Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

§ 28. Попытка религиозного компромисса и юдофобская агитация

Тягостный для всех прусских евреев режим бесправия был вдвойне тяжел для крупной буржуазии и новой интеллигенции, которые по своим взглядам стояли ближе к соответствующим классам христианского общества, чем к массе своего народа. Онемеченные верхи берлинского еврейства видели личное для себя оскорбление в том, что их смешивают с «темною массою», уравнивают с нею в гражданском рабстве. Общественные деятели из этой среды старались вызвать в правительстве сочувствие к трагическому положению образованных полунемцев, но безуспешно. В ответе министерства на одно из ходатайств берлинских старшин (Даниила Итцига и других) было установлено следующее принципиальное отношение к еврейскому вопросу (1798): правительство сознает, что в законодательстве о евреях есть «известная жестокость» и что «к чести человечества» следовало бы некоторые ограничительные законы отменить; но оно не может так поступить, ибо эти законы связаны с целой политической системой, цель которой — охранять христианское население от «неудобств», связанных с принятием в состав граждан «еврейской нации», при ее обособленности, «национальной ненависти», особой иерархии и порядке воспитания; и хотя при этом часто страдают и «невинные», правительство не может отменить репрессивные законы до тех пор, пока не последует общее коренное улучшение в еврействе. «Именно дальнейшее сохранение этих законов, — откровенно заявляет министерство, — может дать (евреям) толчок к работе в направлении солидной реформы, дабы они могли удостоиться полного уравнения с прочими гражданами государства».

Это подстегивание кнутом репрессий продолжало действовать. Богатых и образованных людей пугала мысль о будущности их детей, которые, несмотря на получаемое немецкое образование, останутся бесправными и униженными в Пруссии. Еще в 1793 году представители одной части еврейской общины в Кенигсберге подали королю прошение, в котором выразили эту тревогу за участь подрастающего поколения: лишенные возможности заниматься свободными профессиями, молодые люди либо вынуждены будут, вопреки своему воспитанию, мириться с прежними унизительными промыслами евреев, либо покинуть родину и уехать в более свободную страну, либо, наконец, с отчаяния отречься от веры отцов, чтобы «с испорченным сердцем пробраться в среду исповедующих господствующую религию»[35]. То, что в Кенигсберге высказывалось в виде опасения, созрело потом в некоторых кругах высшего еврейского общества Берлина в виде практического плана. В этих кругах обсуждалась следующая идея: если нельзя добиться равноправия для всего народа, то не следует ли требовать его для «достойных», уже отрешившихся от обособленности и «религиозных предрассудков»? Так как вышеприведенный официальный ответ не оставлял надежды на приемлемость этой идеи для правительства, то решено было воздействовать на общественное мнение. За это дело взялась группа еврейских нотаблей в Берлине под руководством неизменного ходатая и «генерал-депутата» по еврейским делам, Давида Фридлендера.

В начале 1799 года в Берлине появилась анонимная брошюра под заглавием «Послание к обер-консисторскому советнику, пастору Теллеру, от некоторых отцов семейств еврейского исповедания». Пастор Теллер славился тогда в Берлине как представитель либерального протестантизма, и авторы «Послания» обратились к нему за разрешением «волновавшего их вопроса совести». Мы, исповедуются «отцы семейств», давно уже заняли определенную позицию между двумя крайностями: слепою верою приверженцев Талмуда и модным безверием молодежи; мы признаем основные истины всякой религии: единство Бога, бессмертие души, стремление к нравственному совершенству. И Моисей, и Христос положили эти начала в основу своих религий, но позже обе религии отклонились от своих основ: иудейство ушло в обрядовый формализм, христианство — в мистические догматы. Обряды иудейства действительно мешают исполнению гражданских обязанностей, и мы, ради счастья нашего потомства, должны сбросить иго ритуала. Но в то же время мы не можем прямо перейти в христианство, ибо этому мешают его догматы, его «исторические истины», противоречащие нашим «истинам Разума». Мы, например, не можем без лицемерия признать догмат Сына Божия в его церковном смысле. И здесь-то именно, продолжают авторы послания, обращаясь к Теллеру, нам нужен ваш совет. Долг и совесть требуют от нас, чтобы мы улучшили наше гражданское положение путем преобразования нашего религиозного строя, но, с другой стороны, нельзя ведь покупать счастье ценою истины и добродетели. Мы видим, как многие из нашей среды легкомысленно бросаются в объятия церкви: два слова спасают их от бесправия; но размножение таких неофитов не радует разумного человека... «Поучайте же нас, благородный друг добродетели! Скажите нам: если бы мы решили избрать своим убежищем великое христианское общество протестантов, какого публичного исповедания потребуете от нас вы и другие мужи, заседающие с вами в почтенном совете? Число наше очень невелико, но мы надеемся, что еще многие отцы семейств последуют нашему примеру». Авторы не скрывают, что их цель — путем такого заявления добиться гражданских прав, но они боятся, что цель не будет достигнута, что они останутся «чем-то средним между иудеями и христианами». И тут они делают конкретное предложение: «Если протестантская релития предписывает известные церемонии, мы можем этому подчиниться, как простым формальностям, требуемым для вступления в общество. Само собою разумеется, что эти церемонии требуются только как действия или обычаи, обозначающие, что принятый новый член общества признает вечные истины с вытекающими из них обязанностями человека и гражданина, но не как доказательство, что совершающий их признает себя верующим в церковные догмы этого общества».

