Ошибка исключена

Глава пятнадцатая

Моисеев шел на работу радостно возбужденным. Причиной тому, конечно, было донесение, которое ему доставил на рассвете Прокофий. Заместитель председателя ГПУ торопился встретиться с Фаттаховым. На середине пути, как раз у мостика через канал, он остановился, чтобы перевести дыхание. «Солнце едва поднялось, а духота уже стоит невыносимая, — подумал Сергей. — Вот почему с середины дня город замирает. И кустари, чтобы успеть заработать на хлеб, встают первыми». Моисеев имел в виду сейчас старика Разыкула, который, кроме всего, намаялся в дороге, спеша доставить записку от Джамал Идрисовой. Моисеев намеревался уже пойти дальше, как вдруг у самого затылка просвистела пуля. Испытывать дважды судьбу не следовало. Моисеев пошатнулся, затем стал медленно клониться к перилам мостика. Краем глаза он видел, как с плоской крыши дома скатился человек. Винтовку он оставил. Так удобнее скрыться. Чекист усмехнулся. Он мог сейчас убить бандита выстрелом из нагана. Но сдержал себя, испугавшись, что непредвиденный этот случай может задержать операцию, которая уже началась. Всю оставшуюся до управления дорогу Моисеев ругал себя за самонадеянность. Не следует нигде появляться одному. Первым, кого увидел в управлении Моисеев, был Реджепов. На полном его лице промелькнула растерянность.

— О-о! Вы сегодня так рано! — воскликнул он неуверенно. Моисеев прошел к Фаттахову. Тот, здороваясь за руку, спросил:

— Что сердитый, Сергей?

— Стреляли в меня на мосту, — сказал Моисеев.

— Кто?!

— Я дал тому человеку возможность скрыться — чтобы не повредить операции.

Моисеев оглянулся на дверь кабинета. Фаттахов его понял. Рассмеялся и указал на граммофон, который стоял на тумбочке справа от стола.

— Есть у меня тут пластинка: духовой оркестр исполняет «Амурские волны». Заведу я ее, а сам — из кабинета. Под дверью постою, под окнами, и в соседних комнатах бывал — не прослушивается.

— Ну, хорошо, — неохотно сдался Сергей Петрович. — А Реджепова ты все-таки ушли с глаз долой. Пусть сходит в штаб полка. Там у них уже заготовлен приказ о выступлении частей против Джунаидхана.

— Значит, все-таки Реджепов? — спросил Фаттахов. Трудно ему было поверить, что человек, с которым вместе работал, к которому не раз ходил в гости и приглашал к себе, коварный и беспощадный враг.

— Покончим с басмачами, Сергей, и тебе вот здесь, — Фаттахов показал из окна на улицу, — напротив чека, поставлю памятник. На свои деньги. За три года вперед отдам зарплату до последней копейки!

— Спасибо, Исмаил, — Моисеев улыбнулся. Настроение его снова поднялось. — Я согласен, но с небольшой оговоркой. Поставишь памятник в том случае, если меня вдруг сразит бандитская пуля.

Фаттахов сделал протестующее движение, но Моисеев уже перешел на другое: — Исмаил, приглашай Реджепова.

Явился приглашенный посыльным Реджепов. Председатель политического управления продолжал оживленно говорить со своим заместителем. Фаттахов нахваливал плов, приготовленный не с мясом, как обычно, а с сушеными абрикосами и изюмом. «В песках в жару мяса, конечно, не будет, — отметил про себя Реджепов. — Ясно, до этого речь у них шла о предстоящем походе». Потом он удивился выдержке Моисеева. Глупая случайность спасла его сегодня от смерти. А он выглядит так, будто вернулся с хорошего пира. Железная выдержка! Тигр — который ступает мягко, неслышно, а сам хорошо все видит вокруг. Председатель политуправления обернулся, наконец, к Реджепову.

— Аманбай, по нашим предположениям, — Фаттахов для убедительности извлек из кармана серебряные часы, — в штабе уже готов приказ о выступлении в пески войск гарнизона. Достаньте, пожалуйста, для нас копию...

Реджепов с готовностью закивал.

— Итак, полчаса в нашем распоряжении. Может поставим вальс «Амурские волны» для полной надежности, — сказал Исмаил, когда начальник оперативного отдела удалился.

— Всех сотрудников хочешь собрать под дверью?

— Ладно, давай без вальса.

