Если долго считать рациональность благом, можно проглядеть прекрасное

Глава 24. Только раз в несколько десятков лет вся семья может собраться дома и весьма ненадолго

Когда я только приехала в Форкс, мне показалось, что местные жители стремятся к уединенной жизни, возводя свои дома обособленно друг от друга, скрывая их за деревьями. Каллены в этом отношении, вероятно, превосходили всех своих соседей. Последние городские строения давно остались позади, а вскоре после того, как мы пересекли по мосту реку, закончилось и дорожное покрытие. Мы свернули на узкую грунтовую дорогу, петлявшую между деревьями. Гадая, что ждет меня впереди, я уже была готова увидеть пещеру в горе или ход в подземелье, когда моему взгляду предстала живописная лужайка перед красивым светло-бежевым домом, окруженным могучими кедрами, чьи раскидистые кроны поднимались выше трех этажей камня. Дом явно был очень старым, но было видно, что о нем хорошо заботились. Рядом не было гаража, у крыльца такого особняка ожидаешь, скорее, увидеть конный экипаж, чем автомобиль.

— Какой красивый, — вслух заметила я, когда Эдвард открыл дверь с моей стороны.

— Я знал, что тебе понравится, — улыбнулся он. — Мы сильно перестроили его внутри, но Эсми хотела сохранить его внешний облик неизменным.

— Откуда он здесь?

— Он принадлежал одному бизнесмену, владевшему фабриками по производству бумаги, но жить здесь оказалось неудобно, и семья покинула его. Дом ветшал заброшенный, пока Великая депрессия не вынудила прежних владельцев его продать.

Пройдя несколько шагов, я остановилась. Волнение, которое немного утихло, пока Эдвард развлекал меня разговорами по пути, нахлынуло с новой силой, стоило увидеть пункт назначения так близко.

— Может быть, в другой раз? — я стала пятиться назад к машине, но Эдвард зашел мне за спину и, положив руки на плечи, мягко подтолкнул вперед.

— Нет уж, мы уже приехали.

— Серьезно, Эдвард, мы ведь можем прийти и в другой раз, — сердце билось, как после стометровки. Что, если его родители встретят нас с презрительным осуждением? С чего я вообще взяла, что мне можно прийти в этот дом? Еще и в таком качестве.

— Боишься?

— Ужасно.

— Это рациональный страх? — в голосе над моим ухом явно слышалась улыбка.

Какой подлый прием — использовать против меня мои же принципы. Наименее честная часть меня подумала, что испытывать страх перед визитом в дом целой семьи хладных вполне рационально, но я знала, что боюсь ведь я совсем не этого. Признавая поражение, я опустила плечи и перестала пытаться отступить назад. Тихо посмеиваясь, Эдвард поцеловал мои волосы.

— Умница. Все будет хорошо, обещаю.

— Совести у тебя ни грамма.

Эдвард засмеялся, ободряюще сжав мою руку. За высокими дверями обнаружился просторный холл, залитый светом, вероятно, занимавший большую часть первого этажа. У широкой лестницы нас ждали родители Эдварда. Когда мы вошли, они приветливо улыбнулись, но подходить ближе не стали. Я уже встречалась с ними, но чувствовала себя неловко, придя в их дом.

— Белла, это Карлайл и Эсми, — представил их Эдвард.

— Мы знакомы, — ответил Карлайл, протягивая мне руку. — Привет, Белла.

— Здравствуйте, доктор Каллен, — я пожала его руку, холодную, как и у Эдварда.

— Зови меня Карлайл.

— Карлайл, — смущенно повторила я.

— Мы рады видеть тебя у нас в гостях, — Эсми тоже протянула мне руку, хотя явно старалась не подходить слишком близко. Изящные пальцы оказались удивительно сильными.

— Спасибо.

— А где Элис? — спросил Эдвард.

— Здесь! — раздался звонкий голос.

Словно маленький вихрь, Элис сбежала по лестнице и обвила мою шею тонкими руками.

— Элис! — строго окликнула ее Эсми.