Так горсть осажденных в еврейском лагере готовилась выйти из крепости, стараясь только выговорить себе менее унизительные условия капитуляции. Для берлинцев не было секретом, что автором «Послания к Теллеру» был Давид Фридлендер, и это только усилило интерес к брошюре. Представитель передового еврейства из школы Мендельсона, член еврейского общинного совета в Берлине, выступает от имени единомышленников с предложением компромисса между иудейством и христианством — какое знаменательное явление!.. Теллер тотчас откликнулся. Он опубликовал «Ответ на послание некоторых отцов семейств», в котором, приветствуя заявление об их отказе от обрядов иудейства, сразу вступил в роль миссионера. «Вы уже не против Христа, значит, вы за него. Так почему же вы не хотите принять церковный облик тех, которые носят имя Христа? Не являетесь ли вы орудием Провидения для великого дела? Вы говорите, что не можете признать догмат Сына Божия, и тут же утверждаете, что не хотите быть чем-то средним между иудеями и христианами. Но чтобы быть христианами, вы должны по крайней мере признать таинства крещения и причастия, должны исходить из «исторической истины», что Христос есть основатель высшей нравственной религии. Вас можно освободить только от религиозных мнений (Lehrmeinungen), различных и в самой церкви, но не от основных догматов (Grundlehren)... Это, впрочем, — прибавляет Теллер, — мое личное мнение. Я не знаю, согласятся ли с ним все мои товарищи-теологи. Не могу также наперед сказать, какие гражданские права предоставит вам государство после вашего заявления: это относится совершенно к другой инстанции». Протестантизм подчиняет церковь государству, и последнее может отказать в равноправии той или другой секте, даже христианской.

Шумный спор возгорелся вокруг этой публичной переписка о капитуляции иудаизма. В христианском обществе иронически говорили о «сухом крещении», «крещении без воды», на которое евреи готовы идти. Авторов «Послания» приглашали смелее идти вперед — к порогу церкви. Геттингенский профессор де Люк (по-видимому, реакционер из французских эмигрантов) возмущался в своем «Письме к еврейским авторам» («Lettre aux auteurs juifs») их философским «натурализмом», их верою в «прогресс», в «ложную и нелепую идею прав человека»; все это, по мнению профессора, идет от Мендельсона и одинаково вредно для иудейства и для христианства. Другой писатель, в брошюре «Моисей и Христос», либерально комментирует еврейское «Послание», проникнутое «благородным духом Мендельсона», и советует авторам делать дальнейшие шаги: перейти всецело в христианское общество. «Мы вместе с вами пойдем через врата христианства к религии Разума». Для поощрения анонимный автор прибавляет, что «наш благородный монарх» не оставит этого без внимания.

Из десятка появившихся тогда в Берлине брошюр по поводу «Послания» обратили на себя внимание «Письма проповедника вне Берлина». Этот скрывший свое имя «проповедник» был модный христианский теолог-романтик Фридрих Шлейермахер, автор «Речей о религии», любимец еврейских салонов Берлина, но принципиальный противник иудаизма. Он не придает значения еврейскому «Посланию»: это — простая попытка улучшить свое гражданское положение, обставленная большой помпой. Такая тактика должна огорчить тех еврейских деятелей, которые раньше иными способами боролись за равноправие, — и тут же Шлейермахер, не зная или лукаво притворяясь не знающим имени автора «Послания», восклицает: «Как должен быть огорчен этим превосходный Фридлендер! Он, может быть, поднимет свой голос против этой измены хоротему делу — он, более верный ученик Мендельсона, чем автор этой книги!» Некрасиво, по мнению Шлейермахера, это рвение к новой вере, продиктованное житейскими соображениями. Религию нынче меняют по курсу, и есть евреи, «готовые одновременно обрезать и крестить своих сыновей». Не радует автора и полоса крещений в еврейском обществе, ибо это — «христианство без Христа»: в христианское общество вступают неверующие, загнанные в лоно церкви политическим гнетом, и церкви грозит прививка «иудео-христианства». Во избежание опасности церковь должна ходатайствовать, чтобы правительство устранило с пути евреев то, что толкает их на такое лицемерие, и дать кой-какие гражданские права хотя бы их детям, о будущности которых «отцы» (авторы «Послания») хлопочут, готовые даже жертвовать своей религией. Что же касается полной гражданской «натурализации» евреев, то Шлейермахер считает ее невозможною до тех пор, пока евреи составляют особую нацию, имеющую свои законы и мечтающую о пришествии мессии.

Что чувствовал Фридлендер после удара, нанесенного рукою замаскированного друга? С одной стороны — пастор Теллер, требующий, подобно черту в известной поговорке, всю руку от тех, которые протянули церкви только один палец, с другой — популярный христианский философ, резко изобличающий весь этот компромисс с совестью. Вспомнил ли Фридлендер, как он девятью годами раньше гордо отверг унизительную подачку, брошенную евреям в правительственном «проекте реформ»» и отстоял достоинство народа, которое он теперь, под групповою маскою, так грубо попрал?.. Он умолк. Что-то уцелевшее в ученике от духовного наследия учителя, автора гордого «Послания к Лафатеру», удержало его от дальнейших скандальных шагов[36]. Попытка образовать иудео-христианскую секту ради получения гражданских прав не удалась. Более решительные люди шли дальше: в верхних слоях еврейского общества усилилась эпидемия крещений, настоящих, без оговорок и без всяких укоров совести.