Ошибка исключена

Глава четырнадцатая

Дом, в котором располагался Гани, соседствовал со штаб-квартирой Исламбека, и он мог хорошо слышать все, что происходило там во дворе. А вот увидеть не мог — мешал высокий забор.

Поэтому днем лучше было чем-нибудь заниматься у фасада дома, чтобы контролировать улицу села, на ночь же Гани, ссылаясь на духоту, оставался во дворике, на супе[2], укрытой сверху развесистым урюковым деревом.

Как-то в полночь его разбудил конский топот. У калитки и во дворе постовые в это время дремали.

— Пропусти. Важные сведения из Хивы, — произнес всадник, приглушив голос.

— А другого времени у вас для этого нет? — проворчал сонный охранник. — Рассердим хозяина.

— Новость хорошая. Хозяин вас наградит. — Тонко пропела калитка. Шаги проследовали во внутренний дворик. Опять скрип, теперь уже басовитый, — это дверь дома. Неяркий свет из окна осветил верхние ветки дерева, под которым лежал Гани.

Вскоре человек уехал. Он торопился, так как погнал своего скакуна сразу вскачь.

Важное сообщение должно было побудить курбаши к каким-то действиям. Но в доме вновь установилась тишина. Только утром на совет были вызваны сотники. Проходил совет в очень узком кругу, что означало — тайна важная, разглашению не подлежит.

Гани все это время крутился на улице. Напоил своего коня, подкинул ему свежего клевера, а потом принялся неторопливо его чистить.

Гани видел, как сотники — их было всего пять человек — вышли от курбаши.

— Здравствуй, Гани. Люблю аккуратных воинов, — рядом оказался командир головного отряда, в котором значился пулеметный расчет. — Поедешь по важному делу. Оружие оставишь. Путь предстоит дальний. Ты знаешь аул... — Сотник запнулся. Вспомнил, что воин не из местных жителей. — Я позабыл, я совсем позабыл...

Досадливо махнув на Гани рукой, он двинулся дальше. Ему предстояло подобрать другого джигита, непременно смышленого и добросовестного. А почему? Потому что курбаши — это к вечеру в отряде знал каждый — вздумал собрать под свое начало все мелкие шайки округи. Недобросовестные могли вскоре вернуться, сказать, что не нашли нужных людей. Как их проверишь!

Дождавшись утра, Гани стал собираться в дорогу. В ауле знали, если кто-либо седлает коня и не берет с собой оружие, значит едет он в Актерек, на базар, чтобы потолкаться в толпе, окунуться в мирские заботы людей, заглушить тоску по семье и дому.

Доспан, помощник Гани и, если так можно назвать, второй номер у пулемета, с тревогой наблюдал за приготовлениями своего наставника.

— Не беспокойся, — усмехаясь, сказал ему Гани. — За время моего отсутствия никто на Исламбека не нападет. Так что стрелять из пулемета тебе самостоятельно не придется.

— Я не о том, ага, — почтительно произнес Доспан. Краска смущения залила его скуластое лицо. Он чувствовал себя неловко оттого, что знал о существовании тайны, которую учитель скрывает и которую все же могут раскрыть.

— За вами следит Сайтбай.

Рука Гани застыла на крупе лошади, а лицо осталось непроницаемым. Молчал он не больше минуты. Перебрал в памяти все свои поездки в Актерек. Ни разу ему не встретился этот злой и недружелюбно настроенный человек. Провокация? Тогда зачем Доспану предупреждать об опасности?

Гани дружески улыбнулся.

— Пойдем во двор расскажешь.

На супе они сели друг против друга, поджав под себя по-восточному ноги.

— Последний раз, когда вы отправлялись в Актерек, я разговаривал со своим земляком, — начал Доспан, — он в тот день охранял дом Исламбека. А напротив, в открытых воротах, стоял Сайтбай. Сперва мне показалось, что он присматривает за нами. Но стоило вам сесть на лошадь и уехать, как Сайтбай тоже оказался на коне. Вы выехали из аула с одной стороны, а он с другой. На Актерек есть вторая дорога. Она длиннее. Но Сайтбай добрался до поселка, наверно, раньше — он гнал свою лошадь.

— Интересно, — произнес Гани, — чем же я ему подозрителен?

— Вы не любите басмачей! — с жаром произнес Доспан и осекся. Он думал, что Гани рассердится на неслыханную дерзость, набросится на парня с руганью. Но Гани сказал:

— Можно подумать, что тебе они нравятся.

Доспан, потупив глаза, молчал.

— Ладно, не отвечай, — Гани вновь подобрел. — А в Актерек мне все-таки надо съездить. Отправляйся пока к хозяйке, скажи, чтобы приготовила нам чай. Я тем временем подумаю, как посмеяться над Сайтбаем.

Когда Доспан вновь вернулся на супу с чайником и двумя пиалами, Гани его спросил:

— Ты мне поможешь проучить Сайтбая?

— Конечно, учитель, — с готовностью откликнулся юноша.

Гани поставил свою лошадь на улице под караталом, оседланную, готовую в дальний путь. Сайтбай обязательно это заметит и будет находиться где-то поблизости. Позднее он забеспокоится, решит, наверное, проверить, что задерживает поездку. Доспан будет крутиться на улице. Если Сайтбай к нему приблизится, из ворот тотчас выйдет Гани. Он попросит Доспана присмотреть за конем, а сам снова уйдет в дом и затем проберется на край аула, куда Доспан заблаговременно отведет своего коня.

— Когда я вернусь, — заключил Гани, — мы вместе посмеемся над несообразительным Сайтбаем.

— А это не опасно — сердить его? — спросил Доспан.

— Конечно, опасно! — согласился Гани. — Но как его отвадить от привычки подсматривать за честными людьми!

План, придуманный Гани, осуществился полностью. Гани побывал в Актереке, не опасаясь слежки, передал женщине в парандже нужные сведения. Возвращался в отряд с хорошим настроением, даже запел перед самым аулом. Но вскоре песню пришлось прервать — на дороге появился всадник, в котором Гани сразу узнал Сайтбая.

Бандит остановил свою лошадь метров за пятнадцать до перебежчика. И винтовка у него была не за спиной, как обычно у верхового, а на правом плече. Ее можно было скинуть одним легким движением.

Гани тоже придержал коня. Он был без винтовки. Сайтбай мог подумать, что его противник безоружен. Но Гани никогда не расставался с наганом, который прятал на груди.

— Еще раз здравствуй, Сайтбай, счастливой тебе дороги, — прервал молчание Гани.

— Я поджидаю тебя.

— Неужели! — в голосе перебежчика едва заметно звучала насмешка.

— Ты не на своего коня сел.

— Ах вот оно что! Мне разрешил хозяин.

— Объясни причину.

— Понимаешь, моя с норовом, вечно спешит. А я не люблю быстрой езды.

Сайтбай промолчал. Развернул свою лошадь, направил в аул. На Гани он больше не оглянулся. Но тот нагнал его. Поехали рядом.

— Хочешь, скажу, зачем я езжу в Актерек?

— Не надо. Все равно соврешь.

— Ты меня оскорбляешь, Сайтбай! — повысив голос, произнес Гани. Ударив коня каблуками в живот, Гани ускакал вперед.

«Надо обязательно найти способ избавиться от этого добровольного соглядатая, — с тревогой подумал Гани. — В противном случае может провалиться вся операция, задуманная Моисеевым».