Элис была маленькой и изящной, как гимнастка, она обнимала меня, словно старого друга. Я не ожидала такого теплого приема и почти автоматически обняла ее в ответ.

— Привет, — поздоровалась я.

— Ты так здорово пахнешь, — пробормотала она, заставив меня удивленно замереть.

— Господи, Элис, что ты…

— А что? — она отстранилась от меня, чтобы посмотреть на Эдварда. — Ничего такого я не сказала.

Я заметила, что рядом с Карлайлом возник Джаспер. Высокий и статный, он был похож на средневекового воина из фильма, впрочем, возможно, он и был им когда-то.

— Привет, Белла, — поздоровался он.

— Привет, — я улыбнулась, чувствуя себя спокойно и комфортно. Неловкость отступила, я была рада быть здесь.

Взглянув на Эдварда, я заметила, что он недовольно хмурится, глядя на Джаспера. Оу, так вот как это работает.

— Эм, у вас очень красивый дом, — неуклюже попыталась вставить реплику я.

— Спасибо, — польщено улыбнулась Эсми. — Пришлось снести пару стен, но результат того стоил.

Я окинула взглядом комнату. В интерьере преобладали белый и бежевый цвета, мягкий ковер и натуральное дерево мебели и паркета создавали ощущение уюта и чистоты. Мое внимание привлекла странная форма высокого потолка и сглаженные углы, где он переходил в стены. Казалось, над нами купольная крыша, но ведь это только первый этаж. Проследив за изгибом сводов, я нашла взглядом южную стену, которая оказалась полностью прозрачной, открывая вид на реку и зеленые кедры, словно этот пейзаж был частью обстановки. На небольшом возвышении рядом с ней блистал великолепием белый рояль.

— Ты играешь, Белла? — спросила Эсми, заметив мой интерес.

— Нет, увы, — ответила я. Рене очень любила музыку и пыталась учить меня, но из этого ничего не вышло. — А Вы?

— Нет, — улыбнулась она. — В присутствии Эдварда играть осмеливается только Розали.

— Почему?

— Не выдерживаем сравнения.

В голосе Эсми отчетливо слышалась гордость. Получается, это рояль Эдварда?

— Он не говорил тебе? — удивилась она.

— Нет.

Я подняла на Эдварда вопросительный взгляд. Он поморщился в ответ.

— Он, должно быть, постеснялся.

Верилось в такое с трудом. Элис прыснула от смеха. Эдвард закатил глаза, я кусала губу, стараясь не смеяться в ожидании его ответа.

— Что бы я сейчас ни сказал, это только усугубит ситуацию, — проворчал он.

— А ты не говори, поиграй для Беллы, — предложила Эсми.

Это напомнило, как мама просила меня встать на стул в детстве, чтобы прочесть стихотворение. Она надеялась, что таким образом я переборю свою боязнь выступлений, но эффект был обратный, однако едва ли Эдвард испытывал подобные трудности.

— Мы не для этого приехали.

Смешок все-таки слетел с моих губ, когда я увидела его выражение лица.

— Ты смущен? — спросила я.

Эдвард прищурился, глядя на меня. Я слышала, как тихо засмеялся Джаспер.

— Наш скромник Эдвард, — пропела Элис, потянувшись, чтобы взъерошить его волосы.

— Прекрати, — спокойно сказал он, перехватывая ее руку.

Элис звонко рассмеялась.

— Давай, — подтолкнула его к роялю Эсми. — Чем дольше отпираешься, тем более неловко будет.

Сдавшись, Эдвард сел за инструмент, я устроилась на длинной банкетке рядом с ним. Он словно в нерешительности смотрел на клавиши, выглядя при этом столь трогательно, что у меня защемило в груди. Улыбнувшись, я положила подбородок ему на плечо. Он повернул ко мне голову, вскинув бровь, и, наконец, коснулся клавиш. Как только зазвучали первые ноты, мне стал понятен замысел столь необычной формы комнаты. Звук отразился от стен и сводов потолка, разливаясь в воздухе гармоничным перезвоном.

— Вау, — я разглядывала потолок, как если бы могла видеть движение волшебного звука.

