The Мечты. Минор для мажора

- Дойдем – открою, - сказал Богдан, погладил лошадь по шее, и они дружно зашагали рядом. – Почему у нее такое странное имя?

- Первая?

- Да.

Юлька улыбнулась и посмотрела на Богдана. А потом перевела взгляд на животное, чуть наклонилась вперед и потрепала гриву с несколькими косичками на голове.

- В честь моего недоумения! – объявила Юлька и негромко рассмеялась.

- Рассказывай уже! – весело велел Богдан.

- Как скажете, сэр. Это лет шесть назад было. Я приезжала к отцу на каникулы. Пока жила в столице, ходила там в секцию верховой езды, мне очень нравилось. Училась, училась, затянуло. А сюда прикатилась... ну представь себе, два месяца в нашей деревне. Мне как местной уже через неделю на море неприлично было ходить. Я узнала про эту ферму, - Юлька кивнула вбок, где стоял небольшой коттедж. – Здесь хозяин – папин приятель. Потому мне разрешили приезжать в любое время и торчать тут сколько хочется. Собственно, мне и сейчас так можно, но я для приличия записалась, да и времени столько уже нет, как раньше. Но вот когда я приезжала сюда в то лето... В общем, вышла на выгон, а у них одна кобылка в тот год ожеребилась. И к тому времени, как появилась я, Первую как раз начали понемногу выводить. Она тогда мелкая была, дурная, длинноногая. А я выперлась ее погладить. Мне до этого как-то с жеребятами иметь дело не доводилось. Юрка, инструктор, разрешил. А вот эта зверюга не разрешила. Как начала от меня убегать. Я за ней, она от меня... и ни капустой ее было не приманить, ни морковкой. Вообще никак не шла. Я тогда стояла посреди выгона и недоумевала. Ну вот и брякнула, что это первая лошадь, которая меня боится. Так ее и назвали Первой.

- И что же ты сделала, что она перестала от тебя бегать?

- В следующий раз протащила с собой контрабандой запрещенные вещества. Рафинад! Юрка не разрешает с собой что-то приносить. И сахара они им практически не дают – разве только чтобы успокоить изредка, он зрению вредит, а народ так и норовит их накормить. В общем, я катастрофически нарушила правила. Но зато Первая поддалась.

Лошадь фыркнула и стала прясть ушами. В ответ на это Юлька снова рассмеялась, теперь уже заливисто, и сказала:

- Про тебя говорят, да? Про тебя! Хорошая девочка!

- Да уж, кто откажется от сладкого, - рассмеялся вслед за ней Богдан.

- Бодя, ворота! – напомнила Юля.

- Раскомандовалась, - весело хмыкнул он, ускорил шаг и, скинув металлическую петлю, распахнул половину ворот. Подождал, пока Первая неторопливо прошла мимо, и запер обратно. А Юлька на ходу наклонилась к нему и провозгласила:

- Да! Раскомандовалась! В кои-то веки президентом компании руковожу.

- Я всего лишь скромный генеральный директор.

- И как оно? Сложнее, чем в поло?

- Не сравнивал, - пожал плечами Богдан.

- Что-то мне подсказывает, что ты вообще согласился только потому, что Роман Романович мозг снес. А так бы лучше в поло.

Он снова остановился и поднял голову, чтобы видеть ее глаза.

- Не веришь, что я сам захотел?

- Не знаю. Не очень, - негромко ответила Юлька. – Мне казалось, что ты другого хотел.

- Может быть, но мне нравится то, чем я занимаюсь, - он осмотрелся и довольно заявил: - А тут красиво!

- Юлька фигни не скажет, - кивнула она, после чего спешилась и подхватила Первую под уздцы, зашагав возле нее. – В выгоне мне скучновато, а тут хорошо. И ей приятнее. Она только со мной и Юркой свободно гуляет. Значит, тебе правда нравится быть самым главным?

- Если хочешь что-то сказать – говори.

- Ну это же не я за тобой гоняюсь по всему городу и его округе, - усмехнулась она. – А так болтаю, что в голову приходит. Не нравится – не слушай. Можешь даже домой возвращаться уже, мы тут с Первой сами.

