Истоки инквизиции в Испании XV века

I

5 июня 1465 г. архиепископ Каррильо и Хуан Пачеко организовали установку статуи, изображающей короля Энрике, на постаменте в поле возле города Авила. Их сопровождали высокопоставленные гранды: Альваро Дестуньига, граф Пласенсия, Иньиго Манрике, епископ Корин, Гомес де Касерес, магистр Алькантара и другие аристократы помельче, чтобы провести странную церемонию, ставшую известной под именем «Авильского фарса». Во-первых, они опустили статую с постамента на землю на порядочном расстоянии от постамента, затем зачитали бумагу, в которой перечислялись причины, по которым Энрике не мог более считаться королем. После этого они сняли со статуи корону и скипетр и, наконец, полностью разрушили статую, выказывая своими действиями и сквернословием негодование. Альвар Гомес и Гонсало де Сааведра, бежавшие из королевского двора в январе, также присутствовали на церемонии и принимали в ней участие.

Это символическое низложение было, однако, только прелюдией к основному делу, потому что вслед за разрушением статуи Энрике они подвели к постаменту его сводного брата Альфонсо, высоко подняли его и громко воскликнули: «Кастилия для дона Альфонсо!» Трубы и барабаны устроили большой шум, и собравшиеся знатные господа приблизились к юному принцу и с превеликой торжественностью поцеловали ему руку, демонстрируя благоговение и послушание. Альфонсо было тогда одиннадцать лет от роду[2332].

Коронование сводного брата Энрике было встречено взрывами ликования как минимум половины королевства. За этим немедленно последовали акты поддержки и декларации подданства новому королю со стороны советов Толедо, Севильи, Бургоса, Кордовы, Вальядолида и других городов. Во всех этих местах знать и плебеи выхватили власть над местными администрациями из рук чиновников и сторонников Энрике. В Толедо мятежники изгнали из города приближенного Энрике, Педро де Гусмана, а также посадили в тюрьму нескольких граждан, подозреваемых в поддержке низложенного короля. В крикливой кампании за Альфонсо послышался только один возражающий голос. Это был голос дона Франсиско де Толедо, декана толедской церкви.

Дон Франсиско, конверсо, был крупным церковным деятелем. Он пользовался высокой репутацией теолога и проповедника, а также был первостатейным дипломатом. В качестве такового позднее его использовали папы для важных миссий в разных странах. В 1474 г. при Сиксте IV он был облечен чином епископа Корин, а в 1479 г., в возрасте пятидесяти пяти лет, он был кандидатом в коллегию кардиналов[2333], но тогда смерть настигла его. Дон Франсиско был известен своей резкой критикой короля Энрике и даже участвовал в «общеизвестном ликовании по случаю восхождения дона Альфонсо на трон». Однако его «энтузиазм по отношению к партии Альфонсо охладел», когда он осознал «вредные намерения Маркиза и ужасающе несправедливые амбиции некоторых грандов» и поскольку он поверил недавним слухам, «ложно распространяемым в Толедо и других городах», согласно которым дон Альфонсо был расположен (под влиянием упомянутых грандов) «преследовать конверсо, обвиненных в лукавстве и оскорблении христианского культа и религии»[2334]. Слухи, однако, не были вовсе беспочвенными, как можно вывести из ремарки Паленсии, и у марранов были дополнительные причины бояться грядущего преследования их группы — не со стороны короля-ребенка, дона Альфонсо, а со стороны некоторых его ведущих сторонников. По всей вероятности, дон Франсиско де Толедо разделял эти дурные предчувствия конверсо, даже несмотря на то, что главные марранские чиновники, связанные с королевской администрацией, такие как Альвар Гомес, не ожидали, похоже, от партии Альфонсо никаких неприятностей для конверсо.