— Здорово, правда? — Эдвард сыграл еще несколько аккордов, добавив к ним нежную мелодию из высоких нот. — Это Эсми придумала. Она наш главный архитектор. Но ты первый человек, который это слышит. Как звучит?

— Потрясающе, — я посмотрела туда, где недавно стояла семья Эдварда, но оказалось, что в комнате никого кроме нас не было. — Они ушли.

— Они не хотят смущать тебя, но ты им понравилась, особенно Эсми. Знала бы ты, как они волновались сегодня.

Ловкие пальцы легко перебирали клавиши, хотя даже моих познаний было достаточно, чтобы понять, насколько это была сложная пьеса. Эдвард сыграл длинный пассаж и на пару мгновений поднял руки над клавишами. Казалось, рояль сделал вдох, словно он был живым, прежде чем зазвучала новая мелодия, тихая и красивая. Я с удивлением поняла, что знаю ее, Эдвард напевал ее вечером, пока я не уснула.

— Как это называется? — тихо спросила я.

— Колыбельная.

— Ты написал ее?

Он кивнул, не отрываясь от своего занятия. Приближаясь к финалу, мелодия вдруг зазвучала очень грустно и затихла на последнем вопросительном аккорде. Отражение этого звука некоторое время еще витало под потолком, снова и снова задавая свой вопрос и не находя ответа. Эдвард задумчиво смотрел на клавиши, словно и сам искал ответ на мучивший его вопрос. Я взяла его за руку, и он поднял на меня глаза.

— Спасибо, — сказала я, глубоко тронутая этой пьесой.

Улыбнувшись, он поднес мою руку к губам.

— Пойдем. Я покажу тебе дом.

Холл играл роль гостиной и места отдыха. Я заметила игровую приставку у телевизора, то здесь, то там лежали забытые журналы или книги. Этой комнатой явно часто пользовались, но, похоже, мое присутствие изгнало ее обычных обитателей. Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж.

— Там кабинет Карлайла, комната Розали и Эмметта, дальше — комната Элис и Джаспера.

— Розали и Эмметт не захотели видеть нас?

— Розали не пришла не из-за тебя, — ответил Эдвард. — Так она выражает свой протест мне, а Эмметт просто не захотел оставлять ее одну.

— Вы всегда живете вместе?

— Нет, только в первые годы на новом месте. Приезжая, мы изображаем школьников. Чем более юными мы кажемся, тем дольше можем прожить на одном месте, а, поступив в колледжи, мы разъезжаемся. Позже мы перебираемся в другой город, но только раз в несколько десятков лет вся семья может собраться здесь, дома, и весьма ненадолго.

— Похоже на Рождество.

— Да, — улыбнулся он. — Действительно похоже.

Сбоку на стене висел большой деревянный крест. Он был просто вырезан из дерева и едва ли мог служить украшением. Было странно увидеть его здесь.

— Он висел в церкви, где служил священником отец Карлайла, — сказал Эдвард. — И он сам после него. Отец выкупил его спустя много лет после обращения, когда снова оказался в Лондоне, как единственное напоминание о доме. Сама церковь сильно пострадала в пожаре и больше не функционировала, но крест уцелел. Кто-то снял его и бросил в вырытую могилу на примыкающем кладбище.

— Выглядит очень старым, — проговорила я, прикоснувшись к сухому, отполированному временем дереву.

— Так и есть. Карлайл вырезал его где-то во второй половине семнадцатого века.

Я удивленно подняла на него глаза.

— Под пожаром ты имеешь в виду тот самый пожар? [1]

Эдвард кивнул.

— Сколько же лет Карлайлу? — пораженно прошептала я.

— Примерно триста шестьдесят, — улыбнулся Эдвард. — Точнее сказать сложно. В то время не записывались даты рождения простолюдинов.

Триста шестьдесят лет. Я повторила это про себя, пытаясь представить такой огромный промежуток времени. Это казалось целой вечностью. Перед глазами вставали образы королей в париках и немыслимых одеждах, чумные доктора и мушкетеры. Словно совсем другой мир.