- Не получится, - громко, от души расхохотался Богдан. Юлька некоторое время смотрела, как он ржет, сосредоточенно пытаясь не захохотать следом. И так за эту встречу с ним непозволительно много улыбается, а это неправильно. Чтобы отвлечься от стойкого желания собственного рта разъехаться от уха до уха, она отпустила ремни, слегка хлопнула Первую по крупу и причмокнула.

- Порезвись, моя хорошая, - сказала она лошади, та отошла на несколько шагов, и только после этого Юлька снова повернулась к Моджеевскому. – Я всего лишь вела к тому, что не все мечты имеют свойство сбываться, и это даже хорошо. Ты теперь целый настоящий генеральный директор.

- А знаешь, какой у этого самый большой плюс? – спросил Богдан, поймав ее взгляд.

- Какой?

- Я могу делать, что хочу.

«Хозяин», - мелькнуло в ее мыслях, и сделалось больно. Он снова мальчик-мажор, который мог говорить ей все, что ему вздумается. Но почему-то однажды совсем не вздумалось заткнуться, когда от его слов ей стало невыносимо плохо. Солнце померкло. Юлька судорожно перевела дыхание и, прежде чем поняла, что несет, ляпнула:

- То есть задалбываешь меня на правах хозяина города?

- А ты так уверена, что мир вертится вокруг тебя?

- Что ты, Бодя! Это ты уверен, что мир вертится вокруг тебя! Тебе же все можно. Все вокруг тебе принадлежит. А мне – совсем немногое, но оно мое и тебя не касается. Да у меня по сути только моя семья и есть. Первую, и ту продают, и всем похрен, что я ее люблю!

- Чего? – переспросил он, не понимая траектории ее слов.

- Да ничего, - проворчала она, понимая, что взорвалась на ровном месте. Ясно же. У Моджеевского новая игра – ее поддевать. Откуда ему знать, что она и без того задыхается в его присутствии. Она сунула руки в карманы куртки и потопала к реке, глядя на лошадь, опустившую голову у старого дуба и явно нашедшую что-то для себя интересное.

Здесь и правда было красиво. Деревья местами все еще золотисто-багровые. Трава зеленеет мелкими пятнами среди пожухлого покрова земли. И небо, отражающееся в воде, делает все вокруг совершенно бездонным. Невероятно. Совсем не думалось про ноябрь. Думалось, что тут и цветы могут еще расцветать при достаточном количестве солнца.

Она и уходила туда, к солнцу, сверкавшему в речке, а Богдан упрямо двигался за ней.

- Юль! Объясни по-человечески, - он схватил ее за локоть, останавливая. – Лошадь продают?

Ее испуганный взгляд быстро метнулся к тому месту, за которое он ее удержал. Потом к его лицу. И наконец сосредоточился на глазах, скрытых очками. Ни черта... Как будто забрало опустил, а она – на виду вся. Никакой возможности спрятаться. И от этого страшно.

- Ну продают, - ответила она. – Их содержать дорого. Не справляются на ферме. Туристы не особо спасают. Я уже несколько лет, с тех пор как стала зарабатывать на винтажной теме, пятую часть прибыли каждый месяц перечисляю, чтобы им помочь. Кстати, твои чаевые тоже сюда перечислила, всю сумму. Могу отчитаться.

- Да не чаевые это! – вспылил Богдан, отпуская ее. – Что ты заладила? В конце концов, мы не только знаем друг друга тысячу лет. Мы родня, считай. Мне не жалко. Тебе было, чем коням своим помочь. Что такого?

- Ничего! – выкрикнула она в ответ. – Но я хочу, чтобы ты уяснил для себя раз и навсегда одну вещь! Мне не нужны и никогда не были нужны деньги. Ни твои, ни твоей семьи! Ни в каком виде! Даже если тебе не жалко!

- Всё?

- Тебе мало? Ты это десять лет запомнить не можешь. Не все продается и не все покупается.

- Ну ты-то у нас, конечно, эксперт в этом вопросе, - рявкнул Моджеевский и осекся. Не ссориться явился, но Юлька и камень доведет. Зло сдернул с лица очки и выругался: – Черт! Ладно! Доставлю тебе сегодня удовольствие и уеду. Но можешь пять минут поговорить спокойно?

