Истоки инквизиции в Испании XV века

I

Немногое известно о юности Эспины и совсем ничего определенного о его старости[2467]. Мы, однако, располагаем значительным количеством сведений о периоде 1450–1465 гг., в котором он достиг высшей точки своей литературной активности, как и пика своего общественного влияния. Так, мы знаем, что в 1452 г. он был признан, по крайней мере, руководителями его ордена, экспертом в христианской теологии, потому что в том году он был регентом теологического stadium'a францисканцев в Саламанке[2468]. В свете этого факта логично предположить, что тогда ему уже было не меньше тридцати лет от роду, и, соответственно, он родился в начале 20-х гг. XV в., как и Алонсо де Паленсия. Знаменитый историк приходит в этот момент на ум потому, что и он, и Эспина родились, возможно, в одном и том же месте[2469]. Некоторые утверждают, что Эспина родился в Паленсии, где и надел на себя монашескую рясу францисканца[2470] и где он похоронен в капелле, которую построил для своей гробницы к концу своей жизни[2471].

В 1453 г. Эспина удалился в монастырь Аброхо, близ Вальядолида, и именно оттуда, в сопровождении еще одного монаха, пошел к осужденному на смерть Альваро де Луне, по пути того на эшафот в Вальядолиде[2472]. Это событие в немалой степени помогло распространить известность Эспины. Эспина предложил Альваро свои услуги в качестве исповедника, и рассказывали, что монах настолько успокоил коннетабля, что Альваро сумел в момент своей казни дать пример христианской силы, духа и набожности[2473]. Встреча Эспины и Альваро при этих обстоятельствах может, конечно, быть приписана религиозности Эспины и близости монастыря Абрахо к месту казни Альваро. Но могло быть в этом и много большее. Понятно, что в 1453 г. Эспина уже был ярым антисемитом, и внимание, оказанное им Альваро де Луне, было связано с его ненавистью к евреям, и в особенности к марранам. Возможно, что тогда ходили слухи о том, что знаменитый государственный деятель пал жертвой заговора конверсо. Эспина вполне мог выказать обреченному человеку, соратнику в борьбе за общее дело, симпатию и сочувствие в его отчаянии.

В следующем году мы видим Эспину занимающим две важные позиции: он стал исповедником короля Энрике и главой францисканских обсервантов в Испании[2474]. В последнем качестве он участвовал в съезде испанских францисканцев в Сеговии

(февраль 1455 г.), где воевал с конвентуалами{23} ордена за владение францисканским монастырем. Эспина хотел, чтобы конвентуалы покинули город и передали монастырь обсервантам. Это требование казалось необоснованным, если не возмутительным, и король Энрике IV, к которому обратились обе стороны, принял сторону конвентуалов. Он, однако, пообещал построить обсервантам новый монастырь, а также наделил их изрядными доходами[2475]. Возможно, эти доходы были плодом усилий Эспины. Но даже в этом случае решение короля свидетельствует о том, что влияние Эспины на короля не было безграничным. Энрике IV показал, что не терял самостоятельности суждений, даже перед лицом своего исповедника.

В это время или несколько позже Эспина сменил свою штаб-квартиру. Он перешел во францисканский монастырь в Вальядолиде, где готовил свои проповеди во имя Иисуса[2476]. Эспина стал знаменит как «великий проповедник», и его службы собирали толпы народа, может быть и потому, что Эспина умел сочетать темы проповедей с нападками на евреев, их религию и обычаи[2477].

В 1457 г. в Вальядолиде он начал писать свою книгу Fortalitium Fidei (лат. Крепость веры)[2478], в главы которой о евреях он, несомненно, включил многое из сказанного в его проповедях. В 1459 г. он переехал в Медина-дель-Кампо, где проповедовал «превосходство христианской веры»[2479]. Этот лозунг тоже обманчив. На самом деле эти проповеди были просто яростными нападками на христианских еретиков всех видов, но в особенности на тех, кто, согласно Эспине, был найден среди обращенных еврейского происхождения. Части этих проповедей тоже были, вне сомнения, включены в Fortalitium, или, точнее, в его вторую часть, посвященную ересям.

