Истоки инквизиции в Испании XV века

VI

Вскоре после обнародования октябрьского закона 1408 г. Павел отбыл в Перпиньян, чтобы принять участие в созванном Бенедиктом XIII совете в качестве противовеса приготовлениям к созыву Пизанского собора. Будучи ведущим помощником Бенедикта и главным представителем Кастилии, Павел был включён в комиссию собора, чья задача состояла в подготовке плана по ликвидации раскола. Все их усилия и предложения ни к чему не привели, и тем временем положение Бенедикта ухудшилось. Его совет собрался в феврале 1409 г., но уже 12 января Бенедикту сообщили о том, что если до открытия Пизанского собора, назначенного на 25 марта, не будет достигнут прогресс в деле объединения Церкви, Франция снова выйдет из подчинения Бенедикту[514]. К концу мая угроза была приведена в действие, а через несколько недель Бенедикт получил новый удар, когда Пизанский собор сверг и Бенедикта, и его соперника Григория XII с папского престола, как еретиков и раскольников, раздиравших на части Единую Святую Католическую Апостольскую Церковь. Тем не менее, избрав в июне 1409 г. нового папу под именем Александра V, Пизанский собор не сумел ликвидировать раскол. Раскол, однако, стал не таким непримиримым, потому что теперь у Церкви было три папы вместо двух. В то время Павел уже вернулся в Кастилию, где ему пришлось потрудиться, чтобы обеспечить продолжение подчинения регентов Бенедикту. В декабре того же года он был в Барселоне рядом с папой, когда тот опубликовал проклятие в адрес собора Пизы в специальной булле, подписанной и Павлом[515]. Последующие события не принесли облегчения Бенедикту. В мае 1410 г. Александр V умер, но его кардиналы избрали нового папу, Иоанна XXIII, оставив проблему такой же неразрешённой и сложной, как и прежде. Требования положить конец расколу звучали в Европе всё громче и настойчивее. Бенедикт понял, что должен сделать максимум, чтобы укрепить свою власть в испанских королевствах, если он хочет удержаться в роли папы. Но что он мог сделать?

Возможно, что именно в этот момент Павел предложил ему развернуть в Испании широкую общенациональную кампанию с целью обратить всех евреев Испании в католическую веру.

В общем и целом, христиане в городах (в особенности средние и низшие классы, ремесленники и рабочие), не говоря уже о крестьянах, были переполнены ненавистью к евреям, и законы 1405 и 1408 гг. не смягчили этой враждебности. То, что евреи больше не могли ссужать деньгами христиан под какой бы то ни было процент, не сделало евреев симпатичнее в глазах христианских ремесленников, которые отчаянно нуждались в деньгах, чтобы финансировать свои дела, и теперь им не к кому было обратиться за помощью. Они, наоборот, могли возненавидеть евреев ещё больше за то, что те, имея якобы средства, отказывались прийти им на помощь. Что же касается еврейских откупщиков, то они, безусловно, не исчезли со сцены после публикации закона 1408 года. В законе сказано, что он не относится к тем королевским откупщикам, чей контракт до сих пор в силе[516], а такие контракты заключались обычно на несколько лет. Вследствие этого давление еврейских сборщиков налогов на христиан продолжало ощущаться и после 1408 г. С другой стороны, большие обязательства городов по поддержке войны с Гранадой почти опустошили их финансовые ресурсы и легли тяжёлой ношей на плечи горожан. Таким образом, не произошло практически ничего, что могло бы ослабить напряжение в отношениях между христианами и евреями. Зато было сделано многое, что обострило их. Любое трение между группами могло оказаться нестерпимым и взорваться насилием.

Такова была социальная атмосфера, насыщенная ненавистью к евреям, в которой начались в Кастилии страшные гонения, принесшие много еврейских жертв. Предлогом было одно из абсурдных обвинений, которое омрачало жизнь евреев во Франции и Германии, но редко выдвигалось против испанских евреев. Возможно, это случилось в 1410 г., когда евреи Сеговии были обвинены в «пытке» освящённой гостии, согласно «приписываемому им обычаю». Были обвинены многие евреи, включая их главного лидера Меира Альгуадеса, бывшего врача Энрике III. Под пытками дон Меир «признался» не только в участии в преступлении против гостии (Тела Христова), но и в отравлении короля Энрике, повлекшего его смерть. Его приговорили к смерти через повешение и к четвертованию, и другие евреи, обвинённые в осквернении гостии, получили аналогичные наказания[517]. Но на этом кошмар евреев Сеговии не закончился. Епископ Сеговии дон Хуан де Тордесильяс, который был судьёй на вышеуказанном процессе, нашёл путь продолжать гонения. Он заявил, что евреи подкупили его повара, чтобы тот отравил его пищу, и ещё целый ряд евреев были арестованы. Они были подвергнуты пыткам, пока не признались, и были казнены тем же страшным способом[518].

Меир Альгуадес и Пабло де Бургос были, возможно, друзьями до крещения Павла[519], но позже дружба сменилась той враждой, которая обычно возникала между евреями и выкрестами. В этом случае вражда должна была быть особо острой, потому что дон Меир, помимо того, что был врачом Энрике III, ещё и являлся главным представителем евреев при дворе и защитником их интересов. Там он мог не раз вступать в борьбу с Павлом, который продвигал свои антиеврейские планы. Эти двое, врач и епископ, несомненно, конкурировали за расположение короля, и соревнование было, в конце концов, выиграно Павлом, как видно из декрета о ростовщичестве. Когда дона Меира преследовал сеговийский епископ, никто лучше Павла не понимал всю беспочвенность обвинения. Мы, тем не менее, можем быть уверены, что он пальцем о палец не ударил, чтобы установить истину и спасти своего бывшего друга, еврейского лидера, от позора, пыток и смерти. Вместо этого он предпочел стоять в стороне и не касаться этого дела. Он знал, что если попытается опровергнуть обвинения в осквернении Тела Господня, то запятнает себя как защитника евреев и набросит тень на искренность своего крещения. Он мог ещё и порадоваться тому, что еврейская община, уничтожения которой он так страстно желал, теряет своего доблестного защитника при дворе.

Новости об этих шокирующих событиях имели, конечно, огромное, хотя и совершенно различное влияние на евреев и христиан. Поскольку гораздо больше христиан считали теперь евреев виновными во вменяемом им преступлении, вражда христиан к евреям возросла, когда многие евреи, испуганные страшными гонениями, оказались в безнадёжном положении. Теперь Павел мог счесть ситуацию подходящей для того, чтобы начать кампанию против евреев, имея целью новое массовое крещение. Притом что высшие классы общины получили удар по своему экономическому положению и их влияние при дворе сократилось до минимального, евреи, испуганные растущей враждебностью, могли начать искать убежище в обращении в христианство, в особенности если агитация против них сопровождалась продолжающимися репрессиями. Павел, конечно, знал, что задуманная им кампания будет гораздо более эффективной, если она будет вестись под руководством папы. Но как он может убедить Бенедикта, погружённого по горло в борьбу за своё папство, обратить свою энергию на такое дело? Казалось бы, нет для этого причины. Однако Павел был умелым интриганом и скоро нашёл аргументы, чтобы убедить папу в том, что тот не только продвинет дело христианства, но ещё и получит бесценную поддержку своей позиции в качестве единственного настоящего лидера Церкви.