- Что ты хочешь? – враз сдувшись, устало спросила она.

- У тебя все в порядке? Никто не достает… – он пробежал глазами по ее лицу, поправил чуть съехавшую набок шапку и усмехнулся: - Кроме меня?

Юлька тоже усмехнулась. Сейчас они были так близко друг к другу, как не были бесконечно давно. И ей хотелось либо сбежать на край света, либо чтобы он, в конце концов, обнял ее. И в этом она тоже признавалась себе впервые.

- Да кому я нужна, чтоб меня трогали, - хрипловато ответила она.

- Ну я же задалбываю, - усмехнулся он, и во избежание нового взрыва ее возмущения, быстро сказал: - У меня просьба. Если к тебе заявится моя мать, пожалуйста, скажи мне. Не воюй с ней в одиночку.

- Богдан... – Юлька посмотрела прямо в его глаза. Голубые-голубые, куда ярче этого неба над их головами. – Я уже давно научилась сама себя защищать. Того, что было, уже не будет, если тебя это тревожит. Актуальность утрачена.

Значит, сама. Это резануло слух особенно. Он перевел дыхание.

- Ты с ней не справишься одна. Ее фантазия безгранична.

- Ты меня сейчас мало знаешь, - чуть охрипшим голосом ответила она. – А я – тебя. Почти не знаю.

Его руки легли ей на плечи. Он склонил голову и негромко прошептал:

- Я знаю главное – ты все такая же упрямая и все так же обожаешь спорить.

Опалив Юлину щеку своим дыханием, Богдан прижался горячими губами к ее губам, и вся она оказалась в крепком объятии его рук. И даже не успела трепыхнуться. А потом и не захотела.

Наверное, это страшно, когда сбывается мечта, которая не должна сбываться. Но в ту секунду, когда Юля чувствовала их касание – кожи к коже, не боялась ни капли. Только в висках настойчиво стучало – он обнял. Он все-таки обнял ее, будто бы влез в голову и увидел ее единственное настоящее желание. Секунду. Ту секунду она так и прожила – осознавая себя в его руках, как в единственном на свете безопасном месте, в котором должна быть. А потом шевельнула губами, раскрываясь ему навстречу и пуская в себя.

Чувство нереальности происходящего томительно отдавалось под ребрами, шумело кровью в ушах, и было плевать, разверзнись сейчас земля под их ногами. Она в его руках, целует его в ответ – за один этот случившийся миг он продаст душу дьяволу, так давно этого хотел! Сжимая ее все крепче, Богдан отчаянно, до боли целовал свою Юльку и не давал ни мгновения передышки.

А когда ей стало не хватать дыхания, она негромко всхлипнула и вспомнила.

Всего лишь еще одна секунда. А она всхлипнула и вспомнила. Почему не должна. Почему неправильно. Почему так непередаваемо больно.

Задыхаясь, Юля извернулась, уперлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть, одновременно отворачивая лицо.

Он не позволял. Удерживал в своих руках, безнадежно оттягивая неминуемое. Прижался щекой к Юлиной макушке, шерсть шапки неприятно царапала кожу, но Богдан чувствовал лишь ее тело – сейчас напряженное и сопротивляющееся ему.

- Перестань! – выкрикнула она, наконец окончательно нарушив то, что еще у него оставалось. – Богдан, прекрати!

- Нет! – зло выдохнул он.

- Хватит! Я не хочу!

- Чего не хочешь? – он заглянул ей в глаза. – Ну! Скажи! Чего ты не хочешь?

- Тебя. Тебя! Не хочу!

- Я бы мог спросить почему, но избавлю тебя от вранья.

- Дурак! – взорвалась Юлька и, приложив все силы, какие у нее только были, в конце концов, отпихнула его, отскочив на спасительное расстояние в два шага. – Хватит! Ты же знаешь! Ты знаешь! У меня Дима, Андрей. У нас семья, у нас все хорошо. Я их люблю! Зачем ты меня трогаешь? Ты же сам… сам говорил, что не претендуешь!

- Ты тоже много чего говоришь, - хмыкнул Богдан с кривой усмешкой, заставляя себя оставаться на месте.