Истоки инквизиции в Испании XV века

I

В предыдущих главах мы подытожили все общие обстоятельства, установки и интересы, которые объединились, чтобы образовать мощный стимул к основанию инквизиции. Теперь должно быть совершенно ясно, что без него инквизиция не была бы создана, но ясно и то, что стимул сам по себе тоже не мог бы создать ее. Хотя общие направления, интересы и обстоятельства могут породить движения, требующие изменений, они не могут создать сложные организации, которые воплотят эти требования в жизнь.

Такие организации формируются людьми, которые могут свести воедино и направить силы народных движений, так же как строитель электростанций на водопаде может обуздать энергию потока.

Создание испанской инквизиции не было исключением из этого правила. Это произошло благодаря ее архитектору и строителю, которым, вне всякого сомнения, был король Арагона Фердинанд. Ему, конечно, помогла, в особенности на различных стадиях планирования, его энергичная жена, кастильская королева Изабелла, и судьбоносное решение об учреждении инквизиции должно быть приписано им обоим. Это решение было последним звеном в цепи причин, породивших инквизицию. Что привело к нему Фердинанда и Изабеллу?

На протяжении трех десятилетий после 1449 г. расисты все время предпринимали попытки осуществить главные части своей программы. Их кровавые нападения на марранские общины должны были стать прелюдией к уничтожению марранов или их изгнанию из испанского общества, в то время как издание антимарранских уставов в городах, поддавшихся их политике дискриминации, было предназначено для того, чтобы подтолкнуть все прочие части королевства к урезанию прав марранов и понижению их статуса.

В конечном счете ни один из этих проектов не был завершен так, чтобы полностью удовлетворить расистов. Их нападения нанесли, конечно, потери марранам. Многие погибли, а еще больше потеряли имущество. Однако это не смогло ни привести к истреблению большинства конверсо в каком-либо месте, ни обеспечить изгнание конверсо ни из одного кастильского города или каким-то другим образом привести к ликвидации хотя бы одной марранской общины. Успешнее оказались попытки расистов нанести ущерб гражданскому статусу марранов. Им удалось установить дискриминационные режимы в Толедо, Сьюдад-Реаль, Кордове и других местах, пробив таким образом опасные бреши в линии обороны «новых христиан». Тем не менее очень скоро эти бреши были заделаны королями, которые действовали под влиянием конверсо. Таким образом, и здесь расисты не достигли своих окончательных целей.

Однако, притом что в реальном воплощении своих программ расисты преуспели лишь частично и кривая их достижений поднималась и опускалась, в двух аспектах их деятельности наблюдался постоянный подъем. Во-первых, их движение неуклонно росло, привлекая к себе все больше и больше представителей почти всех классов, а во-вторых, им удалось взрастить и раздуть ненависть к конверсо до беспрецедентного, угрожающего уровня. И то, и другое усилило давление на власти и ударило по отношениям между «старыми» и «новыми христианами». В ряде мест эти отношения стали настолько напряженными, что могли оказаться разорванными при малейшей провокации, а обоюдная терпимость уступила бы место гражданской войне.

Фердинанд и Изабелла пришли к власти, будучи хорошо знакомы с ситуацией. Они видели, какое разорение это принесло Кордове, Хаэну и другим городам Андалусии, и знали об опустошении, причиненном в Толедо, Сьюдад-Реаль и вообще повсюду. Они обратили внимание на растущую и расползающуюся повсюду ненависть и поняли, что ее необходимо остановить, прежде чем это приведет к мощному взрыву, который может потрясти все королевство.

Стоял вопрос: что можно сделать?

Перед ними были открыты два пути к предотвращению новых беспорядков. Можно было последовать совету конверсо или же, наоборот, уступить требованиям их противников.

Совет конверсо в 1474 г., когда Короли-католики взошли на трон, был, вне сомнения, тем же, который они дали Хуану II (в 1449 г.) и, скорее всего, Энрике IV (в 1462, 1467 и 1473 гг.): администрация должна действовать безотлагательно и решительно в полном соответствии с законами королевства, что, разумеется, означало наказание нарушителей закона и в особенности подстрекателей беспорядков. Никаких уступок преступникам, потому что каждая уступка только поощрит их к возобновлению их нестерпимых нападок. С другой стороны, если монархи отнесутся к ним так, как этого требует закон, они завоюют уважение подавляющего большинства граждан, которые всерьез страдают от беспрестанной смуты; подстрекатели поймут, что у их преступных замыслов нет шансов на успех и, соответственно, оставят свои безумные надежды увидеть «новых христиан» уничтоженными. Результатом окажется восстановление общественного мира и порядка.

Короли-католики, конечно, знали, что этот метод ни разу не был испробован. Правда, в 1450-51 гг. некоторые из лидеров нападения на марранов были жестоко казнены или просто наказаны иным способом, но народу как-то дали понять, что постигшая их судьба была наказанием за предательство принца Энрике или за мятеж против короля (Хуана II), а не за их эксцессы против конверсо. Ведь на самом деле Хуан II и Энрике IV простили всех грабителей и убийц «новых христиан», так что общественность могла прийти к выводу, что преступления против конверсо остались безнаказанными. Однако Короли-католики также знали, почему их предшественники так мягко обошлись с врагами марранов. Они приняли эту позицию, потому что политике репрессий противились почти все «старые христиане» городов, и они боялись, что следование такой политике может ужесточить оппозицию и разжечь пожар народного сопротивления, погасить который окажется свыше их сил.

