Ошибка исключена

Глава десятая

Гани тормозил движение басмаческого отряда, Он старался, но разве человеку сравниться с лошадью!

Сайтбай раза два подхлестнул пленного плеткой. Мрачными были лица других бандитов. Видно, отряд запаздывал к ночлегу, к сытному ужину. И опять-таки виной тому был этот некстати появившийся красноармеец. Уж лучше бы ему погибнуть под выстрелами Сайтбая. А ведь тогда они все желали, чтобы Сайтбай промахнулся.

«Прикончат они беднягу, — подумал сотник. — Для них главное — забот в жизни иметь поменьше. И в животе чтобы не урчало. Запрети своевольничать, разбежится на другой день все это славное воинство. А парня Исламбеку надо представить. Вдруг его сведения цену имеют?». Сотник подъехал к Гани, лениво произнес: — Эй, парень, забирайся ко мне. — Он вынул из стремени правую ногу, натянул поводья, на какое-то мгновение остановил коня.

Для быстрого Гани и этого было достаточно. Умостившись на широком крупе скакуна, он теперь боялся прикоснуться к халату своего покровителя, чтобы не вызвать у него сожаления о проявленном великодушии.

— Век буду молиться за вас.

— Помолись лучше, чтобы успели к ночлегу. И не застали в ауле красных воинов. Вдвоем на одном коне нам тогда не уйти. Ты ведь не хочешь со своими вновь встретиться?

— Не хочу, аксакал! — Гани в припадке чувств прижался щекой к шершавому халату сотника.

Он давно уже приметил, что басмаческий отряд все дальше и дальше уходит по пескам от реки. Видно, где-то впереди оазис, крупные населенные пункты, а значит, и красноармейский разъезд.

Расположились на ночь в каком-то кочевье. С бархана открылась впадина, а на уплотненном близкой влагой песке — три островерхие юрты. Рядом устраивались на отдых верблюды, чуть в стороне — темное стадо баранов.

Ветерок донес запах жилья и дыма. В другое время на это не обратили бы внимания, сейчас — слаще и желанней не было, кажется, ничего на свете. Хозяин — высокий, худой туркмен — подобострастно принялся отбивать поклоны Сайтбаю. В спешке он не смог определить, кто в банде главный.

Приняв дань уважения, Сайтбай указал плетью на сотника. Хозяин вконец растерялся.

— Мы наказываем тебя за оплошность двумя баранами, — сказал сотник. — Гани, помоги несмышленому.

Спал ночью Гани крепко, без сновидений. Правда, в юрты его не пустили, там едва хватило места для воинов Исламбека. К общему блюду с мясом перебежчик тоже не пробился. Но ведь он хозяйничал у котла. Закладывал, а потом вынимал куски баранины...

Его разбудило пенье жаворонка. Рассвело, наверно, давно, а солнце все пряталось за песчаной грядой. Вот серая птичка упала сверху, быстро-быстро запрыгала, выискивая на земле корм.

Хозяин, кроме всего, одарил бандитов пятью баранами. То был своеобразный налог, не выплатить который он просто не решился. Гани видел подернутые грустью глаза туркмена. Но смешно в его положении было сочувствовать кочевнику. Он ведь даже не знал, сколько времени ему гнать по раскаленному песку этих несчастных животных.

Гани направил баранов по следу отряда. Всадники были едва видны впереди. Пленный мало их беспокоил. Куда ему, пешему, деться в пустыне, где на десятки километров сыпучий песок?

Но красноармеец не страшился встречи с Исламбеком. Казнить его бандитам было не за что. Но они все же могли, проявив осторожность, упрятать его куда-нибудь в обоз, под надзор недоверчивых стариков.

Надо понравиться Исламбеку. Только как это сделать? В грязной одежде, босой, уставший до крайности, он мало походил на человека, способного уверенно держаться в седле.

Во второй половине дня Гани увидел какое-то сооружение, напоминавшее кирпичную заводскую трубу. Сооружение это расплывалось в мареве и казалось надломленным где-то посредине.

Басмачи оживленно заговорили между собой. Они находились впереди на порядочном расстоянии, поэтому слов Гани не расслышал. Только отряд вскоре свернул влево... Тут Гани и догадался, что виден один из минаретов древней Хивы. Он служит для отряда ориентиром. Значит — близок конец пути.

