Ставка на смерть

22

Исторический bal masque Люка проходил в доме, где каждый кирпичик был напоен историей. Зимой 1798 года Наполеон, тогда еще не завоевавший мир, заявил, что нужна загородная резиденция. Его внимание привлек прелестный загородный дом на окраине Парижа — шато Бельма-сон. Дом был в очень плохом состоянии, но Наполеон видел в нем огромные перспективы. И все же колебался. Его звезда только разгоралась, и он чувствовал, что не может позволить себе такую собственность на свою ничтожную зарплату военного.

Жозефина не разделяла его сомнений. В необычно холодном апреле 1799 года, пока новый Первый консул Франции и его армия убивали арабов и завоевывали Египет, мадам Бонапарт купила поместье, повесив на себя долг в триста тысяч франков. Зная, что скупой муж не одобрит ее покупку, Жозефина очень скромно обставила новый дом, надеясь, что мужу хоть это понравится.

Наполеон боготворил величественный трон Цезаря, поэтому Жозефина подумала, что смесь неоклассического и военного стиля ему должна понравиться. Она наняла архитектора Персье и дизайнера Фонтейна, и вместе они создали изысканный особняк в римском духе, который тут же начали копировать по всей Европе.

После того как Наполеона отправили в ссылку на остров Святой Елены, где он и скончался, Бельмасон стал историческим местом, открытым для посещений. Через эти комнаты прошли миллионы, причем французы ощущали смутную тоску по дням былой славы.

В конце концов дом постигла суровая участь. Много лет он простоял пустой, погруженный в полумрак, заброшенный и никому не нужный. Однажды Люка, который ехал верхом на встречу со своей любовницей, высмотрел этот дом среди деревьев. А узнав о его легендарной истории, предложил государству выкупить дом за наличные — неслыханный поступок. Его предложение приняли.

Bal masque был первым значительным мероприятием, проводившимся в новой резиденции Люка. Более двухсот пятидесяти гостей получили выгравированные приглашения на прием в честь нового носителя ордена Почетного легиона. Им предлагалось прийти на прием в костюмах времен Первой империи. Гостям обещали меню начала девятнадцатого века и оркестр, который будет играть вальсы и кадриль.

Пока Люка не стало слишком жарко, на нем был костюм, полностью повторяющий роскошное коронационное облачение Наполеона, даже отделанная горностаем шапочка. Мадам Ли, которая прекрасно владела искусством перевоплощения, оделась в бальное платье, изображая миниатюрную императрицу Жозефину. Султан Омана нарядился капитаном пиратов. Костюмы всех троих вполне соответствовали обещанной в приглашениях тематике вечера.

В начале десятого Люка на час ускользнул. Он быстро прошел в кабинет, чтобы принять звонок по безопасной линии. Звонить должны были из Пекина. Люка шепотом больше двадцати минут разговаривал с генеральным секретарем коммунистической партии. Его ближайший сторонник и товарищ по оружию капитан Шамутон появился из секретной внутренней комнаты в момент, когда Люка заканчивал разговор, и услышал, как будущий глава Франции сказал: «Все будет сделано точно так, как вы приказали, сэр».

Так поползли слухи о силах, стоящих за троном.

Когда часы пробили десять, маленький отряд драгунов в шлемах торжественно вошел в зал и остановился на паркете танцпола. Вальс быстро свернулся. Капитан громко произнес:

— Император желает переговорить с капитаном пиратов, когда тому будет угодно это сделать.

Султан Омана, почетный гость праздника, рассмеялся и поклонился своей партнерше. Он вложил в ножны оловянный ятаган, драгуны построились вокруг него, и маленький отряд удалился.

— Вы хотели видеть меня, ваше величество? — сказал султан, входя в библиотеку, но прозвучало это как-то глупо. Подобным дурачествам самое место на танцполе, но никак уж не в библиотеке Наполеона. Султан явно был навеселе.

