Счастливый рыжий закат

Милорд Бартон сел под одобрительный шепот коллег.

— Получается, — притворно развел руками Фредерик Тигверд, — что все, кто обучается на направлениях, что вызвали мое неудовольствие — лишены магии? Как такое возможно?! Это же дети аристократов?!

— Ситуация немного другая, ваше величество, — поднялся заведующий кафедрой международных отношений. — Понимаете, наши коллеги с факультетов стихий помогают нашим студентам совладать с магией. Но не более. И это не ставится в приоритет.

— А что, простите, «ставится в приоритет»?

— Мы развиваем в них гармоничные личности, и поэтому недопустимо работать с ними так же, как с солдатами.

— По-моему, вы развиваете в них ничем не обоснованное тщеславие, — прищурился его величество. — И если так будет продолжаться дальше, то и студенты, и те, кто их обучал — все понесут наказание.

— Но, ваше величество! — выдохнул пораженный заведующий кафедрой.

— У вас год, чтобы изменить ситуацию. И если для того, чтобы объяснить всю серьезность своих намерений мне придется разжаловать в солдаты ряд студентов — я пойду на это. Если придется применить поражение в правах — я это сделаю.

Уходил его величество в такой же гробовой тишине, что и появился — только смотрели все теперь не на меня, а на него.

— Итак, — невозмутимо проговорил барон Гилмор. — Его величество дал приказ. Следовательно, он должен быть выполнен. Сейчас — четверг. Время на обдумывание — до понедельника. В понедельник — совещание с заведующими кафедрами. С утра.

— У нас занятия, — злобно ответили сразу несколько заведующих.

— Хорошо. В пятнадцать тридцать, я жду вас с планами работ и отчетами. Во вторник — с утра, перед занятиями — общее собрание всех студентов. Будем беседовать. Как вы думаете, надо оставлять отдельно первый курс?

— Много чести, — прозвучало дружно.

— Расскажите — какие методы воздействия на студентов применялись до сих пор? — спросил барон Гилмор.

— По результатам первой сессии. Зимой, — раздался общий галдеж.

— Отвечайте по одному! — нахмурился военный. — Герцогиня Моран, например. Прошу Вас, герцогиня.

«Вот, спасибо» — подумала я, но послушно поднялась.

— Мы честно предупреждаем студентов, о том, что после первой сессии будут отчисления, — начала я — и коллеги согласно закивали. — Кроме того, есть многолетнее негласное соглашение, что сессии у студентов первого курса — зимняя и летняя, принимаются максимально жестко. Особенно у тех, кто пропускал занятия. Или был дерзок.

— При этом родителей, насколько я помню, вы особенно не извещаете, — проворчал барон Гилмор.

— Об отчислении — обязательно. По факту, — склонила я голову. — С родителями, как вы знаете не понаслышке — вообще сложно. Преподаватели — всегда виноваты, дети — незаслуженно обижены.

— У вас ведутся журналы посещения? — поспешил сменить тему заместитель ректора.

— Семинарских занятий — безусловно, — кивнула я.

— А лекции?

— На усмотрения преподавателя. Я, например, не веду. У каждого из нас на лекциях — поток. Четыре группы по тридцать человек. Иногда — больше. Устраивать перекличку — долго. Пускать листок по скамьям — бессмысленно.

— Почему?

— Потому что друзья и товарищи впишут отсутствующих, — под одобрительный гомон сообщила я военному известные каждому преподавателю вещи.

— Да. Вы правы, — задумался барон Гилмор. — В военной академии с этим проще. На занятия — строем. Опять же — наказания. Чистка конюшен, мытье туалетов, работа подсобными рабочими на починке казармы — все это необыкновенно хорошо влияет на неокрепшие умы…

— Увы, — чуть поклонилась я ему. — Боюсь, что все эти меры воздействия у нас, в гражданском учебном заведении, не пройдут. Хотя бы потому, что по уставу, мы не имеем на них права.

— У вас что — студенты не отрабатывают провинности?!

— Отрабатывают, конечно. Целители убирают госпитали. Работают в теплицах с растениями.

— Остальные?

— Дополнительные рефераты, библиотека, — отчитался заведующий кафедрой международных отношений.

Преподаватели закивали.

— Значит так, — принял решение барон Гилмор. — С понедельника — заводим журналы — и отмечаем присутствующих и отсутствующих на всех парах. Единообразно.

Недовольный гул возмущенных голосов.

— Я понимаю, это — тяжело. Однако необходимо. Кроме того. Сообщать родителям результаты посещаемости и исполнения дисциплины еженедельно.

— На одного куратора — поток, — сказала я, когда шум немного стих. — Те же четыре группы по тридцать человек.

— Я подумаю, что можно сделать. Господа. Дамы. Все свободны.

На этом и разошлись.

Аллея, густо усыпанная розовыми лепестками гарбовых деревьев. Раньше я любила это время. Лепестки начинают увядать, и сладкий запах становится сильнее. Сейчас же… Он будто душил.

Вечер. Тоскливо озираюсь — не мелькнет ли где рыжий хвост. Идти домой? Невозможно… Немыслимо! Пойду в госпиталь — проведать подопечных. Так пройдет еще пара часов, и, может быть, Чуф объявится.