В 1459 г. мы находим его в Мадриде, по-прежнему исповедником Энрике IV, где он пытался убедить осторожного короля создать инквизицию против еретиков в Кастилии. Но и здесь ему не удалось склонить Энрике к принятию его взглядов и советов. Однако Эспина не сдавался. Он послал делегацию францисканцев к королю, чтобы получить его согласие на учреждение инквизиции[2480], а кроме этого, он организовал обращение испанских францисканцев к иеронимитам с тем, чтобы те присоединись к нему в этом деле[2481]. Но все эти усилия ни к чему не привели. Как мы видим, главным консультантом короля по вопросу инквизиции стал не он, а Алонсо де Оропеса, глава иеронимитского ордена[2482].

Наверное, в обращениях Эспины было что-то, что заставляло короля не доверять его суждениям или же считать его планы слишком бескомпромиссными и опасными для себя, чтобы дать свое королевское согласие. Фактом является то, что, вскоре после этого Алонсо де Оропеса представил королю свои взгляды на конверсо и на основание инквизиции, и тогда он завоевал неограниченную поддержку короля. Эспина проиграл, но не прекращал усилий привлечь короля на свою сторону. В декабре 1463 г. он предпринял свою последнюю, и тоже неудачную, попытку[2483].

Начиная с этой даты и дальше ничего определенного нельзя сказать о карьере Эспины, кроме того, что он продолжал писать свой Fortalitium, который, вероятно, закончил в 1464 г. В более поздних источниках Алонсо де Эспина фигурирует в качестве участника собора в Алкала, который осуждает заблуждения Педро де Осмы (1479 г.), а также в качестве инквизитора Каталонии, посланного Томасом Торкемадой в Барселону (1487 г.). Но в обоих случаях, в особенности во втором, не доказано, что этот Эспина и автор Fortalitium — одно и то же лицо. Так, по крайней мере, думали Менендес-и-Пелайо и, безусловно, Генри Чарльз Ли. Ни один из них не обосновал этого мнения, хотя, возможно, они и были правы[2484]. Есть свидетельство о том, что Алонсо де Эспина, который стал инквизитором Барселоны, был «настоятелем Сан Доминго де Уэте»[2485], в то время как Эспина, о котором шла речь у нас, был известен как францисканец и поэтому не мог быть настоятелем доминиканского монастыря. Более того, в письме неизвестного автора к Пульгару, написанном где-то около 1482 г., Эспина упоминается как некто que dios tiene («тот, кто с Богом, т. е. умерший»)[2486], и, следовательно, он не мог быть Эспиной, участвовавшим в соборе в Алкала, и уж наверняка не тем, кто был послан инквизитором в Барселону.

Не был он в таком случае и Алонсо де Эспиной, которого назначили епископом в Термопиле в 1491 г.[2487], в тот же год построившим алтарь для своего погребения в францисканском монастыре в Паленсии[2488]. Эти сведения были, однако, сообщены не только францисканскими энциклопедистами, но и составителями городских анналов Паленсии. Их трудно отрицать, и в последующем анализе мы можем счесть, что слова que dios tiene были добавлены писцом. Это дает основания предположить, что Эспина практически исчез из общественной жизни как минимум на двадцать пять лет, что для человека его темперамента и духа общественного деятеля поразительно. Поскольку нет дальнейших свидетельств об этом периоде его жизни, можно лишь предложить гипотезу. Может быть, когда борьба за установление инквизиции велась уже другими (сначала иеронимитами, а затем доминиканцами), Эспина потерял лидерство в кампании и почетное место в ее первом эшелоне. Удрученный или отвергнутый, он мог оказаться обреченным на затворничество и, как следствие, на молчание.