Через шторм

***

Ночью горизонт впереди пылает холодно-голубым светом, а небо над ним затянуто светящейся зелёным дымкой. Ролан с запозданием понял, что ветер не просто попутный, он несётся туда, увлекая за собой верхний слой воды. Скоро они достигнут точки невозврата и тогда останется только ждать.

Бледный, как привидение, Сайрус выбрался на палубу под свет звёзд и Большой луны. В движениях самурая нет плавности, только болезненная дёрганность. Зашитый бок зажимает ладонью, но лицо… гримаса яростной решимости. Квинтэссенция стальной воли, смешанная с агонией.

Ролан шагнул придержать, но Сайрус отмахнулся и опустился на лавку. Повернулся, вперив взгляд в сияющий Шторм.

— Вот какого… я такой невезучий? — Пробормотал брат, кривясь и стискивая шов.

— Раны, — ответил Ролан, пожимая плечами, — случались даже с отцом. Мать говорила, что когда он покидал дворец главного жреца, то был с головы до ног в крови, своей и чужой.

— Какие раны? — Пробормотал Сайрус, ткнул пальцем в бок, зашипел, вскинул голову, скалясь, как безумец. — Эта царапина? Пустяк…

— Эм… тогда в чём невезение?

— Я жив.

— Э… — Протянул Ролан, силясь найти слова, но мысли, как холодным ветров вынесло.

Сайрус откинулся на фальшборт, поднял взгляд к россыпи звёзд и простонал.

— Я сражался против конницы даймё, воевал с горными кланами, высаживался под ливнем стрел! Но всё ещё жив!

— Это ведь хорошо.

— Нет! Жизнь так коротка и ничтожна… что уйти надо в блеске славы! На пике сил.

Сайрус умолк, лицо разгладилось, а ветер сдвинул влажные волосы со лба. Серые глаза тусклы, как ни разу неполированный меч. Грудь мерно вздымается, раздуваются и опадают крылья носа.

— Понимаешь… — Начал младший брат, по-прежнему не глядя на Ролана. — Когда я был мал, умер друг отца, старый-престарый самурай. Я его видел до этого… Гордый, сухой, с сильным взглядом и огромными ладонями. Каждое движение — Смерть!

Голос наполнился детским восхищением и восторгом. Ролан встал рядом, опёрся поясницей о фальшборт. Сайрус с трудом растянул уголки губ, в тусклом свете сверкнули зубы.

— Настоящий воин. Вот только… его забыли через год. Будто его и не было. Замок ушёл наследнику, а тот отдал своему сыну. Понимаешь, всего год и крестьяне не могли даже имени вспомнить. Я так не хочу… не хочу! Пусть меня запомнят за деяния! Молодого, полного сил! А не забудут дряхлым стариком! Ты меня понимаешь?

— Нет.

Сайрус медленно повернулся, воззрился на брата рыбьим взглядом. Ролан с неуверенностью откашлялся в кулак, добавил:

— Недавно, всего год тому, я бы поддержал тебя. Слава, это всё для мужчины… но не сейчас. Я гнался за подвигами, но едва не расшиб лоб. А люди, что слушали меня… расшибли. Слава ничего не значит. Никакая. Мёртвым всё едино.

Сайрус откинул волосы за спину, криво усмехнулся, шумно выдохнул носом.

— Просто ты слаб.

— Что?

— Ты слаб. — Повторил Сайрус и глаза засверкали заточенной сталью. — Нерешителен, неспособен на риск. Ты ведомый.

— Что? — Повторил Ролан, сбитый с толку переменой в тоне разговора.

Сайрус с натугой поднялся, шагнул к брату и опустил ладонь на плечо. В этот момент он показался выше и шире в плечах, а сам Ролан ужался. Да и сам себя ощутил крошечным.

— Ты ведом. — Повторил Сайрус. — Твой риск идёт не от храбрости, а от дурости.

Пальцы сдавили плечо с такой силой, что ногти продавили ткань и погрузились в плоть. Сайрус придвинулся, подавляя Ролана, как физически, так и морально.

— Что ты совершил, потому что сам так захотел? Твои мышцы сильнее моих, твои раны затягиваются на глазах, но ты неизмеримо слабее меня или отца.

— Это ещё почему? — Прорычал Ролан, чувствуя странное пощипывание в уголках глаз и не понимая, что вообще происходит.

— Потому, что мы — Люди. А ты, инструмент.

Сайрус отпустил плечо, широко улыбнулся и похлопал по щеке. Отступил и сказал:

— Попробуй пожить своей жизнью. А потом можешь рассуждать о ценности славы. Тогда, возможно, я с тобой соглашусь.

Когда он ушёл, Ролан сгорбился и рухнул на лавку. Погрузился в мысли, совершенно не замечая женского силуэта, по-кошачьи устроившегося на мачте.