Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

§ 36. Система нормировки и опеки в Богемии и Моравии

Концессионная система «терпимости», установленная для евреев немецкой Австрии вне черты постоянной их оседлости, представляла собою упрощенную форму бесправия. Более сложною была система нормировки населения, принятая в «наследственных землях австрийской короны»: Богемии и Моравии (выше, § 3). В 1803 г. числилось в Богемии 10 272 семейства, а в Моравии с Силезией 5916[52]. Естественному размножению евреев ставились всякие преграды. Борьба австрийского закона против закона природы велась испытанным способом: в каждой семье имел право жениться только старший наследник, остальные дети обрекались на безбрачие или выселение за границу; такова же была участь всех членов семей, живших сверх нормы, если только на чье-нибудь счастье не умирал без потомства глава какой-нибудь легальной семьи и тем освобождал один «фамилиеннумер» в пределах нормы. Право жениться сверх нормы приобретали молодые люди в случае добровольного поступления на военную службу или перехода в земледельческое сословие. Но и лица, которые по семейному положению или вследствие особых заслуг имели право на женитьбу, могли осуществить его лишь при соблюдении следующих условий: чтобы жениху было не менее 22, а невесте не менее 18 лет (одно из немногих разумных правил — против ранних браков); чтобы оба предъявили свидетельства об окончании «нормальной школы»; чтобы они имели солидный источник пропитания и наличное имущество определенной стоимости; наконец, чтобы в каждом случае испрашивалось разрешение уездного начальства (Kreisamt). Это законодательство, делившее молодежь на «фамилиантов» (имеющих «фамильный нумер» и право женитьбы) и обреченных на безбрачие или внебрачное сожительство, вносило много горя в еврейскую жизнь.

Бесправие богемских евреев было систематизировано в многочисленных статьях «Юденпатента» (также «Юденсистем»), изданного Францем II в 1797 г. В этом акте поражает противоречие между добрыми словами и злыми делами законодателя. Так, император уверяет во вступлении, что он твердо решил «приблизить евреев к их гражданскому назначению, ради пользы государства и их собственной, дабы законодательство могло (впоследствии) совершенно уничтожить то различие между христианскими и еврейскими подданными, которое оно до того вынуждено было соблюдать». Но это желание осчастливить евреев не мирится с оставлением в силе нормировки их естественного роста. Дальше говорится: «Так как правительство ставит себе целью сделать евреев вполне полезными гражданами, достойными покровительства, оказываемого им государством, то им вообще открываются все почетные способы пропитания, дозволенные и христианским подданным». А рядом идут законоположения, противоречащие этим словам: евреям запрещено заниматься арендою не только шинков, но и мельниц, торговать зерновым хлебом и солью, т. е. запрещены и приличные промыслы, дозволенные христианам. Евреям-коробейникам (Hausierer) в Праге разрешали торговать только старым платьем и подержанными вещами, что вовсе не считалось «почетным способом пропитания».

Право жительства евреев в Богемии было ограничено местами их приписки. Переселение данной «нумерованной» семьи на новое место могло состояться только с разрешения властей того места. В центре богемского еврейства, Праге, требовалось особое, очень редко дававшееся, разрешение даже на переселение из «еврейского города» (Judenstadt) в христианскую часть города. Специальные подати взимались в размерах, свидетельствовавших о крайней дороговизне австрийской «терпимости»: огульная сумма основного налога с богемских евреев составляла 232 000 гульденов ежегодно (1799). Perламент 1797 года провозгласил, что «все еврейство пользуется полной свободой в соблюдении религии своих предков и унаследованных обычаев», а в переложении на язык податных цифр эта «полная свобода» означала: на постройку новой синагоги требуется особое разрешение начальства, которое выдается под условием единовременной уплаты 1000 гульденов и ежегодной дани в 100 гульденов в пользу казны; соответственным налогом обложены и кладбища. Раввинат, еврейская школа и даже литература, не исключая религиозной, состоят под бдительным надзором христианской администрации. Раввинами могут быть только лица, обладающие немецким образованием. В 1798 г. богемский «губерниум» издал распоряжение, чтобы к раввинским должностям допускались лишь лица, прослушавшие курс «философских наук, естественною права и этики» в австрийском университете. Обучение в немецкой нормальной школе обязательно для всех еврейских мальчиков и девочек. С другой стороны, воздвигается гонение на изучение Талмуда в «домашних школах», хедерах и иешивах. Преподавать Талмуд может только официально утвержденный раввин, удовлетворяющий вышеозначенным условиям; прочие домашние учителя («меламеды») могут преподавать лишь еврейский язык и элементарное вероучение. Допускаются же к изучению Талмуда мальчики, представившие удостоверение учебного начальства о том, что они прошли курс общеобразовательной немецкой школы. Это вмешательство в духовную жизнь проявлялось и в форме цензуры еврейских книг. Императорским декретом 1811 года запрещалось употреблять в синагогальном богослужении и в частных домах религиозные книги, не прошедшие через австрийскую цензуру; строжайшей цензуре подлежали и книги светского содержания; на выписку еврейских книг из-за границы требовалось в каждом случае особое разрешение.

