Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Нарисованная Державиным мрачная картина еврейского быта свидетельствует о поверхностном знакомстве поэта с тем, что он изображал; оценка явлений поражает своей наивностью. Занятия евреев: торговля, аренда, корчемство, факторство—суть только «тонкие вымыслы» с целью разорять христиан и «истощать их имущество»; школа — «гнездо суеверств»; нравственного чувства у евреев нет: не имеют они понятия о человеколюбии, бескорыстии и прочих добродетелях; они только «собирают богатства для создания нового храма Соломонова или для плотских (?) удовольствий». После такой странной характеристики Державин излагает свой обширный проект «преобразования евреев» в 88 пунктах. Нужно объявить евреев под «всевысочайшим покровительством» и «попечением» и поставить над ними особого «протектора»-христианина, который должен осуществить дело преобразования; произвести перепись евреев и дать им фамильные прозвища; разделить евреев на четыре класса: купцов, городских мещан, сельских мещан и земледельцев, с обязательством для каждого еврея записаться в какой-нибудь класс; всю эту массу нужно расселить по разным местам Белоруссии, а излишек переселить в другие губернии. Кагалы могут быть уничтожены; для управления же духовными делами нужно учредить по губерниям «синагоги» с раввинами и «школьниками», а в Петербурге — высшее духовное судилище под названием «Сендарин» (так пишет Державин слово «сангедрин», или «синедрион», усвоенное им, очевидно, понаслышке), состоящее под главенством верховного раввина, или «патриарха». Далее проектируются репрессивные и принудительные меры: запретить евреям держать христианскую прислугу, отнять у них право участия в городских магистратах, принудить их скинуть отличительную одежду и писать все деловые бумаги на русском, польском или немецком языке; детям учиться в религиозных школах только до 12 лет, а затем перейти в общеобразовательные школы; наконец, правительство должно завести типографию для печатания еврейских религиозных книг «с философическими примечаниями». Таким образом, думает Державин, «евреев род строптивый и лукавый получит образ благоустройства», а царь Павел I, совершив эту реформу, удостоится великой славы за то, что исполнил заповедь: «любите врагов своих и творите добро ненавидящим вас».

Таков этот проект, смесь старых бюрократических воззрений с веяниями просвещения и «философическими» тенденциями, смесь унаследованной юдофобии с каким-то смутным пониманием исторической трагедии еврейства и желанием «сделать их полезными государству». А над всем этим царит дух опеки и регламентации, вера, что древнюю культурную нацию можно, по желанию извне, перестроить, как кучу фигур на шахматной доске, та вера в спасительность механической реформы, которая преобладала в то время, хотя в менее наивных проявлениях, и в Западной Европе.

Мнение Державина было передано в Сенат в декабре 1800 года и, вместе с прежними отзывами западнорусских маршалов и губернаторов, должно было служить материалом для основного законодательного акта о евреях. Но этому уже не суждено было совершиться в царствование Павла I. В марте 1801 года последовала трагическая смерть царя, и дело «еврейской реформы» вступило в новый фазис — борьбы либерализма в начале царствования Александра I с воззрениями рыцарей старой Польши и старой России.