Атаманова казна

(Туманов)

Возвращение на базу было простым: проскакал проселком до Новотроицкого, после Шишмы полями обогнул Волчью Слободу, и не выезжая на дорогу аккуратно, по ручью заехал в лес, не оставляя за собой следов. А их полное отсутствие по пути у него самого начинало порождать нехорошие мысли и тревоги – всё ли ладно у казаков, цел ли обоз? На месте ли? Туманов придирчиво оглядывал окрестности, стараясь обнаружить хоть какой-то след, указавший бы на присутствие в лесу отряда или базы, но не находил – снег был девственно чист, только следы зверья и птиц местами цепляли взор. В заснеженном лесу стемнело быстро, уже в густых сумерках услышал окрик Суматова:

– Стой. Пароль.

– Тургай. Отзыв?

– Урал. Ура командиру!

Из-за большого дерева выскочил Суматов и улыбаясь подхватил под узцы Тумановскую лошадь…

Встречали с нескрываемой радостью – живой и здоровый, а значит всё в порядке. Жали руки, хлопали, лошадь увели в стойло, а самого усадили за самовар в просторной новой землянке из свежего сруба. Когда утихли первые эмоции, Филатов обстоятельно доложил, чем и как жили без командира.

Муку, как и было приказано, Филатов забрал сам, на следующий же день после отъезда Туманова. В соседней деревне взял телегу на время, оставив в залог червонец, и в течении дня перевёз полтора десятка мешков муки с мельницы в лес, припрятав недалеко от дороги. Телегу вернул, рассчитался с хозяином и до ночи успели перевезти мешки вьюками на базу. Рассудил так: коли столько муки припасено, стало быть зимовать будем тут, и надо готовить хозяйство к зиме. Без дела сидеть никому не дал: было решено обустроить новую землянку, попросторнее, утеплить сарай для лошадей и запасти больше дров. Филатов распределил не занятых в карауле по работам и всё споро двигалось: срубили сруб, сообща подняли его в отрытом котловане и закрыв в три наката завалили грунтом. Несколько в стороне отдельно срубили добротный нужник. Шумилов выложил из камней приличную печь, и течении недели заготовили достаточное количество дубовых дров, которые горели жарко, долго и давали меньше дыма. Аюпов обошел окрестный лес, чем он там занимался не говорил, но твёрдо заявил, что ближайшие дни можно не ждать незваных гостей, никто дорогу сюда сам не найдёт. За Туманова не переживали, знали, на что он способен, и верили в его удачу. Как было условлено, ждать его должны были не больше месяца, потом прятать обоз и выбираться всей командой к своим. После первого снегопада на Покров стало ясно, что двигаться дальше теперь не придётся, поэтому все настроились на зимовку и ждали Туманова. Вот и дождались.

– Одно неважно, командир, – Филатов почесал в затылке, – лошадей кормить скоро будет нечем.

Его поддержал Аюпов:

– Точна так, командир. Сена съели почти весь, зимой без овса никак не выйдет. Пока снег не лёг пасти можно был, тепер нет. Тепер толк наш лошадь сможет, который тебенить умеет.

Про башкирских лошадей Туманов разумеется был наслышан, да где их достать? Ну ничего, разберёмся своим чередом. О своих похождениях рассказал коротко, без излишних подробностей, акцентируя внимание казаков на фактах: фронт переместился на восток, и продолжит двигаться дальше; по зимнему времени обоз до фронта не доставить, подводы по снегу не пойдут, а сани груз не поднимут; самое главное – красные обоз до сих пор ищут, активно и по обе стороны фронта. Кроме того, есть все основания предположить, что после исчезновения Туманова из-под надзора в Бугульме, и его появления в Троицком, поиски обоза и отряда будут усилены кратно, вплоть до специальной операции. Снег теперь внёс свои поправки в планы, если установится снежный покров, то придется зимовать тут, Филатов рассчитал всё верно.

Снег сошёл через неделю. За этот срок успели разгрузить подводы и подремонтировать подвижной состав. Тому была своя причина – от долгого стояния под грузом подводы проседали, колеса деформировались, и со временем могли вовсе стать непригодными для движения. Груз решили временно закопать под навесом, лошади утрамбовали грунт копытами и схрон стал совсем неприметен. Оставили на подводах лишь ящики с оружием – пригодятся. А зима подступала – то вьюжила, наваливала снега и щипала морозом, потом отходила, давала место мягким оттепелям, слизывающим снег и делавшим дороги скользкими и непроезжими. На подводах ездить по таким дорогам уже было трудно, а на санях ещё рано. Пока лежал снег, с кормом для лошадей решили так: Филатов ещё раз наведался к мельнику, у которого брал муку, и сторговал у него весь запас овса и ячменя по цене муки, чему мельник, само-собой, был рад. Увезти всё сразу не выходило, договорились вывезти в несколько заездов, а пока забрал у него два десятка мешков, для чего пришлось купить в соседнем хуторе добротные сани – не искать же их каждый раз. Потом снег растаял, и убрал все санные следы.

Аюпов, по-началу, хмуро косился на падающий с неба снег и ёжился от утренних морозов, но ничего не говорил. Через некоторое время Туманов аккуратно попробовал выяснить у него, что за небывальщина произошла с ним в пещере, но тот ничего не знал ни о чём подобном, или не захотел рассказывать, но на Туманова после этого разговора стал поглядывать с ещё большим уважением, чем прежде.