Нужно было обладать своеобразными понятиями о соответствии между гражданскими правами и обязанностями, чтобы при наличности такого законодательства объявить во всеуслышание следующее (в декретах 1808 и 1811 г.): «Так как еврейство (Judenschaft) пользуется равными преимуществами с христианскими подданными (?), то оно должно нести и общие с ними обязанности по отношению к государству». И тут же, для подтверждения принципа «общих обязанностей», делается оговорка: «в податных делах для евреев существуют особые предписания». Такими красноречивыми, но к исполнению необязательными предисловиями к законодательным актам австрийское правительство платило дань тому духу времени, с которым оно боролось в обязательном тексте законов.

Большие тревоги вносила в жизнь австрийских евреев введенная в ту эпоху для них личная воинская повинность. Австрия впервые в Европе решилась на это нововведение еще при Иосифе II, который полагал, что своим «Толеранцпатентом» он уже все сделал для обеспечения гражданских прав евреев и потому может требовать от них исполнения самой тяжелой гражданской обязанности. Евреи имели полное основание думать иначе, и год первого рекрутского набора был для них годом глубокого траура (выше, § 3). Непривычность евреев к военной службе, особенно в Галиции, заставила правительство распорядиться, чтобы еврейские солдаты назначались не в строевые, а в обозные команды (Fuhrwesen), а затем допускалось взимание особого рекрутского налога взамен натуральной повинности. Когда же в 1793 г. Австрия втянулась в войны антифранцузской коалиции и усилила свои войсковые наборы, император Франц решил снова привлечь евреев в войска, а для негодных к службе установить высокий денежный выкуп в размере 150 гульденов с головы (вместо прежних 30 гульденов) — суммы, необходимой для найма двух охотников. Из дебатов по этому вопросу в Государственном Совете и отзывов провинциальных властей видно, какую панику вызывал тогда каждый рекрутский набор. «Многие парни, — говорил один из членов Государственного Совета, — заранее дрожат, убегают, прячутся; они отдаются в руки властей с глубокою печалью, под трогательный плач их родителей и родных, так как им приходится покинуть свой домашний очаг и подвергать себя опасности вовсе туда не возвратиться или вернуться изувеченными». Вполне понимая законность этого страха, он, однако, настаивал, чтобы их брали на службу, так как льготы для евреев в этом отношении раздражают мещан и крестьян. После долгих совещаний император утвердил следующую резолюцию: евреи, не могущие уплатить выкуп в полтораста гульденов для найма двух охотников, должны отбывать рекрутскую повинность натурою. Таким образом, богачи могли избавиться от службы, а вся тяжесть ее падала на средний и бедный классы. В 1806 году, когда военная гроза снова нависла над Европой, Франц II издал приказ о полном прекращении выкупа и об обязательности личной военной службы для всех. В годы освободительной войны (1813—1815) в австрийской армии служило много евреев из всех частей государства. Много еврейских голов пало во славу дома Габсбургов, который продолжал унижать своих еврейских подданных даже тогда, когда сам был унижен Наполеоном.

Конечно, не столько политические, сколько религиозные и вообще культурные причины усиливали отвращение патриархальных еврейских масс Богемии, Галиции и Венгрии к навязанной им военной службе. Летописец того времени, Авраам Требич из Никольсбурга, отмечал в своей хронике «Происшествия времен» («Korot ha’ittim», 1801) среди важнейших событий тревоги рекрутских наборов, на основании своих личных переживаний в главной общине Моравии. Он описывает, какое гнетущее впечатление производил в Никольсбурге вид проходивших еврейских солдат, вынужденных нарушать субботний покой, есть трефную пищу ежедневно, а в Пасху квашеный хлеб; рассказывает, как депутации от еврейских общин Богемии, Моравии и Галиции ездили к императору с ходатайством об освобождении евреев от личной службы, как они добились права выкупа (1792) и как ловили рекрутов, которые не могли уплатить высокий выкуп (1796). «Увидали юноши и спрятались», — парафразирует летописец стих Иова (29, 8), намекая на убегавших и прятавшихся от вербовки молодых людей. Из Богемии и Моравии многие юноши, стоявшие на рекрутской очереди, убегали в Германию или в русскую и прусскую Польшу, где еще не было обязательной воинской повинности. Некоторые из этих беглецов направлялись в Оффенбах, резиденцию Якова Франка и его дочери Евы. То были сыновья тайных франкистов, уцелевших еще в Праге и других местах и ездивших от времени до времени к главарям секты в Оффенбахе.