— Следите за манерами и снимите шляпу, капитан, — попросил Люка с легкой улыбкой. — Вы в моем доме. Присаживайтесь, вы нетвердо стоите на ногах.

— Я, пожалуй, выпью немного во-о-он того бренди, если вы не возражаете.

Люка кивнул, и капитан налил бренди. Его рука дрожала. Он был уже немолод и до смерти хотел спать.

— A votre same, — султан поднял бокал. — Ваше здоровье, мой новый друг.

Люка в ответ приподнял сигару:

— Мы все висим на одной ниточке, не так ли?

Султану не понравилось сказанное. Он был достаточно трезв, чтобы различить нотку угрозы в голосе хозяина дома.

— Какие-то проблемы? — спросил араб.

— Не проблемы, скорее возможность их появления, — сказал Люка и поднялся с кресла, чтобы возвышаться над султаном.

— Мой дорогой друг, в устах дипломатов это слово всегда звучит угрожающе, — пояснил султан.

Люка улыбнулся:

— Вижу, что вино ваш разум не затмило.

— Продолжайте, продолжайте, — поощрил араб, осушив бокал и глядя на Шамутона в ожидании. — Я так и думал, что вы пригласили меня в Париж не только для того, чтобы повесить мне на шею очередную блямбу.

— Завтра утром ровно в десять состоится церемония вручения ордена Почетного легиона. Сразу после церемонии мы с вами дадим совместную пресс-конференцию. Ваше высочество, вы объявите, что приглашаете Францию прийти на помощь вашей нации во времена больших потрясений…

— Потрясений? Но у меня в стране нет…

— Позвольте мне закончить. Потрясения, связанные с некими экстремистскими подразделениями, проникающими в вашу страну с севера через границу с Йеменом и сеющими беспокойство и раскол среди вашего населения. Иностранцы, которые хотят подорвать ваш авторитет и свергнуть ваше правительство. Так как ваше правительство состоит из вас, поскольку вы правите страной единолично, вы, о могущественный султан, идете на эти односторонние меры, чтобы защитить свой суверенитет.

— Какие меры? — в ужасе спросил султан. Его лицо под шелковым тюрбаном побагровело.

— Мудрые и разумные меры — приезжаете сюда во Францию и просите меня о помощи. О защите. Вы попросили меня послать войска в вашу столицу Маскат. Ну и, конечно, на нефтяные месторождения. Мы должны любой ценой обеспечить непрерывное поступление нефти.

— Это безумие! Я не собираюсь принимать в этом участия! — султан поднялся со стула и, спотыкаясь, сделал несколько нетвердых шагов назад, пока Шамутон не поймал его в свои объятия.

— Боюсь, что у вас нет выбора, ваше превосходительство. Вы знакомы с моим дорогим товарищем, мадам Ли?

— С кем? — переспросил араб, хватая ртом воздух. Ша-мутон крепко прижимал револьвер к его затылку.

Миниатюрная восточная женщина, за которой тянулся шлейф в несколько ярдов золотого атласа, появилась из темного угла.

— Bonsoir, messieurs, — прощебетала женщина.

— Вам она известна как императрица Жозефина, месье.

— Мадам Ли? — пробормотал султан.

Мадам Ли, все еще одетая в роскошный костюм Жозефины, быстро прошла через комнату и встала перед арабом. Султан стал понимать еще меньше, когда женщина стянула с головы украшенный драгоценностями парик и предстала перед ним с совершенно лысой головой. Мадам Ли явно была мужчиной, и при виде татуировок на лысом затылке ужас в глазах султана разгорелся еще сильнее.

— Я мадам Ли, — сказал Ху Ксу. Он открыл крохотную, отделанную блестками вечернюю сумочку, с которой был на балу, и достал оттуда маленький скальпель. Араб отшатнулся, но Шамутон держал его крепко.

