Ошибка исключена

* * *

Операцию Моисеев продумал уже тогда, когда плыл с отрядом на пароходе. Вечера были длинные, спокойные. Командира никто не тревожил, а это великое благо, когда человек хочет сосредоточиться.

Получение сведений из бандитского центра через Джамал Идрисову было, конечно, чрезвычайно важным звеном в цепи. Но далеко не последним...

С наступлением темноты улицы Хивы вымирали. Поэтому незачем было ждать позднего часа для визита к Идрисовой. Это даже лучше — идти вечером. Если случай все же с кем-либо и столкнет, то меньше шансов возбудить подозрение. Не успел, мол, человек завершить дневные дела, вот и припозднился.

Моисеев взял с собой Прокофия, которому предстояло в этой операции получать сведения от старика. Разыкул-ага русского языка не знал. Захватил он и Петренко, ему надлежало вести наблюдение за улицей и домом Идрисовой, пока в нем будут Моисеев и Прокофий.

Первым вышел за ворота Петренко. Огляделся, нырнул в лабиринт узких улиц. Шагов через сто он буквально вжался в дверной проем одного из домов, затаился. Улица долго оставалась пустынной. Значит, слежки не было.

Еще несколько минут тишины, и украинец не услышал, а скорее почувствовал, что идут командир с переводчиком.

Сделал шаг вперед, чтобы его увидели. Моисеев молча положил ему руку на плечо и слегка подтолкнул вновь к укрытию. Петренко отступил. Ему теперь предстояло проследить, не увязался ли «хвост» за командиром.

Все было спокойно. Своих Петренко вновь встретил перед домом, подходы к которому он осмотрел еще днем.

Командир и переводчик вошли во двор, а Петренко пересек улицу и замер.

Оставив Прокофия во дворе, Моисеев вошел в дом один. Порог был высоким, он споткнулся, едва не упал.

Джамал поднялась навстречу с расстеленного на полу одеяла. Поверх него была уже наброшена скатерть. Чайник и стопка пиал, восточные сладости, горка белых лепешек — все это ждало гостя.

— Извините, — произнесла девушка, указав ему на место, что было ближе к печке, — но почетный гость должен расположиться именно здесь.

Он глянул на нее обрадованно, пояснил:

— Хорошая традиция. Мне будет легче спрятать босые ноги. — Сергей снял сапоги. Сунул поглубже в голенище не совсем свежие портянки.

На углях в печи исходил паром темный кумган. Джамал заварила чай.

— Может, примерить паранджу?

Она чувствовала себя наедине с ним неловко. Сергей засмеялся.

— Не надо. У нас сегодня важная встреча — необходимо видеть лицо и глаза собеседника. Вы спасете сотни людей, если хорошо сыграете эту роль.

— Я постараюсь, — сказала Идрисова послушно. Моисеев достал из кармана фотографию.

— Вот, смотрите, — сказал он. — В центре — я, командир, а вокруг — бойцы. Весь мой отряд. Если снимок попадет даже к врагу, он не вызовет подозрений... Запомните лицо бойца, который сидит вторым с правого края. Вглядитесь внимательно! Темный, узколицый. Нос тонкий, с горбинкой, глаза живые... Веселый человек! Зовут его Гани. Повторите.

Джамал произнесла имя. Оно хорошо звучало и быстро запоминалось. Моисеев протянул руку и забрал фотографию.

— Не годится, — сказал он. — У вас глубокий, красивый голос. Любой определит, что под паранджой скрыта молодая женщина. Вы должны казаться старухой! Будьте добры, прохрипите мне, как зовут того человека?

— Гани, я видела ваш снимок у командира, — глухо произнесла Джамал.

— Это уже самодеятельность, — сказал Моисеев. — Впрочем, пароль не нужен, вы знаете Гани в лицо.

— А как он узнает меня?

Моисеев извлек из кармана две медные сережки, украшенные бирюзой.

— Будете продавать раздельно, запросите непомерно высокую цену. Если все же найдется дурак и купит серьгу, выложите вторую...

К чаю Моисеев так и не притронулся. Джамал налила свежего. Но Сергей сказал, что не привык пить чай, он бы предпочел ковш холодной воды. Но это потом, когда они закончат разговор.

— И последнее, что вам понадобится, — произнес Моисеев. Он вновь запустил руку в левый карман галифе. Джамал, увидев пачку денег, инстинктивно от них отгородилась. — Вам надо будет заплатить хозяйке за комнату. Заплатить и за то, чтобы вами особенно не интересовались. Необходимость. Тут ничего пока не поделаешь.

Он поднялся. Отвернувшись, наспех обернул ноги портянками и сунул их в широкие голенища.

— Вот, кажется, все. В случае опасности — уходите немедленно. Или дайте мне знать через старика.

Он смотрел на нее спокойно, а на душу наваливалась тоска. Хоть кричи. Моисеев ненавидел сейчас свою работу за то, что она заставляла его посылать людей на возможную смерть. А опасность разоблачения следует за разведчиком постоянно, словно тень. И никакая вера в свою правоту не могла заглушить сейчас угрызений совести Сергея.

— До встречи, Джамал, — сказал он тихо. Отступил на два шага. — Сейчас сюда войдет наш переводчик Прокофий. Познакомьте его с Разыкулом-ага.