Фердинанд и Изабелла прекрасно понимали, что установленное ими общее уважение к закону и страх, внушенный ими потенциальным нарушителям, во многом обязан миру между «старыми» и «новыми христианами», преобладавшему в первые годы их царствования. Короли воздвигли крепкую стену против анархии и революции на благо всех своих подданных, но они видели также и антимарранские силы, пытающиеся пробить разные бреши в этой стене. Фердинанд и Изабелла должны были задаваться вопросом: что делать, если их оборонительная система треснет? В особенности их заботила реальная перспектива того, что антимарранские бунты вспыхнут во многих городах. Они представляли себе, что, если такие общие беспорядки были возможны в шестидесятых и семидесятых годах, они еще более вероятны в восьмидесятых. Антимарранское движение выросло, ненависть к конверсо резко усилилась, и проблема сдерживания такого движения стала, соответственно, еще серьезнее. Короли поняли, что наказывать всех нарушителей закона невозможно, в то время как выборочные наказания главарей могут поднять волны беспорядков. Кроме того, они должны были принять во внимание свой военный потенциал в предсказуемых ситуациях. Хватит ли у них сил подавить одновременное восстание в двух-трех больших городах? Ясно, что такую, отнюдь не маловероятную, перспективу нельзя было игнорировать. Когда множество маленьких огней одновременно разгорается в разных местах, никто не может сказать, сколько из них грозит превратиться в бушующий пожар.

Однако помимо вопроса о том, может ли антимарранское движение быть подавлено силой, перед Фердинандом и Изабеллой стоял еще один вопрос, представляющий для них первостепенную важность. Это был вопрос их репутации как правителей. Не будет ли эта кампания стоить им популярности — популярности, которая была для них одним из главных приобретений войны за наследование? Полные решимости подчинить королевской власти знать, которая так сильно досаждала их предшественникам, они вряд ли могли позволить себе воевать еще и с простолюдинами, потому что тогда им не на кого будет опираться. Поэтому сохранение безусловной поддержки простого народа было, по их суждению, первостепенной задачей, имеющей приоритет перед всем остальным. Однако защита конверсо от требований простонародья делала ее выполнение невозможным.

У королей не было выбора. Они должны были принять одну из сторон, и было ясно, какую сторону они выберут. Если они хотят избрать поддержку большинства и сохранение мира и порядка, они обязаны прийти к соглашению с антимарранской партией и продемонстрировать свою симпатию к их позиции и ее целям, в противном случае они потеряют расположение этой партии, а вскоре и ее помощь и подчинение. Тем не менее они знали еще и то, что демонстрация симпатии не может быть ограничена просто словами. Если они хотели, чтобы она возымела желаемое действие, она должна быть выражена в конкретных действиях, что означает принятие хотя бы части антимарранской программы. По какую часть были они в состоянии принять? Именно здесь короли встретились с самой большой трудностью политики, которой намеревались следовать.

Проблема заключалась в том, что все антимарранские требования включали в себя нарушение законов страны и представляли собой прямую угрозу существовавшей социальной системе. Однако монархи верили в то, что уважение к закону является главным условием для упорядоченного правления, и они ни под каким видом не согласятся и не поддержат открытое пренебрежение запретами законов. Не поддержат они и наглое попрание традиционно принятых моральных норм, бросив тем самым страну в моральное смятение, которое рано или поздно приведет к социальному хаосу. Следовательно, они не могли принять кровопролитие как способ решения марранского вопроса. Не могли они согласиться и на изгнание конверсо или снижение их социального уровня на основе их расы, потому что это точно так же нарушает закон и противоречит освященной политике церкви и государства. И наконец, они не могли официально запретить марранам занимать общественные должности или получать церковные бенефиции, ибо издание такого рода приказов будет в той же мере противоречить существующим законам, а кроме того, будет лишено какого-либо объективного оправдания. Несмотря на яростную кампанию против марранских чиновников, те были известны хорошим исполнением своих обязанностей, и было бы издевательством над справедливостью отплатить им за их службу таким агрессивным и унизительным образом. В той же мере ограничение прав всех конверсо из-за слухов о том, что кто-то их них иудействует, будет откровенно незаконным, поскольку ересь не может быть наказана коллективно, и уж безусловно не на основе слухов. Что же тогда могли сделать монархи, если они хотели привлечь противников марранов на свою сторону и при этом остаться в рамках законов, на которых держится королевство? Единственной доступной им вещью было принятие меры, требуемой всеми критиками марранов, — то есть установления инквизиции.

Согласие на основание инквизиции не пробьет брешь в системе закона и не потребует законов против конверсо как группы или политики дискриминации против ее членов. Задачей инквизиции будет только расследовать — то есть определить обоснованность обвинений, выдвинутых против подозреваемых индивидуумов — и затем объявить вердикт о виновности или невиновности. Такая инквизиция, контролируемая Церковью, действовала в ряде западных стран; в Арагоне она существовала с 1237 г., так почему же не учредить ее и в Кастилии? Похоже, что нет причины возражать против такого предложения. В конце концов, Кастилия уже давно была переполнена слухами о том, что среди марранов был распространен иудаизм, и трудно поверить в такое количество дыма без огня. В любом случае, долгом суверенов было проверить правдивость этих слухов и вырвать с корнем эту заразу, если она действительно имеет место, и никто не может упрекнуть их за то, что они решили провести расследование этого предмета.