— У вас есть два пути, — сказал Люка. Теперь он сидел на краю стола, наслаждаясь сигарой и разворачивающейся на его глазах драмой. — Первая — воспользуйтесь возможностью и пригласите наши войска и корабли в Оман. И вторая…

— Какой возможностью? — закричал арабский правитель.

— Возможностью, которая подарит бесконечно долгое счастье и здоровье вам и вашей семье, — улыбнулся Люка. — Для вас ничего не изменится. Ровным счетом ничего. У вас останутся дворцы, «роллс-ройсы», самолеты и яхты.

— Но когда я буду смотреть из окна своего дворца в Маскате, я буду видеть французскую униформу.

— Именно.

— А нефть?

— У нас есть очень жадный покупатель на Востоке, о могущественный султан. В ближайшем будущем я буду богаче вас.

— Китайцы?

— Думайте что хотите.

— А если я придам огласке этот возмутительный инцидент? — султану явно удалось взять себя в руки. Все признаки опьянения исчезли. — Выйду к журналистам и разоблачу перед камерами ваше истинное лицо? Расскажу им, что вы лжец, вор и…

— Я думал о подобном развитии событий. Вы пожилой человек. Уверен, что ваша жизнь не так уж и много для вас значит, — в голосе Люка сквозила холодная ирония. — Но жизни членов семьи? Друзей?

— Что вы такое говорите? Великий Аллах, да если вы хоть что-нибудь им сделаете, я…

— Вы что? Что вы можете сделать, мой дорогой султан? Послушайте меня одну минуту. Потом решите.

— Скажите этому человеку, чтобы он меня отпустил. И скажите этому странному созданию, чтобы оно убрало нож. Я вас выслушаю.

— Очень хорошо, — Бонапарт кивнул Шамутону и Ху Ксу, и они отошли. — Мой дорогой друг, у вас есть Национальный музей, который когда-то был важным фортом на острове Масара. Это так?

— Форт Махуд, — голос султана заметно дрожал. — Когда-то там располагалась штаб-квартира фельдмаршала Эрвина Роммеля.

— Да. Так вот, ваше превосходительство, именно там сейчас находится ваша семья — жены, дети, внуки. Некоторые служащие… Со времени вашего отъезда из Омана они все находились под моей защитой. Не беспокойтесь, мои люди в Омане защитят вашу любимую семью от террористов, которые попытаются причинить им зло.

— Нов моей стране нет террористов, — сказал султан, из него словно весь воздух выпустили. — Мои люди живут в мире со всеми народами.

Бонапарт улыбнулся ему так, как улыбаются неразумному ребенку.

— Никто не живет в мире со всем миром, ваше высочество. Вы, конечно же, слышали о растущей за пределами столицы угрозе со стороны ультраправой христианской группировки? О том, что йеменские силы подтягиваются с юга? Да, султанату Омана грозит серьезнейшая опасность.

— Боже мой! — сказал султан, опустив голову. Каким же он был дураком. Тщеславие притупило его защитные инстинкты, и он недооценил этого человека. Он был ослеплен блестящей перспективой получения ордена Почетного легиона, значение которого он внешне приумалял, но на самом деле давно мечтал получить.

— С этого момента и вы тоже находитесь под моей защитой, — улыбаясь, заявил Люка Бонапарт. — До поры до времени. Сразу же после произнесения вами речи и окончания пресс-конференции вас тайно доставят в Оман, где вы сможете присоединиться к семье.

— И мы будем пленниками островного форта?

— Это временная мера, уверяю вас. Как только будут установлены системы, позволяющие перенаправить оманское производство нефти, ограничения для вас и вашей семьи заметно смягчатся.

— Хотелось бы присесть. И может быть, выпить еще бренди.

— Пожалуйста. Позвольте, я вам сам налью, ваше превосходительство, — сказал Люка и занял место прямо напротив своего новообращенного союзника. — Возможно, вы знаете один из моих любимых стихов, который начинается словами: «В делах людей прилив есть и отлив»[21].