Используя свои огромные способности проповедника и логика, а также большой авторитет теолога, дон Франсиско теперь вел энергичную кампанию в пользу дона Энрике. В своих многочисленных проповедях он старался доказать, что ни у кого нет права низложить короля, даже несостоятельного, или тирана, если только компетентный суд не признал его еретиком[2335]. Когда архиепископ Толедо, дон Алонсо Каррильо, обратился к папе за поддержкой его действий, Энрике IV попросил дона Франсиско сформулировать в письменном виде опровержение выдвинутых мятежниками причин для его низложения. Для Энрике было в те дни, конечно, важным, чтобы папа отклонил обращение мятежников, и он думал, что резкое опровержение их утверждений поможет ему достичь своей цели. Примечательно то, что именно епископ Калаорры, Педро Гонсалес Мендоса, бывший в то время главным арбитром администрации Энрике, посоветовал королю доверить дону Франсиско подготовку необходимого ответа[2336]. Хитроумный Мендоса должен был быть уверен в том, что никто не сможет нанести его сопернику, Каррильо, полемический удар сильнее, чем дон Франсиско, и это оказалось справедливым. Дон Франсиско написал предложенный документ, и о произведенном им на публику сильном впечатлении можно судить по тому факту, что партия дона Альфонсо поспешила опубликовать два детальных «опровержения», написанных широко известными теологами[2337]. Тем не менее их аргументы не убедили папу Павла II, и стороной, завоевавшей симпатию папы, безусловно, был дон Франсиско[2338]. Папа остался твердым сторонником короля дона Энрике.

Из замечаний Паленсии по поводу поведения конверсо по отношению к партии дона Альфонсо следует, что большинство ведущих конверсо городов разделяло позицию дона Франсиско, так же как и большинство рядовых марранов. Но только у немногих хватило смелости выразить свое явное предпочтение дона Энрике. Перед лицом решений, принятых городами, где жило большинство конверсо, им пришлось принять сторону городского большинства, если они хотели продолжать жить нормальной жизнью. Активная поддержка дона Энрике и его лагеря или даже открытая симпатия к королю или его делу могли расцениваться как пренебрежение городскими властями и повлечь за собой наказание в виде изгнания и конфискаций. Администрация дона Альфонсо со своей стороны тоже наказывала таких оскорбителей.

Таким образом, мы должны заключить, что во всех городах Кастилии, которые попали под господство мятежников, марранов в политическом смысле заставили молчать, или они играли в местную политическую игру. Однако по ряду причин их вынужденное поведение довольно скоро стало полудобровольным. В мятежных городах военный контроль был в руках одного или нескольких баронов, которые обычно были в хороших отношениях с конверсо и зачастую были не против предоставить им защиту. Лидеры администрации Альфонсо тоже хотели сохранять порядок в королевстве, и ясно, что внутренние раздоры в городах пагубно отразятся на их военных планах. Их политика по отношению к марранам была продемонстрирована назначением Луиса Диаса де Толедо, сына Фернана Диаса, Докладчиком дона Альфонсо[2339]. Они явно хотели привлечь на свою сторону и марранов, и «старых христиан» городского населения.

Поэтому безопасность марранов под властью дона Альфонсо казалась более или менее обеспеченной к удовлетворению марранов, и, следовательно, их трудно было подозревать в том, что они ищут защиты у дона Энрике. В любом случае, так выглядела ситуация в первые два года царствования Альфонсо. На деле, однако, при внешнем спокойствии безопасное положение марранов постоянно ухудшалось. Разделение государства неизбежно ослабляло власть короля Энрике в районах, находящихся под его контролем, в то время как партия Альфонсо не могла установить эффективное управление в своих владениях. Как обычно в таких ситуациях в Испании, отсутствие сильного центрального правительства привело к появлению подрывных элементов, старающихся взять закон в свои руки. Теперь, благодаря глубокой пропасти, раздирающей Кастилию на части, они еще больше осмелели и начали действовать. Возрастающее напряжение и атмосфера конфликта во всех частях королевства подвергали все большей опасности баланс в отношениях между «старыми» и «новыми христианами». В этой ситуации почти любой провокации, сопровождаемой агитацией, было достаточно, чтобы нарушить социальную структуру городов и превратить существующий порядок в хаос. Такие условия возникли — снова в Толедо — летом 1467 г., и, как следствие, город вскоре стал ареной второго антимарранского взрыва волнений, который в некоторых аспектах был еще более гибельным для конверсо, чем в 1449 г.