Отряд встретился с конным разъездом. Вскоре все они ускакали, оставив Гани наедине с баранами. Он гнал их по следам лошадей не меньше часа, прежде чем увидел деревья, десяток глинобитных домов и яркую зелень клеверников. Это был самый край оазиса. Бури заносили поля песком. Но люди всякий раз вновь отвоевывали их у пустыни.

Во дворах было много расседланных лошадей. Аул оттого выглядел оживленнее, чем обычно.

Гани подогнал овец к небольшому арыку, где они напились застоявшейся воды. Смиренно присел рядом, подумал: «Если понадоблюсь, разыщут». И точно, он услышал презрительный окрик:

— Эй! Пошли на исповедь. — Сайтбай смотрел на перебежчика с прежним озлоблением. Баранов он поручил подошедшему вместе с ним бандиту, а Гани взмахом руки показал, куда следует идти.

В этом ауле, как успел заметить Гани, не было богатых домов. Поэтому он не сразу определил, где квартирует главарь банды.

Исламбек выглядел почти так, как представлял его себе Гани. Небольшого роста, упитанный. Лицо окаймлено черной бородой. На бритой голове старая тюбетейка. Именно на нее уважающие себя мусульмане летом надевают большую барашковую шапку. «Обычный феодал среднего достатка», — подумал Гани, упав перед Исламбеком на колени. Сайтбай остался за спиной.

— Подними голову, джигит, — произнес Исламбек.

Гани, выполнив приказание, тотчас встретился с холодными, проницательными глазами. Тоскливо заныло сердце. Но он выдержал этот взгляд.

— Так что же тебе не понравилось у красных воинов? — спросил Исламбек, прищурившись. — Они в городах. У них — власть. Кое-кто из моих соратников, если бы представилась такая возможность, с удовольствием перебежал бы к ним.

Сотники, сидевшие на одеялах вокруг своего предводителя, неодобрительно зашумели. Исламбек приподнял руку, приказывая замолчать.

— Я мирный человек, соскучился по семье, дому. Я не люблю, когда в меня стреляют, — нашелся Гани.

— Я тоже этого не люблю, — согласился со вздохом Исламбек. — А как быть? — Он взялся в раздумье за бороду. Ждал ответа. Но Гани подсказывать не торопился.

— Не знаю, — произнес он смиренно.

— Ну, а что ты можешь делать?

Подумав самую малость, Гани ответил:

— Бегать.

Исламбек удивился настолько, что с него враз слетела напускная важность. Он повернулся к сотнику, привезшему Гани, требуя разъяснений.

Сотник, гася улыбку, рассказал о том, как перебежчик спасся от красных. Как затем он выиграл пари у лучшего стрелка отряда Сайтбая. Исламбек рассмеялся.

— Да, верткий джигит. Без всякого сомнения. Но нам умение твое ни к чему. — Исламбек смотрел на Гани теперь весело. — У нас это могут делать многие. Особенно хорошо все бегут, когда красный пулемет заработает.

Исламбеку шутка своя понравилась. Он долго над ней хохотал, вскидывая и вновь опуская на колени короткие, толстые руки. Смех он прервал неожиданно — до его сознания дошел, наконец, смысл сказанного перебежчиком.

— Бегать, значит, умеешь? — переспросил Исламбек, чтобы вернуть присутствующих к началу разговора. — Убежал от красных, убежишь от нас?

— Конь нужен. И другая одежда.

— Украдешь!

— Я мусульманин. Воровать запрещает коран.

— Неплохой ответ. А как коня добыть думаешь?

— В бою.

— Рубишь? Стреляешь?

— Стреляю.

Исламбек заинтересованно спросил:

— С пулеметом обращаться умеешь?

— Конечно.

Курбаши выпрямился, с прежней важностью осмотрел своих приближенных, а сотнику, с которым прибыл Гани, милостиво улыбнулся.

— Сайтбай проводит тебя, воин. Одна длинная, две короткие. — Исламбек показал рукой, какими должны быть очереди из пулемета. — Мы услышим — и одарим тебя конем, одеждой. А исполнишь свой долг мусульманина, отпустим с миром домой, осыпав наградами.