует применить для этой цели. Они с уверенностью говорят о перспективах конфискации, которая, судя по вышесказанному, должна быть весьма обширной, и указывают на получателя конфискованного имущества (государственная казна) и на пути его использования, которые, похоже, предлагаются здесь впервые. Конечно, предложение использовать конфискованные средства для выкупа христианских пленников и для войны с маврами должно быть приписано, вне сомнения, Оропесе, но упор на наказаниях виновных, а также на большом количестве еретиков (чем открывается этот пассаж), никак не может быть отнесен на его счет. Оропеса, наверняка, начал бы пассаж, подчеркивая необходимость «исправления заблуждений», и, уж конечно, он не высказал бы уверенности в наличии многих «плохих христиан» в стране. На самом деле, в последующих частях дискуссии термин «многие» больше не появляется, он заменен словом «некоторые» (algunos), и наличие еретиков обсуждается скорее гипотетически[2324].

Тем не менее, несмотря на ложное приписывание авторства, которое мы находим в части об инквизиции, несомненным остается тот факт, что впервые в истории конфликта между «старыми» и «новыми христианами» комитет, санкционированный королевской властью и представляющий и корону, и знать (а также, в каком-то смысле, и нищенствующие ордена), формально настаивает на учреждении инквизиции для урегулирования религиозных проблем в Кастилии. Разумеется, план инквизиции не был бы предложен, если бы мятежная знать не нуждалась в народной поддержке ее борьбы с королем. Но, по существу, этот план уже давно созревал, испанское общественное мнение было «беременно» им с 1449 г., и он должен был родиться на свет раньше или позже, а мятежная знать просто послужила повивальной бабкой.

То, чего Пачеко надеялся достичь инквизицией, было поэтому не соразмерным решением проблемы, возникшей из якобы существующей ереси, а союзом с антимарранскими элементами, чьей поддержки Пачеко искал для своего будущего полчища. Об этом свидетельствует и его поведение по отношению к евреям, отраженное в предложениях комитета. Пачеко понимал, что для антимарранского движения вопрос конверсо неотделим от еврейской проблемы и невозможно урегулировать первую проблему, не уладив вторую. Именно это он намеревался сделать. Мы уже упоминали, что двадцать четыре параграфа (из общего числа 129) посвящены обращению с меньшинствами в Кастилии, и не вызывает сомнения то, что рекомендации комитета были сделаны в ответ на требования большинства, касающиеся присутствия евреев и мусульман в их среде. Совершенно очевидно, что предлагаемые меры были, в основном, сориентированы на еврейскую общину Кастилии, что соответствовало взглядам Оропесы, как это изложено в его работе Lumen[2325]. Но то, что было для Оропесы религиозным требованием, для Пачеко являлось еще одним средством привлечь города на свою сторону.