За мною числились две палаты. Дежурств по госпиталю у целителей как таковых не было. Если была необходимость в специалисте, администратор вызывал того — чья по очереди была ночь. Если было что-то массовое, целителей вызывали, используя тот или иной код. Красный код — угроза эпидемии. Как в случае с изумрудными клещами. Тогда поднимали всех. Оставляли в госпиталях и больницах минимум специалистов, остальных — на ликвидацию чрезвычайной ситуации.

Я вошла в здание. Тишина. Покой. Дети выздоравливали, новых поступивших — не было.

Проведала двух братьев, которых еще три дня назад вытаскивали вместе с миледи Бартон. Одному двенадцать, другому — девять. В последние дни каникул мальчики отправились в горы. Упали в расщелину. Военные искали двое суток. Нашли. Доставили к нам. Обезвоживание. Многочисленные переломы.

Никогда не забуду глаза их матери. Глаза, полные счастья. Женщина осознавала, что детей нашли. Верила, что их вылечат. Сколько же мужества нужно иметь, чтобы взять себя в руки, довериться профессионалам. Не показывать свой страх. Не стенать, не голосить, не выть в голос. Она лишь искренне благодарила всех. За то, что нашли. За то, что лечат. Побольше бы таких родителей…

— Лежать будете столько, сколько потребуется, — строго ответила я на жалобы сорванцов. — А попробуете встать раньше времени, приставлю надзирателя!

— Ладно-ладно, — примирительно поднял руки старший. — А когда будет можно?

— Когда мне состояние твоего позвоночника понравится!

Домой пришла поздно. Чуф уже спала, свернувшись калачиком на ковре у камина. И я пошла спать. Заснуть и проснуться. Пережить еще одну ночь. Ночь без него…

С утра в пятницу было всего две пары, и я решила прогуляться по городу. Прогулки по Роттервику — еще один способ убить время. Я понимала, что не живу, а жду, когда он вернется. Понимала что это, наверное, не правильно. Но ничего не могла поделать. У меня не было опыта. Я еще даже не знала толком, что такое быть вместе с любимым, а уже училась быть врозь…

Красоты города меня особо не интересовали. Мост — и мост. Дом — и дом. Дворец — и дворец…

Какая разница? Небо, море или лес все равно милее.

Выпила чай с пирожными в кафе на берегу реки Тервики. И не потому, что хотелось есть. Просто… Убить время.

Площадь Цветов перед университетом жила своей жизнью. Как всегда, перед выходными, много народу. Я брела среди гуляющих, опустив голову и размышляя о том, как же я несчастна и одинока, когда резкие выкрики заставили вздрогнуть.

Огляделась, обнаружила высокий помост, большое количество молодых людей в мантиях.

Мантии… Студенты? Вечер пятницы. Интересно. Прислушалась.

— И мы не допустим подобного произвола! — кричал один из них в толпу. — Кто честь и достоинство империи?! Власти добрались до студенчества… Свобода! Мы требуем…

— Что случилось? — спросил у меня пожилой мужчина, что держал за руку девочку лет пяти. — Мы тут собрались погулять по университетскому парку — а тут такое.

— Скорее всего, студентам объявили, что с понедельника будут отмечать прогулы семинарских, и лекционных занятий, — задумчиво сказала я.

— Вот лентяи! — покачал мужчина головой.

Я согласно кивнула, подумала и добавила:

— Можно совет, мой господин?

— Да, миледи.

— Я — целитель, — показала знак на ладони. — Вы с маленькой девочкой очень рискуете. Если толпу напугают… Любое резкое движение. Вы понимаете?

— Спасибо, — горожанин побледнел, подхватил девочку на руки и стал выбираться.

Пожалуй, он и маленькая девочка были единственными, кому это удалось.

Минут через пять, площадь окружили.

— Операция военных служб! — раздался над площадью усиленный магией голос. — Всем оставаться на своих местах!

В ответ полетели камни. Видимо, студенты запаслись ими заранее. Камни пробивали щиты — значит, их зачаровывали. То есть опять-таки — готовились. Спланированная акция. Плохо… Очень плохо.

Раздался истошный крик.

Толпа качнулась — как единый организм. Вздохнула. Выдохнула. И началось самое страшное — паника.

Я почувствовала, как меня против воли выволакивает в портал — в безопасное место. Браслет! Я попыталась схватить всех, кто был рядом…

— Спокойно! — закричала людям, которые в ужасе заметались по нашей с Раймоном квартире. — Мы выбрались — это главное!

Бледная Жанин уставилась на меня, в ногах служанки мелькнул рыжий хвост.

— Миледи, что случилось?!

— Тяф! Тяф! Тяффф! Ррррр…

— Жанин, проводите гостей, — распорядилась. — Я подниму тревогу. Чуф…Чуфи, иди ко мне! Все хорошо… Ну, что ты? Испугалась? Все хорошо…

— У вас артефакт переноса? — спросила женщина, которую я схватила за руку в последний момент.

— Именно. А сейчас — простите.

Люди ушли в сопровождении служанки — я даже не запомнила никого, кроме этой женщины, что задала мне вопрос.

Глубоко вздохнула, настроилась на связь с целителями. И громко, четко объявила:

— Тревога! Тревога! Код — желтый. Повторяю: код — желтый! Беспорядки на площади Цветов. Используются усиленные магией камни. Покалеченные. Пострадавшие в давке. Внимание! Беспорядки на площади Цветов. Код — желтый! Идет военная операция.

Поднялась наверх, за своим саквояжем, и отправилась назад.