Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

§ 44. Установление «черты оседлости» (1789—1796)

Поглощая крупными дозами территорию Польши вместе с ее еврейским населением, Россия ощущала в своей внутренней политике рост нового элемента — еврейского вопроса. Решение вопроса могло идти, при тогдашних условиях, не по прямому пути равенства перед законом, а по извилистому пути специального законодательства. Иначе не могло быть в стране сословных перегородок, при государственном строе, в фундаменте которого лежало закрепощенное крестьянство, а на вершине красовалось самодержавие, опирающееся на дворянство. Либеральные веяния являлись здесь результатом случайных политических ветров, дувших с Запада, и давали слабую вентиляцию для душной российской атмосферы. Когда же с Запада подул слишком резкий ветер, ураган французской революции, в России поспешили заткнуть все щели для предохранения от заноса «политической заразы». Либеральное вначале, царствование Екатерины II увенчалось реакционным концом (1789—1796 г.). В эти годы реакции совершился кризис еврейской истории: второй и третий разделы Польши отдали в распоряжение русского правительства густо заселенные евреями области польской Украины и Литвы, которые вместе с ранее присоединенной Белоруссией составили огромную полосу Западной России. По мере роста этой полосы выясняется отношение русского правительства к ее еврейскому населению. Исчезают первоначальные колебания Екатерины II в еврейском вопросе, и выступает определенное стремление: прикрепить еврейские массы к присоединенной территории, не давая им выхода внутрь империи, да и в пределах западного района вытеснять их из деревень, ограничить сферу их экономической деятельности и выделять их из купеческо-мещанского сословия в особую податную группу, сугубо облагаемую. Исключительное законодательство для евреев возводится в систему.

Уже накануне второго раздела, когда русское правительство предвидело наплыв новых еврейских масс, оно приуготовило для них роковой дар: закон о «черте оседлости», создавший особый класс территориально прикрепленных горожан в царстве крепостных крестьян. Толчок к этому был дан, впрочем, не сверху, а снизу, со стороны христианского купечества, которое испугалось свободной конкуренции и возопило о покровительстве. Еврейские купцы двух белорусских губерний, Могилевской и Полоцкой (Витебской), граничивших с великорусскими губерниями Смоленской и Московской, стали приезжать в Смоленск и Москву и производить торговлю заграничными мануфактурными товарами оптом и в розницу. Торговля имела успех, так как еврейские купцы продавали хорошие изделия германских фабрик по дешевой цене. Это встревожило московских купцов, и они в феврале 1790 г. подали высшим властям Москвы жалобу на евреев, которые производят торговлю «вывозимыми из заграницы товарами с уменьшением против настоящих цен, тем самым здешней торговле причиняют весьма чувствительный вред». Жалобщики ссылались на традиции старого Московского государства, не допускавшего евреев в свои пределы, и уверяли начальство, что от соперничества евреев местная торговля придет в полное расстройство и русские купцы разорятся. Эта жалоба, направленная не только против евреев, но и против интересов русского потребителя, которого эксплуатировали коренные монополисты торговли, нашла сочувственный отклик в правительственных сферах. И когда осенью того же года в Государственном Совете рассматривалось контрходатайство евреев о дозволении им записываться в смоленское и московское купечество, было решено, что евреям нельзя предоставить право свободной торговли во внутренних губерниях, ибо «от допущения их к этому не усматривается никакой пользы». Через год это решение было закреплено указом Екатерины II (23 дек. 1791 г.), гласившим, что «евреи не имеют права записываться в купечество во внутренних российских городах и портах, а только дозволено им пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии». Для смягчения этой жестокой меры указ «признал за благо распространить таковое право гражданства, сверх Белорусских губерний, на Екатеринославское наместничество и область Таврическую», т. е. на только что присоединенную Новороссию, куда правительство тогда усердно сгоняло людей с целью заселения пустопорожних степей.

Так совершилось первое закрепощение евреев — в Белоруссии. Спустя два года, после второго раздела Польши, к северо-западному гетто прибавились соседняя Минская губерния и юго-западный край — Волынь с большей частью Киевщины и Подолия. Указом 23 июня 1794 г. была узаконена расширенная черта оседлости евреев. Им дозволено «отправлять купеческие и мещанские промыслы в губерниях: Минской, Изяславской (впоследствии Волынской), Брацлавской (Подольской), Полоцкой (Витебской), Могилевской, Киевской, Черниговской, Новгород-Северской (Полтавской), Екатеринославской и в области Таврической». Этим указом район жительства евреев был расширен тою, давно отторгнутою от Польши, русскою Украиною, или Малороссией (губернии Черниговская, Полтавская и часть Киевской), откуда так усердно гнали евреев «за рубеж» при трех императрицах, предшественницах Екатерины II. Органическая связь Малороссии с вновь присоединенной польской Украиной заставила правительство пустить туда исконных обитателей края—евреев; даже святой град Киев открыл им свои ворота. Днепр на обоих своих берегах сделался центральною рекою «еврейской» территории. В 1795 г. к днепровскому бассейну присоединился, по третьему разделу Польши, бассейн Немана: Литовский край (Виленская и Гродненская губернии). Этим закончилось формирование «черты оседлости» на исходе XVIII века. На этой территории жило тогда до трех четвертей миллиона евреев[63].