— Рыба клюнула на приманку. Поступили сведения, что Исламбек сзывает к себе главарей всех бандитских шаек. Думаю, двух-трех дней ему хватит. Если он будет располагать бо́льшим временем, может ненароком разгадать и наши замыслы.

— Ненароком, это что означает?

— Ну, случайно или подумав... Нельзя считать его совсем дураком.

— Согласен.

Фаттахов поднялся. Подошел к граммофону. Под иглой зашипела заезженная пластинка.

— Утвержденный нами план начинает осуществляться, — произнес он. — А возможность ошибки?

— Ошибка исключена, — убежденно ответил Моисеев и, поднявшись, по военному вытянулся.

— Кто против?.. — весело спросил Фаттахов. — Кто воздержался? Принимается единогласно.

Когда вернулся Реджепов, он немало удивился беспечности руководства политического управления. Сидят слушают музыку. «Хотя почему бы им не развлекаться, — тут же подумал он. — Поездка с кавалерийским полком в пески — не больше чем прогулка. Воевать будут другие, их задача допрашивать пленных, если таковые окажутся. Ну ничего, возьмем город, обратимся к Джунаиду, чтобы ударить с тыла, когда красноармейцы попытаются вернуть здесь власть».

Реджепов протянул Фаттахову пакет с сургучными печатями и отступил на шаг, ожидая дальнейших указаний.

— Садитесь, — приказал председатель ГПУ. — Тебе доверяем город, какие же могут быть от тебя секреты?

Он надломил красные печати. Сургуч мелкими кусочками посыпался на сукно стола. Конвертом Фаттахов собрал его в кучку. Наконец лист бумаги был извлечен.

— Приказ номер сто тридцать девять, огласить перед строем красноармейцев двадцатого в восемь ноль, — прочитал председатель ГПУ. Он посмотрел поочередно на Моисеева и Реджепова. — Сегодня девятнадцатое... «Подкупленный заморским золотом, снабженный английским оружием Джунаид, вождь одного из туркменских племен, установивший в свое время кровавую диктатуру в Хиве, вновь идет на нас, чтобы безжалостно ограбить мирное население, насиловать женщин, вырезать и предавать огню целые кишлаки. Советская власть, которой одинаково близки интересы и нужды всех трудящихся без различия на национальности и вероисповедания, сочла необходимым уничтожить агента заокеанской буржуазии. В деле борьбы с разбойником Джунаидом мы найдем помощь как со стороны других туркменских племен, так и всего мирного населения республики. Всем своим поведением, товарищи красноармейцы, вы должны показывать дисциплинированность, высокую сознательность. Итак, вперед, красные воины! И пусть наше наступление принесет гибель английскому приспешнику Джунаиду. Да здравствует Советская власть! Да здравствует мирный союз всех трудящихся! Ура, товарищи!»

Фаттахов молча свернул приказ и вместе с конвертом спрятал его в железный ящик.

— Хорошо пишут штабисты, — сказал он со вздохом. — Итак, завтра выступать. Ну а мы присоединимся к частям немного позднее.

— Пришел мой час! — внутренне торжествовал Реджепов. — Сколько я ждал этого! Льстил, прятал от всех свою ненависть...

Позднее, когда ярость близкой победы — а он был в ней совершенно уверен — немного поулеглась и вновь появилась способность реально взглянуть на вещи, он подумал что наверное ему лучше будет остаться в тени. Впустить бандитов, а самому бежать, или на время оказаться в зиндане с уцелевшими красноармейцами. Исламбек тогда похозяйничает тут на славу! Но он сомневался в том, что буржуазные националисты сумеют удержать власть. И все-таки тщеславие неодолимо толкало его использовать представившуюся возможность, чтобы стать во главе буржуазного правительства Хорезма. Это — единственный шанс, другого жизнь не предоставит. А Исламбек? Не предъявит ли он своих претензий? Нет-нет, Исламбек достаточно туп, чтобы разбираться в политике, а тем более — направлять ее. С него хватит поста военного назира. Но сомнения и после того, как принял решение, продолжали терзать Реджепова. Поступить видно, придется так, как подскажет обстановка. Голова одна, и рисковать ею старый лис не собирался. До сих пор беды его обходили. На удачу надеялся он и теперь. Главное, впустить в Хиву бандитов Исламбека. Да, мысленно он так и называл их: бандиты, ибо ему самому нравились люди идейно убежденные.