Быт казаки наладили так: трое в карауле, трое на хозяйстве, трое отдыхают, через сутки меняются. Филатов контролировал весь процесс, следил за исполнительностью и бдительностью караула. Печи топили утром и вечером, избегая безветренных и ясных дней, когда дым от печи можно было заметить издалека. Впрочем, такая мера хоть и была оправданной, была тем не менее излишней – дубовые дрова горели почти не давая дыма, а утепленные загодя землянки не требовали долгой протопки, кроме всего, трубы были выведены в густой кустарник, рассеивающий дым в стороны.

Туманов не вмешивался в отлаженную опытом службу, догадываясь, что Филатов загружает казаков делом не по вредности характера, а оберегая их от расхолаживающих боевой дух разговорах и дум о домах и семьях, которые неизбежно возникают от долгого бездействия. Сам же часто, сидя на широкой лавке в землянке, смотрел на огонь в печи и размышлял, где и что там Дутов? Догадывается ли о положении дел с обозом? Что может предпринять им в помощь? Что делает теперь Шляхтич, как будет вести поиск? Не проще ли всем отрядом прорываться к своим, пока по ту сторону фронта у Шляхтича не появился новый осведомитель, взамен покойного Макарова?

Он верил, что атаман делает всё возможное для помощи, но также понимал, что постоянно возникающие военные и хозяйственные заботы и хлопоты много важнее десятка таких обозов, и помощь атамана будет, скорее всего, выражена в рейдах по красным тылам казачьей сотни, как максимум, и окажется действенной только при встречной активности самого отряда Туманова в прифронтовой зоне. А этой-то активности он сейчас лишён – обоз находился в глубоком тылу красных, да ещё в зоне внимания особого отдела красной спецслужбы, которая теперь должна землю рыть от усердия и стремления его обнаружить. Вспоминая разговор с Макаровым, уже часто сомневался – правильное ли решение принял, обозначив ложное направление обоза на Белебей? Вдруг окажется, что этот путь и станет для них единственно возможным в складывающейся обстановке? Успокаивало только то, что Макаров уже никому об этом не расскажет. Да и Шляхтичу сейчас нет нужды гадать, где обоз: Туманов тут, в тылу, а значит и обоз где-то рядом. Он не сомневался, что тот проведёт тщательное расследование всех обстоятельств появления Туманова в плену и его побега, и сделает единственно верный вывод: Туманов возвращался к обозу. Это сейчас для красных главное, и искать его они начнут по другому, с привлечением армейских формирований, которых тут из-за наступательной операции будет немерено. Он сам бы организовал сплошное прочёсывание лесных массивов по квадратам, а населённые пункты пропустил бы через сито повальных обысков и досмотров на дорогах. При изменении ситуации на фронте в ближайшие дни, и в случае его перемещения ближе, можно было рассчитывать на прорыв всем отрядом к своим, или перейти фронт самому и вернуться за обозом уже проведя фронтовую операцию. И ещё – время, оно работало против Туманова: неделя, другая и ляжет снег, на телегах обоз не вытащить. Выходило, что самым верным решением будет обустраиваться на зимовку тут, и вовсе не появляться где-либо в ближайшее время. Коротко говоря, приходилось ждать либо изменения обстановки, либо весны.

В то же время, без оперативного освещения отсиживаться в лесу критически опасно, следовало знать, чем дышит враг и какие шаги предпринимает. И Туманов решил так: коль за обоз и отряд можно было не переживать, Филатов службу знает, справляется и без него, значит лежать на лавке нечего, нужно попробовать сыграть со Шляхтичем на его поле, и в его игру.

Сборы были не долги, накануне обговорил детали с Филатовым и Аюповым, до половины ночи собирали его в дорогу (большую часть времени Аюпов возился с медальоном Туманова), подобрал одежку потеплее да неприметнее и следующим же утром выехал в сторону Слободы. Решил для начала пообщаться с мельником, единственным местным, с кем установились хоть какие-то деловые отношения.

Крайний раз он виделся с ним месяц назад, до событий на маслобойне, которые воспоследовали благодаря полученной накануне от мельника информации. Подъезжая к окраине слободы Туманов мысленно выругался: у мельницы было нехорошо…

Стоящее у ручья строение было окружено пятью подводами, около которых суетились люди в шинелях, несколько мужиков сноровисто таскали тяжёлые мешки из амбара в телеги, в белых от муки рогожных накидках. Распоряжался всем невысокий человек в кожаной тужурке, подхваченной ремнем с кобурой, стоявший между двух красноармейцев с винтовками. Сам мельник, в широком брезентовом плаще, отрешенно стоял на крыльце небольшой избёнки у плотины, безучастно глядя на то, как исчезает и рушится его, налаженное годами тяжёлого труда, хозяйство. Рядом с ним был мальчишка, который догнал тогда Туманова на дороге. Он стоял тоже молча, косясь на людей в шинелях и время от времени поглядывая на отца, словно ожидая от него чего-то. В дверях, за спиной мельника, прислонившись к косяку и закрыв нижнюю часть лица платком стояла и смотрела на всё происходящее средних лет женщина, без слёз и плача, словно увидела давно ожидаемую картину разорения. Соседей и односельчан не наблюдалось, улица была пуста, кроме двух представителей комбеда, активно поддерживающих процесс. Один из них азартно показывал руками в сторону амбара, другой дергал дверь небольшого хлева, улыбчиво кивая головой слышному громкому мычанию.

Туманов спешился, и ведя лошадь в поводу изобразил праздного любопытствующего, неспешно подходя к собравшимся.

– Ну што, хозяева, с мукой и зерном разобрались, – громко сказал человек в кожанке и твёрдо ступая по мерзлой земле подошёл к крыльцу, – ежели узнаю где ишшо чего попрятали, не взыщите, накажу по-пролетарски. А теперя давай, хозяин, отворяй сарай. Погляжу, што у вас тама за излишки.