Тем же указом 1794 г., который окружил китайскою стеною район жительства евреев, было установлено еще одно основное ограничение — податное. Евреи, желающие записаться по городам в мещанство, обязывались платить установленные подати «вдвое против положенных с мещан и купцов христианского вероисповедания»; те же, которые не захотят остаться в городах на этих условиях, должны выехать из Российской империи после уплаты штрафа в размере трехлетней двойной подати. Таким образом, за оставление на прежних местах с лишением права свободного передвижения по империи евреи должны были платить государству вдвое больше податей, чем горожане христианского исповедания, пользовавшиеся свободою передвижения. Эта податная кара не избавляла евреев от платежа особого рекрутского налога, установленного для них, как и для русского купечества, взамен личного отбывания воинской повинности (указы 1794 и 1796 гг.). От двойной подати были освобождены караимы Таврической губернии, за которых хлопотал новороссийский генерал-губернатор Зубов; караимам разрешили также владеть имениями. Их вообще уравняли в правах с христианским населением, «с предостережением только, чтоб в общество сих караимов не входили из тех евреев, кои известны под названием раббинов (раввинисты), о которых изданные узаконения долженствуют исполняемы быть во всей точности» (указ 8 июня 1795 г.). Тут ярко выступает национально-религиозный мотив ограничительного законодательства о евреях: малочисленные караимы, веками оторванные от исторической эволюции еврейства, признаны более желательными гражданами государства, чем подлинные евреи, подлежащие усмирению путем репрессий.

После присоединения Волыни и Подолии (1795) русское правительство пыталось и здесь повторить белорусский опыт переселения евреев из деревень в города (выше, § 5). Царским указом повелено: приписать всех живущих в деревнях евреев к городам и «стараться переселить их в уездные города, дабы эти люди не скитались во вред обществу, но производя торги и размножая рукоделия и ремесла и себе прибыль и обществу пользу приносили». Этим узаконен был произвол администрации, часто изгонявшей не скитающихся, а вполне оседлых евреев из сел в города под тем предлогом, что они должны быть приписаны только к городскому сословию. Выселяемые из деревень семейства, лишенные своих заработков, совершенно разорялись, не имея возможности по одному велению властей «размножать рукоделия и ремесла и производить торги» там, где и для наличных торговцев и ремесленников не хватало хлеба. Опыт принудительного переселения был, по-видимому, скоро прекращен самим правительством, которое явно не верило в его осуществимость, как видно из выражения «стараться переселить». Старания сорвать с места десятки тысяч семейств не удались в русской Украине, как раньше в австрийской Галиции при Иосифе II.

Делались попытки вновь ограничить кагальное самоуправление. В 1795 г. был повторен приказ, по которому, в виду предоставленного евреям права участия в общегородском самоуправлении, губернские и уездные кагалы «не должны касаться ни до каких иных дел, кроме обрядов закона и богослужения». На деле, однако, активное участие евреев в муниципалитетах было весьма слабо, вследствие враждебности к ним христианского мещанства. Кагалы же, на которые правительством возлагались фискальные функции, сохранялись в интересах казны и в силу этих обязанностей продолжали осуществлять все задачи общинной автономии (дальше, § 50).

Так положено было, в последние годы царствования Екатерины II, прочное начало исключительному законодательству о евреях: поставлена была «московская» стена между западом и востоком России, а внутри замкнутой полосы намечалась тенденция образовать еще более узкую полосу и сдавить еврейские массы в городах и местечках, вытесняя их из деревень. Воплотить эту тенденцию в закон выпало на долю преемников Екатерины II.

Историк, впрочем, не должен умолчать о единственной «реформе» той эпохи: из законодательных актов последнего десятилетия царствования Екатерины II исчезла прежде употреблявшаяся презрительная кличка «жиды» и заменена словом «евреи», что соответствовало западному переходу от термина «Juden» к «Israeliten». Дальше этой словесной реформы русское правительство не пошло.